Страница - 59

Глава шестая

Муслим сидел и вспоминал прошлое. Да, было время, когда ему все сходило с рук, а сейчас жизнь по­вернулась к нему боком, и не поймешь, какая она и за кого она. Щенок, которого он сам вырастил, теперь ки­дается на него. Давно ли Каир почтительно слушал Муслима и бормотал: «Поступаю в ваше распоряжение, жду направления», а теперь, как стал директором, так все и позабыл. А Муслим-то на него надеялся, как на своего, называл младшим братом. Хорош брат!

Уже поздно, уже два часа ночи, а он еще не решил, что ему делать. Ясно, надо писать, надо жаловаться. Но время-то теперь не то! Однако попытаться надо.

Муслим начал писать:

 «Каир Альжанов смотрит на завод, как на свое по­местье. Весь инженерно-технический персонал подобран из родственников Альжанова. На командных должно­стях работают: зять директора, отец зятя директора, не­веста директора, некая Дамеш Сагатова, затем...» Дой­дя до этого места, Муслим взял ручку и перечеркнул все написанное. Три человека на три с половиной тыся­чи работников завода — это, конечно, не так много. Нет, надо начинать с другого конца:

«Критику директор не терпит и беспощадно расправ­ляется со всеми, кто осмеливается громко говорить о его недостатках,— писал Муслим.— Так однажды, ког­да товарищ Игламбек выступил на собрании с резкой и справедливой критикой зятя директора...»

Муслим опять задумался. Что ж тогда случилось с Игламбеком? Да ровно ничего! Не уволили его, не да­ли выговора! Вот свинство... Муслим бросил ручку и начал ходить по комнате. Нет, раньше было много лег­че. Тогда и доказательств особых не требовалось — только пиши и обвиняй. А может, это он постарел на­столько, что не знает, как надо писать? Неужели он по­терял все чутье, знания, авторитет?

«Директор говорит,— писал дальше Муслим,— «...завтрашние хозяева нашего завода — это казахи- сталевары и казахи-горновые, надо делать ставку имен­но на них».

«Да,— подумал Муслим.— Это хорошо, что Каир так сказал. Ведь это опасная завиральная идея, от нее и до национализма один шаг. Вот первое, о чем надо гово­рить и писать, и второе: Дамеш и авария. Заводу были нанесены крупные убытки, он, Муслим, с ней поступил гуманно, по-отечески, не оштрафовал ее, не уволил. Не справилась ты с работой? Тяжела она тебе? Ну что же! Ты женщина. Ты слаба, ты рассеяна, у тебя мало опыта, так прояви же себя на другой работе. С завода тебя никто не гонит. Но Дамеш не согласна с этим, и поэто­му директор, вернувшись на завод, отменил приказ главного инженера. Отменить приказ, согласованный с совнархозом! Почему? Как? Да потому, что Дамеш — невеста директора. Только и всего. Вот вам и второй факт. Кроме того, необходимо сообщить об Аскаре. Кто он такой, откуда взялся? Что ему надо на заводе? За­тем Ораз. Как это так случилось, что его бригада из передовой стала отстающей? А директор его покрывает».

Наутро, сидя в машине и направляясь в обком, Мус­лим снова (в который раз) мысленно излагал свою речь перед секретарем обкома.

 В горкоме он уже побывал. Секретарь горкома вел себя не очень определенно. Когда Муслим рассказал ему о том, как Каир восстановил Дамеш на работе, Ба­заров только сдержанно заметил: «Ну, наверно, были у директора какие-то свои соображения, и поэтому он и отменил ваш приказ. На то он и директор». И больше Базаров не прибавил ни слова. Раньше он никогда с ним так не говорил. Помнил, как Муслим спас его в свое время, в министерстве от крупных неприятностей. Тогда во время строительства Бухтарминской ГЭС Ба­заров наделал немало ошибок; скандал был бы обяза­тельно, если бы не Муслим. Он поддержал, помог, дал

Базарову хорошую характеристику. И тогда он ему чуть руки не целовал, а сейчас все забыл. Ох, и корот­ка же у человека память на добро! До чего коротка...

— А ну-ка, останови машину, — приказал Муслим шоферу, увидев идущую по улице женщину: «Вот, кста­ти, технический секретарь обкома.»

— Садитесь, довезу вас! — крикнул он ей весело, та узнала его и улыбнулась.

