Страница - 9

Глава десятая

Тлеубай умер внезапно через день после посещения землемера Фальковского. Первым о его смерти узнал Бакен. Рано утром он зашел к своему другу и увидел печальную картину: жена тормошит Тлеубая, а сама за­ливается слезами.

— Отец, вставай! Боже мой, что с вами? Ой-бай!

Бакен наклонился. Тлеубай уже не дышал. Сердце перестало биться. Жена подняла на Бакена глаза, в них светился ужас.

— Надо вызвать аксакалов,— хмуро сказал Бакен. Жена с плачем выбежала из юрты. Ее крик разнесся по всему аулу.

— Ой-бай, бог наказал!

 Увидев жену Тлеубая, ревущую, взлохмаченную, жен­щины бросились к ней. Прибежала и Гульжан. Юрта Тлеубая не могла вместить желающих взглянуть на мертвеца. Многозначительно почмокав губами и пробор­мотав молитву, любопытные отходили от мертвеца. Все поражались необычной смерти человека: не болел и вдруг умер.

Жена, размазывая слезы по щекам, рассказывала:

—Пришел из станицы, поел и уснул. Всегда просы­пался рано, а тут спит и спит. Я уже подоила корову, а он все спит. Стала будить — тело холодное, не шеве­лится...

— Что вы смотрите — зовите муллу! — посоветовал кто-то.

— А что, без вызова не придет? — усмехнулась Гуль­жан.

— Без вызова Хальфе не придет. Так велит шариат!— ответил тот же голос.

Тут дело нечистое. Надо заявить органам вла­сти! — предложил Бакен.

— Ясно, отравили казаки! — утвердительно сказал один из беженцев.

Аксакалы вышли из юрты, за ним остальные. Мелки­ми, быстрыми шагами подошел Хальфе. Полы халата его развевались на ветру.

— Ассалямалейкум! — приветствовали муллу в один голос аксакалы.

Хальфе, приложив правую руку к груди, чуть накло­нил голову:

— Уалейкумассалям!

Муллу пропустили в юрту. Толпа снова хлынула за ним, Хальфе пощупал лоб, приподнял руку и отпустил. Она безжизненно упала. Затем мулла раскрыл веки по­койнику и посмотрел глаза. Пробормотав под нос молит­ву, он выпрямился.

— Кончился! Слава аллаху. Покойный был богохуль­ником, произносил еретические речи. За это он наказан аллахом! Аминь!

Хальфе, сложив ладони в горсточки, медленно провел ими по лицу. Сквозь пальцы он следил за толпой. Акса­калы перешептывались.

— Я совсем другого мнения, дорогой Хальфе! — ска­зал Бакен.

Щеки муллы затряслись от гнева. Указательный па­лец его повис в воздухе:           -

— Идешь против бога?

— При чем тут бог! Мне кажется, его отравили в станице!

— Это известно только одному аллаху. От чего бы он ни умер — это божье наказание!

— Это ваше мнение. А я еду к властям! — мрачно сказал Бакен.

Аксакалам не понравилась перепалка между Халь­фе и Бакеном. Они стали осуждать Бакена: «Заяви не заяви, а человек умер! К чему лишний шум? Тлеубаю теперь не поможешь!»

Бакен ушел. Аксакалы, пошептавшись с Хальфе, ве­лели приступить к обмыванию.

Через три часа сверстники Тлеубая завернули его холодное тело в саван, вынесли из юрты и положили на пригорке, головой на восток.

Хальфе начал читать молитву. О чем просил мулла аллаха, известно было только ему одному. Может быть, отмаливал грехи безбожника, а возможно, просил при­бавить наказание Тлеубаю.       .

В полдень траурная процессия двинулась на кладби­ще. Впереди шагал Хальфе, а замыкал шествие Бакен. Он шел, понурив голову, раздираемый сомнениями. Со­общить властям о смерти Тлеубая он не поехал. Друзья уговорили принять участие в похоронах. Вместе с джиги­тами Бакен рыл могилу.. Он постарался для друга. Не­смотря на каменистую почву, могила получилась про­сторная, с боковой нишей, куда кладут покойника.

Бакену жаль было Тлеубая. Жил человек, умер и, главное, жизни хорошей не видел. Трудно поверить, что он умер естественной смертью. Гульжан тоже так дума­ла. Бакен уговорил ее сходить в Кастек, пусть посове­туется с Верой Павловной. Может быть, учительница знает, что произошло с Тлеубаем в станице.

А Хальфе был рад — одним врагом в ауле Айна-Куль стало меньше. Мулла спешил с похоронами. Запретил устраивать пышные поминки, читал коран недолго, не больше десяти минут. А если бы умер бай? Хальфе про­лил бы тогда семь потов. Мулла мстил Тлеубаю даже после его смерти!         '

В последние минуты жена покойного лишилась со­знания и упала. Бакен и Токей спустились в могилу, взяли на руки тело Тлеубая, бережно положили в нишу и вылезли обратно. Токей тщательно накрыл яму доской. Родственники и друзья стали засыпать могилу песком. Так полагалось по шариату.

 Усталый Бакен пришел к Гульжан. Она только воз­вратилась из Қастека вместе с Верой Павловной.

Бакен присел за дастархан. Он опорожнил одну пиалу за другой. На его лице выступил пот. День был жаркий, а выкопать могилу на пригорке было нелегко.

— Конечно, дело нечистое! — сказала Вера Павлов­на,— Как может вдруг, ни с того ни с сего, умереть здо­ровый человек? Надо было вызвать врача из города. По­торопились с похоронами!

— Хальфе спешил: боялся, что Тлеубай разложится от жары! — ответил Бакен.

— Спешил?! — Вера Павловна не успела закончить. Раздался душераздирающий крик.

