Страница - 6

Глава шестая

В ту ночь, когда Фатима видела во сне мужа, Жунус, скитавшийся по земле узбеков, ехал из Маргелана в Фергану. Он сопровождал имама Агзама, имевшего чрезвычайное поручение эмира Бухары встретиться с ученым шейхом из Хиндустана. Только очень немногие знали, что шейх прибыл для «спасения мусульманской веры» в Туркестан.

В Маргелан путники добрались поездом, раздобыли здесь провожатого у местного муллы и вместе с ним вы­ехали в Фергану. Проводник держал путь по долине, за­росшей густым кустарником. Ночь была темная. Грозо­вые тучи обложили небо. Жунус хмуро молчал и зорко вглядывался в темноту. Имам бормотал под нос молит­вы, потом, доверившись провожатому, успокоился и за­молчал.

Припоминая встречу с эмиром, Агзам старался раз­гадать тонкий намек его о шейхе, как о спасителе веры, Имам даже усмехнулся. В такое время, когда вместе с крушением жизненных устоев подвергались сомнению сама незыблемая основа веры, ее не может спасти при­езжий шейх. По мнению имама Агзама, для спасения Средней Азии от нашествия голодных кафиров с севера нужна острая сабля.

Имам Агзам был тесно связан с Бухарой, духовным центром всего Туркестана, не только политическими взглядами. Бухаре он обязан воспитанием и завидной карьерой. Блестяще окончив знаменитую медресе Мир- и-Араб, высшую духовную школу в Бухаре, он поехал в Джетысу, город Аулиэ-Ата. Здесь при поддержке духов­ного главы Бухары сделался настоятелем мечети, а че­рез несколько лет одновременно занял главного имама мавзолея Ходжа-Ахмеда Яссави. Огромные средства, поступавшие от паломников, попадали большей частью в просторный карман имама. За очень короткий срок он разбогател и приобрел немалый вес в Бухаре.

Когда эмир призвал духовных лиц возглавить борьбу с советской властью, имам Агзам встал во главе антисо­ветских сил в Семиречье. Его дом в Аулиэ-Ате, куда он перебрался из Туркестана, превратился в настоящий штаб заговорщиков. Сюда приходили националисты из партии «алаш», переодетые в одежду казаха-скотовода (лисий треух — тумак, сапоги с длинными голенищами и высокими каблуками). Отсюда выходили юродивые ди­ваны, одетые в лохмотья, с посохами в руках, и ходжи— ретивые пропагандисты ислама среди казахов. И, нако­нец, в этом доме имам Агзам снаряжал послов к уфим­скому муфтию и рассылал секретные письма знатным, богатым казахам, приглашая создать мусульманский отряд для священной борьбы с русскими, а также с ка­захами вероотступниками.

По дороге в Бухару имам Агзам вербовал фанати­ков-мусульман и, составив небольшой отряд, поручил командование Жунусу. Имам хорошо знал, кого он вы­бирает. Жунус не богат и не славится родом. Но зато он имеет имя. Раскаты грома после грозы шестнадцатого года еще не стихли. Нет-нет, да прогремит эхо в горах.

Агзам надеялся связать имя Жунуса, прославленного вождя повстанцев, со священной борьбой за веру — га­заватом.

Но первые шаги принесли неудачу. Отряд, собранный из разных аулов, по мере удаления от мест таял на гла­зах. Из двухсот человек границу Бухары перешла лишь четвертая часть.

Агзам был удручен: если бы он привел в Бухару це­лый отряд казахов, то, несомненно, во дворце эмира вес его возрос бы. Может быть, он со временем, опрокинув Бурхан-эдина, занял бы пост всесильного кази-каляна, верховного судьи эмирата.

В Бухаре Агзама встретили радушно. Прирожденный дипломат, имам быстро завоевал внимание эмира. По­казав смелость мысли при решении важных вопросов, он за короткий срок стал своим человеком во дворце.

Постепенно эмир стал давать ему самые ответствен­ные поручения. Агзам вместе с Жунусом ездил в Хорезм к Джунаид-хану, последнему хивинскому хану, когда «непобедимый туркменский лев» еще был в зените сла­вы. Джунаид-хан принял имама ласково, устроил по восточному обычаю большой праздник, показал силу и ловкость туркменских джигитов.

Беседа с Джунаид-ханом длилась долго. Агзам и Жунус требовали объединения всех сил Средней Азии под зеленым знаменем Магомета и под руководством эмира Сеид-Алим-хана, чтобы сохранить священную Бу­хару для мусульман. Имам Агзам пустил в ход искусст­во красноречия и свой духовный авторитет. Он говорил мягким вкрадчивым голосом, каким обычно читал свя­щенные главы корана:

— Велик аллах, мудр Магомет! Под солнцем его нет ничего непредвиденного, все учтено и названо своим именем. Если эмир, наместник пророка в Средней Азии, призывает, то надо действовать, а не дробить силы. Про­медление губит, риск вознаграждает, если сразу не дрог­нула душа.