— Да тут недалеко,— сказала она.

— Садитесь, садитесь,— замахал руками Муслим.— Что за разговор!

Муслим сказал, что как раз сегодня он думал о ней всю дорогу.

— В чем дело? — спросила она.

— А вот в чем. Сегодня я должен зайти к секрета­рю обкома. Есть дело, и серьезное.

— Серьезное? — переспросила женщина.

— Да, очень серьезное,— ответил Муслим.— Я не стал бы беспокоить по пустякам такого занятого чело­века, как товарищ Саркисов. Сам был когда-то замес­тителем министра, понимаю, как мало времени у това­рища Саркисова, только крайняя нужда заставляет.

— Хорошо,— согласилась женщина.— Я запишу вас на прием первым.

Муслим просиял. Вот что значит вовремя ввернуть нужное слово!

Первый секретарь обкома, высокий смуглый человек с курчавыми волосами, встретил его у двери. Он поздо­ровался и усадил Муслима в кресло. Закурили. Они зна­ли друг друга еще по прежней работе в Алма-Ате.

— Ну, как у вас дела на заводе? — спросил сек­ретарь.

— Трудимся, товарищ Саркисов! — ответил Мус­лим.— А как вам у нас нравится? Вошли, так сказать, в курс дела?

— Да нет, еще знакомлюсь,— ответил Саркисов.— Вот все собираюсь к вам в гости. Это хорошо, что вы приехали. Вы говорили, что у вас ко мне какое-то сроч­ное дело?

— Да, надо было бы серьезно потолковать,— вздох­нул Муслим.— Условия работы нашего завода особые, специфические,— он наклонился и доверительно дотро­нулся до колена секретаря.—Поэтому у нас не все лад-

но. Я очень рад, что сейчас секретарем у нас именно вы,— сказал он прочувствованно.— Вашего предшест­венника мы, например, не видели ни разу. Это, конечно, сказывалось во всем. Повторяю, у нас не все ладно, вот приедете и увидите.                           .

— А что же у вас неладно? — секретарь взял со сто­ла блокнот.— Вы говорите, а я буду записывать.

Муслим устроился поудобнее, тоже достал из карма­на блокнот, положил его перед собой, открыл и начал говорить. Говорил он долго и обстоятельно, секретарь его почти не перебивал, только иногда задавал кое-ка­кие вопросы.

— Так,— сказал Саркисов, выслушав все.— Давайте сразу же принимать меры.

' Он вызвал свою помощницу и дал указание пригла­сить на завтра директора завода, секретаря первичной парторганизации и секретаря горкома.

— Ну, и вы сами приезжайте,— сказал он Мусли­му.— Буду ждать вас к трем.

Муслим вышел от секретаря веселый — что ж, пер­вая встреча прошла удачно, посмотрим, что будет завтра.

Когда на следующий день он пришел в обком, часы показывали три минуты четвертого. Эх, обидно, что за­поздал. Он сразу же прошел к секретарю, там уже си­дели все вызванные, Саркисов ходил по комнате и о чем-то говорил, Серегин улыбался. При появлении Мус­лима все замолчали. Муслим покосился на секретаря. Неужели уже нашли общий язык? Он прошел к столу и сел в то кресло, где сидел вчера.

— Извините,— сказал он легким поклоном,—за­поздал, задержался в столовой.

— Бог простит,— улыбнулся секретарь.— Вас, ко­нечно, а не столовую. В столовых у нас еще большие непорядки, люди иногда ждут по часу. Мы уже дирек­тору треста об этом говорили, да, видно, мало. А вы, товарищ Каир, пообедали? Отлично. Значит, можно на­чинать, а то известно, что сытый голодного не разумеет. У казахов это сказано еще лучше: нет злей голодного. Итак, начнем...

С этими словами Саркисов сел.

— Речь пойдет вот о чем,— сказал он.— Главный инженер завода товарищ Мусин недоволен положением дел. Свое мнение он мне высказал вчера. Сейчас, когда мы все в сборе, давайте поговорим откровенно,— он на­жал кнопку.— Первое слово ваше, товарищ Мусин.

Вошли две женщины с тетрадями и карандашами и сели за отдельный столик. «Стенографистки! Этого еще не хватало»,— подумал Муслим.

— Самый главный наш недостаток,— начал он наро­чито громким голосом,— это шаткость руководства. Я отвечаю за техническое состояние завода, за исправ­ность его механизмов, но директор и секретарь партко­ма почему-то вмешиваются в мои дела и отменяют мои распоряжения. Товарищ Альжанов, уезжая в Москву, оставил меня своим заместителем, я принимаю решения, согласовываю их с совнархозом, но возвращается ди­ректор и отменяет эти распоряжения. Получается неле­пость. И эту нелепость чувствуют все работники заво­да. Директор расшатывает мой авторитет, а ведь, ка­жется, он должен был бы его беречь, как и свой соб­ственный.

— Факты, факты,— сказал Каир.

— Хорошо, сейчас будут и факты,— сказал Муслим, взглянув на Каира.— Только вы меня не перебивайте. Мы же в кабинете секретаря обкома, об этом хотя бы не забывайте.

—- Ну, ладно,— Саркисов постучал по столу каран­дашом.— Давайте говорить спокойно. Мы слушаем вас, товарищ Мусин.

— Перехожу к фактам. Есть у нас некая Дамеш Сагатова — инженер, коммунист, молодая красивая жен­щина. Все это, разумеется, хорошо, но плохо то, что эта Сагатова диплом инженера имеет, а настоящего опыта работы у нее нет и в помине. Отсюда очень многие не­приятные для производства качества Сагатовой. В ча­стности, ее демагогичность и истеричность. Она колотит себя в грудь, кричит о своих знаниях и одновременно устраивает аварию. Разве так можно? Ну, хорошо, ты кричать кричи, книжки читай,, а работать нам все-таки не мешай. И вот я перевел ее из цеха на другую рабо­ту. Согласовали все, конечно, с совнархозом. Ну и что же? Приехал директор и снова поставил Сагатову в тот же цех, где она была. Почему? В чем дело? Начинаю дознаваться и узнаю: Сагатова — невеста директора.

Муслим торжествующе оглядел присутствующих, но все сидели молча.

Тогда Муслим начал рассказывать о том, как прохо­дило заводское партийное собрание; потом перешел к бригаде Ораза, тоже, к слову сказать, близкого род­ственника директора; потом коснулся брата Дамеш Ас­кара и тут задал собравшимся несколько вопросов.

— Я бы хотел узнать,— сказал он,— откуда взялся этот человек? Что мы о нем знаем? Ничего, кроме того, что он был в плену, отбывал после этого длительный срок заключения, потом появился в Темиртау, и с тех пор на заводе начались всякие неприятности. Ораз, на­званый брат инженера Сагатовой, запил и слег в боль­ницу, сама Дамеш, племянница этого самого Аскара, совершила аварию. А директор, Каир Альжанов, отно­сится к этому одобрительно. Никому даже и в голову не пришло присмотреться к бывшему каторжнику, по­явившемуся вдруг в Темиртау. Отсутствие бдительнос­ти — это такой порок, который подчас ничем не окупишь.

Муслим смотрел теперь на Каира. Тот сидел, опус­тив голову. Саркисов слушал внимательно, не спуская глаз с Муслима. Базаров чуть заметно улыбался, Сере­гин сидел хмурый и неподвижный.

— Директор у нас еще очень молод и неопытен,— продолжал Муслим.— Это, конечно, не вина его, а беда. Но есть и вина. Альжанов не любит тех, кто опытнее его, и всячески избегает советов. Берется за многое, а делает очень мало. Вернулся из Москвы и начал кри­чать «ура, обновляем нашу технику»... Прошло два ме­сяца, и посмотрите сейчас на нашу технику — какой она была, такой и осталась. Правда, его невеста Дамеш Сагатова предложила проект, относящийся к процессу варки стали, не проект даже, а школьное упражнение. И директор, заметьте, уверенный, что из этого проекта ничего не получится, отдает приказ. приступить к его осуществлению. Почему? Чтобы не обидеть изобрета­тельницу! Как вы хотите, но так расточать государст­венные средства — это дело невозможное. Я хочу сказать еще вот о чем: товарищ Альжанов, как и я, казах и к казахам относится донельзя покровительственно. «В Ка­захстане,— говорит он,— ключи от техники должны находиться в руках казахских инженеров». И для осуще­ствления этого лозунга он собирает вокруг себя лени­вых, недобросовестных, неработоспособных людей, толь­ко были бы они казахами. Это очень скользкий путь!