Агзам говорил вообще, а Джунаид-хан принимал на свой счет — это была форма восточной дипломатии. На помощь имаму пришел Жунус, державшийся в тени. Его бледное лицо покрылось румянцем. Слегка поклонив­шись, он сел по-турецки, поджав под себя ноги, а руки положил на колени.

— Эмир предпринимает большой поход против Таш­кента. Его удар должен быть поддержан вами! — сказал Жунус.

Джунаид-хан, прищурив хитрые зеленоватые глаза, долго молчал. На смуглом лице трудно было прочесть его мысли. Он разглядывал извилистые линии левой ла­дони, как будто хотел угадать свое будущее.

Но Джунаид-хана не обведешь вокруг пальца! У не­го глаза зоркие.

Хивинский хан сразу почуял, с кем имеет дело. Он не верил в успех и решил остаться в стороне, сохранив свою независимость.

Джунаид-хан усмехнулся: «Жизнь туркменских джи­гитов не купишь за недосягаемую идею панисламизма, сверкающую, как золотое полулуние бухарской мечети. Она очень дорога для туркмен».

Эту мысль он перевел на язык дипломатии и сказал вслух на третий день перед отъездом послов эмира:

— Передайте мой кровный братский привет эмиру Сеид-Алим-хану. Скажите ему, что я всегда готов со­единить с ним свою душу и силу. Но считаю, что цветы благого дня еще не расцвели, рвать их рано. Пусть рас­пространяется аромат неувядаемого ислама! Надо еще подождать!

И вот Агзам сидит на коне, едет с новым поручением, злой, недовольный поведением Джунаид-хана. Имам часто украдкой смотрит на Жунуса, боясь, как бы он тоже не изменил своему решению у порога больших со­бытий. Но достигнут ли они счастья? Не родились ли они под потухшей звездой?

Первый раз в жизни закрадывается сомненье в душу Агзама, Он задумался над словами Жунуса, сказанны­ми после посещения Джунаид-хана. Жунус сказал: «Не кажется ли вам, уважаемый имам, что наш панисламизм похож на старый дуб, переживший самого себя? Сухие корни его лежат на поверхности земли, на ветвях не рас­тут листья. Посмотришь на него, лишь чувство жалости вызывает он. Только невольно уважаешь и почитаешь его седую славу. Не кажется ли вам, что земля, выбро

сившая корни старого дуба на поверхность, похожа на современную жизнь? Она не воспринимает нашего па­нисламизма! Налетит сильная буря — свалит этот дуб.

Агзам сделал вид, что не соглашается с Жунусом.

А Жунус сказал еще резче:

— Не кажется ли, уважаемый имам, что мысль боль­шевиков о равенстве и братстве похожа на молодое яб­лоневое дерево? Оно пышно растет, привлекая внимание прохожих! У нас же в руках страх. Мы пугаем народ адом, богом и держим силой..

Такие дерзкие мысли Жунуса могли родиться от сом­нений, высказанных Джунаидом. Жунуса следовало бы... Но не надо упускать его из своих рук, он умеет ве­сти за собой народ...

Конь Агзама споткнулся. Имам едва удержался за гриву.

— О алла! — прошептал он.

Стал накрапывать мелкий дождь.

— Не спрячемся ли мы в кустах? — предложил Агзам.

— Вы жалеете халат или хотите дать русским время снять вашу умную голову?

— Моя голова принадлежит всевышнему, а не мне, В его воле отдать ее неверным или сохранить право­верным.

— В таком случае я вам советую поступить так, как поступил Ходжа Насреддин.

— А что мог сделать наш дивана?

Жунус не успел ответить. Защелкали ружейные вы­стрелы, и возле уха старика просвистела пуля. .

Агзам всю дорогу опасался- нападения басмачей. Пе­ред выездом из Бухары чиновники эмира советовали ему быть осторожным.

Имам знал, что Ибрагим-бек, конокрад и вор, сумел объединить разрозненные мелкие отряды басмачей. Сей­час для Агзама ясно было одно: если они попадут в их руки, живыми не уйдут. Духовный сан его не спасет.

— Спасайся!—закричал имам и ударил коня плетью.

Когда они выскочили из рощи, увидели всадников, мчавшихся наперерез. Имам, а за ним Жунус повернули к реке и бросились вплавь. Шагов за двадцать до спаси­тельного берега Агзам услышал крик Жунуса:

— Помоги!..

Имам схватил за уздечку коня Жунуса и поплыл дальше. Их спасла ночная темнота да камышовые за­росли.

Жунус был ранен в кисть левой руки. К счастью, пу­ля прошла навылет, лишь слегка задев надкостницу.

Агзам всю ночь провозился с Жунусом, стараясь остановить кровотечение. Забыв про свой духовный сан, имам проклинал басмачей и ругал Ибрагима-бека по­следними словами.