Мы знаем, к чему это может привести. В результате все­го этого на заводе совершенно невозможная обстановка. Я, главный инженер, тяну завод в одну сторону, а ди­ректор — в другую. Я строил этот завод, директор на него пришел только вчера, и вот мне, старику с седой го­ловой, приходится угождать юноше, только недавно по­кинувшему студенческую скамейку. Как хотите, это не дело!

С хорошо разыгранным волнением Муслим встал, подошел к открытому окну, облокотился на подоконник и закурил.

— Так,— Саркисов поглядел на Каира.— Товарищ Альжанов, вы ничего не хотите нам сказать?

Каир поглядел на Серегина, тот кивнул головой: мол, говори, не робей.

— Ну что ж, товарищи,— сказал Каир.— Все, о чем говорил нам главный инженер, все это в том или ином виде есть в действительности. И все-таки в том виде, как нам это представил главный инженер, это ложь. Взять хотя бы историю с Аскаром Сагатовым. Да, доктор Сагатов был в плену, а потом в заключении. Ныне он реабилитирован и восстановлен во всех советских и пар­тийных правах. Его племянница инженер Сагатова пред­ложила нам проект, и мы будем его использовать, потому что это действительно дельный, многообещаю­щий проект, и вы, товарищ Мусин, не могли найти в нем ни одной ошибки, а искали долго. Говорил ли я, что казахи должны овладеть техникой? Конечно, говорил и буду говорить, буду подбирать и учить людей, но не для тех целей, которые мне приписывает Мусин. Одним словом, речь главного инженера получилась клеветни­ческая.

— Замолчать, мальчишка! — Мусин ударил кулаком по столу.— Товарищ секретарь, да что же это такое?

— Спокойно, товарищ Мусин,— Саркисов поднял ру­ку.— Вас не перебивали, не перебивайте и вы!

— Я не хотел оскорбить главного инженера,— ска­зал Каир.

Мусин почувствовал, что ему нечем дышать, он рас­стегнул воротник рубашки. Саркисов увидел это и по­качал головой. Муслим тоже поглядел на него: «Вот видишь,— говорил его взгляд.— Видишь, что делают эти мальчишки... Не выдавай же старого друга».

Тогда Муслим начал рассказывать о том, как прохо­дило заводское партийное собрание; потом перешел к бригаде Ораза, тоже, к слову сказать, близкого род­ственника директора; потом коснулся брата Дамеш Ас­кара и тут задал собравшимся несколько вопросов.

— Я бы хотел узнать,— сказал он,— откуда взялся этот человек? Что мы о нем знаем? Ничего, кроме того, что он был в плену, отбывал после этого длительный срок заключения, потом появился в Темиртау, и с тех пор на заводе начались всякие неприятности. Ораз, на­званый брат инженера Сагатовой, запил и слег в боль­ницу, сама Дамеш, племянница этого самого Аскара, совершила аварию. А директор, Каир Альжанов, отно­сится к этому одобрительно. Никому даже и в голову не пришло присмотреться к бывшему каторжнику, по­явившемуся вдруг в Темиртау. Отсутствие бдительнос­ти— это такой порок, который подчас ничем не окупишь.

Муслим смотрел теперь на Каира. Тот сидел, опус­тив голову. Саркисов слушал внимательно, не спуская глаз с Муслима. Базаров чуть заметно улыбался, Сере­гин сидел хмурый и неподвижный.

— Директор у нас еще очень молод и неопытен,— продолжал Муслим.— Это, конечно, не вина его, а беда. Но есть и вина. Альжанов не любит тех, кто опытнее его, и всячески избегает советов. Берется за многое, а делает очень мало. Вернулся из Москвы и начал кри­чать «ура, обновляем нашу технику»... Прошло два ме­сяца, и посмотрите сейчас на нашу технику — какой она была, такой и осталась. Правда, его невеста Дамеш Сагатова предложила проект, относящийся к процессу варки стали, не проект даже, а школьное упражнение. И директор, заметьте, уверенный, что из этого проекта ничего не получится, отдает приказ приступить к его осуществлению. Почему? Чтобы не обидеть изобрета­тельницу! Как вы хотите, но так расточать государст­венные средства — это дело невозможное. Я хочу сказать еще вот о чем: товарищ Альжанов, как и я, казах и к казахам относится донельзя покровительственно. «В Ка­захстане,— говорит он,— ключи от техники должны находиться в руках казахских инженеров». И для осуще­ствления этого лозунга он собирает вокруг себя лени­вых, недобросовестных, неработоспособных людей, толь­ко были бы они казахами. Это очень скользкий путь!

Мы знаем, к чему это может привести. В результате все­го этого на заводе совершенно невозможная обстановка. Я, главный инженер, тяну завод в одну сторону, а ди­ректор — в другую. Я строил этот завод, директор на него пришел только вчера, и вот мне, старику с седой го­ловой, приходится угождать юноше, только недавно по­кинувшему студенческую скамейку. Как хотите, это не дело!

С хорошо разыгранным волнением Муслим встал, подошел к открытому окну, облокотился на подоконник и закурил.

— Так,— Саркисов поглядел на Каира.— Товарищ Альжанов, вы ничего не хотите нам сказать?

Каир поглядел на Серегина, тот кивнул головой: мол, говори, не робей.

— Ну что ж, товарищи,— сказал Каир.— Все, о чем говорил нам главный инженер, все это в том или ином виде есть в действительности. И все-таки в том виде, как нам это представил главный инженер, это ложь. Взять хотя бы историю с Аскаром Сагитовым. Да, доктор Сагатов был в плену, а потом в заключении. Ныне он реабилитирован и восстановлен во всех советских и пар­тийных правах. Его племянница инженер Сагатова пред­ложила нам проект, и мы будем его использовать, потому что это действительно дельный, многообещаю­щий проект, и вы, товарищ Мусин, не могли найти в нем ни одной ошибки, а искали долго. Говорил ли я, что казахи должны овладеть техникой? Конечно, говорил и буду говорить, буду подбирать и учить людей, но не для тех целей, которые мне приписывает Мусин. Одним словом, речь главного инженера получилась клеветни­ческая.

— Замолчать, мальчишка! — Мусин ударил кулаком по столу.— Товарищ секретарь, да что же это такое?

— Спокойно, товарищ Мусин,— Саркисов поднял ру­ку.— Вас не перебивали, не перебивайте и вы!

— Я не хотел оскорбить главного инженера,— ска­зал Каир.

Мусин почувствовал, что ему нечем дышать, он рас­стегнул воротник рубашки. Саркисов увидел это и по­качал головой. Муслим тоже поглядел на него: «Вот видишь,— говорил его взгляд.— Видишь, что делают эти мальчишки... Не выдавай же старого друга».

После Каира слово взял Серегин. «Эх, не сломал я тебе вовремя голову,— подумал Муслим,— вот ты и лаешь».

— Я буду краток,— сказал Серегин.— Тут шла речь о Сагатовой, о ее проекте. Говорили: молодая, красивая женщина. Это все так! Но она еще и знающий инженер, товарищ Саркисов. И проект ее тоже очень интересен. Умный проект! Именно о нем мы не раз разговаривали с товарищем Мусиным. И очень крупно разговарива­ли, чуть ли не до крика. Так что, видите, винить одного Альжанова никак не приходится. Тут еще и парторг ви­новат.

— Парторг виноват прежде всего потому, что у него нет своего лица! — крикнул Мусин.— Директор говорит, а парторг поддакивает.

Серегин засмеялся.

— А как же мне не поддакивать, если я согласен? А согласен я потому, что все эти вопросы мы решали вместе. Вот хотя бы насчет того, что казахи должны ов­ладевать техникой. Ну, разве это не правда? Разве из казахов не должны выходить инженеры, сталевары, ма­стера литейного дела? А вы ведь что говорите, товарищ Мусин? Что не надо растить национальные кадры. Раз­ве это линия нашей партии? Нет, это ваша собственная линия, товарищ Мусин. Вы же говорите своим соотече­ственникам — не суйтесь с суконным рылом в калашный ряд: ваше дело овец гонять по степи, а производство не ваше дело. Ну, что можно сказать об этом? Директор вам уже ответил. Подготовка казахов-сталеваров и ка­захов-горновых — это дело государственной важности. Именно так наш директор Каир Альжанов и ставит воп­рос. Но только ставить вопрос — это мало! Надо еще уметь убеждать и растолковывать. Люди, привыкшие к степи, на наши заводы и фабрики идут еще неохотно. Значит, нужно побороть этот древний инстинкт, вдох­нуть в них веру, интерес к производству. Вот это главное.

Серегин говорил не громко, но очень убедительно, Муслим несколько раз приоткрывал рот, хотел, каза­лось, что-то сказать, но так ничего и не сказал.

А Серегин продолжал:

— У нас в стране народы не разделяются на пере­довые и отсталые, на кочевые и оседлые. Пора казахам идти на завод. Вот вы, товарищ Мусин, боитесь даже слово «казах» произнести. Как бы вас не обвинили в национализме...

Муслим слушал и горестно думал: ну, понес! Сел на своего любимого конька. Теперь уж его ничем не ос­тановишь. Вот демагог! Ладно, говори, говори! Твое слово не камень, оно не убьет и не потопит. Вот что Ба­заров скажет? Он человек вялый, язык у него подвешен не особенно ловко. Как бы он не повернулся в другую сторону. Забыл, сукин сын, старое добро. Когда его сня­ли с работы, я взял его в свою канцелярию управляю­щим! Забыл, все забыл!

— Городской комитет,— сказал Базаров,— в курсе всего, что сегодня говорил главный инженер. Тогда мы не вмешивались в это дело об инженере Сагатовой прос­то потому, что считали неудобным подменять руковод­ство завода. Это все-таки вопрос внутренний — так думали мы. Вероятно, это было нашей ошибкой. Во вся­ком случае, сейчас вмешаться придется. Товарищ Му­син, что такое вы здесь говорили об Аскаре Сагатове? Я ушам своим не поверил. Аскар Сагатов — настоящий советский человек, коммунист. То, что он перенес и плен, и лагерь и вышел из всех этих испытаний таким же ком­мунистом, каким был, и является подтверждением его моральной стойкости.

— Не слишком-то ручайтесь! — крикнул Муслим.

— Ну, почему же не ручаться? Я ручаюсь! — отве­тил Базаров.— А вот вы-то... Ну, ладно! Товарищ сек­ретарь обкома сам все скажет! Мы же у него в кабинете.

Муслим сидел как в чаду. У него ухало в висках, горело лицо. Вдруг что-то сильно заломило в груди. Неужели опять сердце? Неужели он впрямь потерпел поражение? Теперь все зависит от секретаря обкома,

Саркисов встал из-за стола и долго молчал.

— Товарищи,— сказал он каким-то совершенно но­вым, резким, жестким голосом,— вот здесь высказыва­ли разные мнения насчет причин разлада руководства на заводе. Все это мы выслушали, зафиксировали и бу­дем обсуждать на бюро обкома. Тогда и будет вынесе­но окончательное решение. А сейчас мне хочется толь­ко сделать некоторые предварительные замечания. То­варищ директор, вы правы, когда говорите, что технике сейчас принадлежит главенствующуя роль. Правильно, передовая техника нам нужна как воздух! Но дело, ко­

вечно, не в одной технике, дело еще в людях; и то, что вы занялись воспитанием национальных кадров, го­ворит о вашей незаурядной политической чуткости. Поэ­тому желаю вам всего хорошего. Идите по этой дороге, и тех, кто вам будет мешать, бейте прямо наотмашь. А вы,—он посмотрел на Базарова.—Вы слабо руководите, товарищ Базаров, половинчато, безынициативно. И пло­хо, что свои ошибки вы признаете только тут. Вот об этом вам и надо будет подумать в дальнейшем. А мы тоже прочтем стенограмму и подумаем, тогда и решим. Ну, а пока до свидания!

 Саркисов резко отодвинул стул и встал, за ним вста­ли и все остальные. Муслим подошел к Саркисову. Они стояли друг перед другом.

— Адам Григорьевич! — сказал Мусин.— Вы не да­ли мне слова для ответа, поэтому создалось такое впе­чатление, что я...

— Эх! — Саркисов махнул рукой.— Это у меня со­здалось о вас было впечатление, это я проглядел вас!

Вечерело. Мягко сияло заходящее солнце. Муслим и сам не заметил, как шофер его домчал до Темиртау. Всю дорогу он хмурился, вспоминая подробности сове­щания.

«Не такое у меня было впечатление о вас»,— сказал Саркисов. А какое же, дорогой? Такое, что любой юнец может наступить на горло Муслима, а он будет лежать под ним на земле и улыбаться. Если такое, то ты и прав­да ошибся. Муслим совсем не такой. Вот увидишь. Есть еще Алма-Ата, есть еще Москва... Есть ЦК партии. По­смотрим, как там поглядят на все...

Не доехав до своего дома, Муслим отправил маши­ну, а сам пошел пешком. Ему надо было успокоиться. А то придет красный, возбужденный, с прерывистым ды­ханием, дрожащими руками, и Айша сразу обратит вни­мание. Начнет спрашивать, что случилось. Разве опять на сердце свалить? Давай! Вали! Сердце все выдержит! Тут он заметил, что кто-то сходит с крыльца его кварти­ры и идет к нему навстречу. Кто такой? Игламбек? Нет, как будто непохож. Игламбек выше и стройней. Впро­чем, может быть, и он. Слух о заседании в обкоме успел уже разлететься по всему заводу, и люди, конечно, за­беспокоились. Ведь если инженеры стоят за Каира, то

рабочие, вот вроде этого Игламбека, конечно, верят толь­ко Муслиму. Они знают, кто такой Муслим. И вдруг он чуть было не закричал — к нему шел Аскар Сагатов, каторжник. Сагатов, мысль о котором не давала Мусли­му покоя все последние недели. Ах ты сволочь! Ведь в чем душа у тебя держится, а ты все кусаешься.

Муслим думал проскользнуть незаметно, но поздно, каторжник направлялся прямо к нему. Ну, что же...

— Здравствуй, товарищ Сагатов! Добрый вечер! — говорил Муслим громко и весело. Он протянул Аскару руку, но тот слегка отступил, и рука Муслима осталась висеть в воздухе.— Хотел зайти к тебе,— продолжал Муслим тем же тоном,— да все времени нет! Қиплю как в котле. Да тебе, наверно, Айша рассказывала.

— Да, кое-что рассказывала,— ответил Аскар.— Го­ворила, как ты был рад моему возвращению и чего мне желал.

Муслим засмеялся.

— Да, да, желал! Желал тебе всего самого хороше­го. Друг ты мой! Что прошло, то кануло в вечность. Это как дождь — налетит, прошумит, и опять небо чистое и ясное.

— Да,— усмехнулся Аскар,— пятнадцать лет хлеста­ли меня эти ливни, пятнадцать лет над тобой сияло сол­нышко! Что ж, сухой мокрого не понимает!

Муслим покачал головой.

— Вижу, что ты все сердишься! — сокрушенно сказал Муслим.— А напрасно! Разве я по своей воле действо­вал? Разве многие тогда понимали что к чему? Не проро­ком я был, а таким же человеком, как и все вокруг.

— Ловко! — Аскар засмеялся и пошел прочь.

«Ну и черт с тобой, иди! — подумал Муслим.— А с женой сейчас иной разговор. Нашла себе друга. Нет, если ты мне жена, не вводи в мой дом того, кто точит на меня нож! Вот и весь разговор с тобой».

Муслим отпер входную дверь. В коридоре было тем­но. В комнате тоже темно. Он прошел в столовую и уви­дел Айшу. Два больших раскрытых чемодана стояли на полу, и Айша укладывала в них вещи. Сестра Муслима стояла у двери, горестно прислонясь к косяку, и смотре­ла на Айшу.

«Что такое происходит?» — подумал Муслим и почув­ствовал, как у него дрогнули колени.

Айша подняла голову от чемодана, лицо у нее было серое и хмурое. И дочка его Софья тоже глядела на не­го исподлобья.

— Ты что, в дорогу собралась? Так счастливый путь,— улыбнулся Муслим, пытаясь взять себя в руки.

Она взглянула на него спокойно и ответила:

— Да, уезжаю.

— Куда?

— В Алма-Ату. К отцу.

— Что ж так срочно? Отпуск получила, что ли?

— Да, получила отпуск,— ответила Айша сухо и ровно.— Я ухожу от тебя!

— Вот это действительно новость! — воскликнул Муслим.— А почему, можно тебя спросить?!

— Ты же все знаешь! — она посмотрела ему прямо в лицо.— Ты давно уже догадался обо всем. В этой квар­тире нам стало тесно. Когда останешься один, обду­май все.

Тут громко заплакала сестра, и Муслим тяжело опустился на стул. Опять сдало сердце.