— Ой-бай!

Бакен бросился к двери. Высокий, как жердь, он уда­рился головой о верхнюю перекладину, из глаз посыпа­лись искры. За ним выбежали Вера Павловна и Гуль­жан. Они увидели пастуха, бежавшего мимо юрт. Он приостановился на секунду и, задыхаясь, крикнул:

— Мертвец... Мертвец...

— Что мертвец? — догнал пастуха Бакен.

— Шевелится!..

Ты говори толком, что случилось?

— Там... мертвец... воскрес! — промолвил пастух, и бледное лицо его искривилось от ужаса.

— Что-о?!

— Могила шевелится... Тлеубай стонет!

Встревоженные жители аула окружили пастуха и за­кидали его вопросами. У пастуха от страха стучали зубы. В эту минуту, растолкав толпу, к нему подошел Хальфе,

— Что ты мелешь? — закричал мулла.

— Тлеубай воскрес!

— Что-о?!

— Могила шевелится... Слышны стоны.

— Дурак! — возмущенный Хальфе отвернулся от па­стуха.

Толпа притихла.

— Ангелы пытают его за грехи! — пояснил Хальфе— Этого следовало ожйдать. Он еретик. Такая участь по­стигнет всех, кто идет против бога!

— А может, он не умер? — с сомнением шепнул Ба­кен Вере Павловне.

— Если шевелится — конечно!—ответила учитель­ница.

— Тогда идемте посмотрим!

Хальфе, как тигр, одним прыжком очутился впере­ди них:

— Куда? — он расставил руки, загородив дорогу.

— На кладбище!

— Вам нельзя! — завопил Хальфе на учительницу,— Вы кафир, женщина, иноверка!

Вера Павловна густо покраснела, обернулась к Бакену, как бы прося защиты. Бакен вскипел:

— Отойди, Хальфе! Не толкай меня на грех!

Мулла, воздев руки, взмолился:

— О аллах! Услышь мой голос! Пошли гром на .без­божника Бакена и на иноверку, чтоб она не глумилась над нашей верой! Аминь!

Толпа зашумела. Одни приняли сторону лальфе, дру­гие стали защищать Бакена и учительницу. Страсти раз­горелись, как степной пожар. Толпа наступала на Веру Павловну.

— Над кем она смеется!

— Идите, я сейчас задержу их! — сказала Гульжан.

Бакен взял за руку Веру Павловну, и они молча на­правились на кладбище. За ними, размахивая руками, с проклятиями побежал Хальфе. Гульжан повернулась к толпе.

— Родичи! — крикнула девушка срывающимся голо­сом.— Тлеубая похоронили живым. Как вам не стыдно? Он мучается в могиле, а вы не даете подойти к живому человеку. А если бы на его месте был кто-нибудь из вас?

Еще минуту назад толпа была готова растерзать в гневе Веру Павловну и Бакена. Сейчас многие пришли в себя и опомнились. Может, и правда Тлеубай за­снул? — подумали некоторые.

Токей выскочил вперед.

 — Айда, джигиты! —крикнул он и зашагал вслед за Бакеном и Верой Павловной.   .

Толпа заколебалась на миг и ринулась за Токеем. Ба­кен не слушал проклятий Хальфе, градом сыпавшихся на его голову. Он спешил на кладбище. Толпа останови­лась в десяти шагах от могилы. Бакен услышал глухой стон. Хальфе зашептал молитву. Он дрожал, готовый пуститься в бегство.      .

Могила зашевелилась. Явственно послышался голос Тлеубая.

— Надо скорее откопать! Пока он жив! — крикнула Вера Павловна, косясь на муллу.

— Я не позволю откапывать! — завопил Хальфе.

— Спрашивать не будем! — сверкнул глазами Бакен.

Толпа приблизилась.

— Я вам пошлю проклятье, только посмейте дотро­нуться до могилы! — Хальфе рвал на себе чалму.— Зав­тра же вас постигнет участь богохульника Тлеубая! Что вы, забыли шариат?

Толпа опять заколебалась. Мулла наступал:

— Мусульмане, моими устами говорят сами ангелы. Его мучают за грехи, слышите?

Из толпы крикнули:

— Уйди, Бакен!

— Не смей подходить к могиле.

Бакен в ярости сорвал с головы войлочную шляпу и бросил о землю.

— Вы что, сдурели? Тлеубай жив. Нечего слушать Хальфе!

Аксакалы бросились с кулаками на Бакена. Его за­щитил Токей.

Из могилы послышался стон. Шум стих.

— Пока вы спорите, человек может умереть! — воз­мущенно закричала Вера Павловна.

Хальфе считал учительницу виновницей всей этой кутерьмы.' Услышав ее слова, завопил, потрясая куда ками:

— Уберите иноверку с кладбища, пока вас не пора­зил гром!

Но тут произошло то, чего никто не ожидал. Земля на могиле зашевелилась, и с треском провалились доски. Все увидели голову Тлеубая, засыпанную песком.

Аксакалы во главе с Хальфе без оглядки побежали в аул. Даже кузнец Токей поспешил за ними.

Бакен, Вера Павловна и Гульжан бросились на по­мощь Тлеубаю.

— Давай руку!

Тлеубай с ужасом смотрел на своих спасителей. Гла­за его дико блуждали. Он тихо всхлипывал и кусал пальцы.

«Сошел с ума»,— Вера Павловна почувствовала, как у нее вдруг подкосились колени.

Гульжан закрыла руками лицо и задрожала. Бакен один голыми руками принялся откапывать Тлеубая...

Вера Павловна возвратилась в Кастек поздно ночью. Станица спала. Только около дома Тыртышного на зава­линке сидели станичники и курили. В темноте сверкали малиновые огоньки зажженных папирос.

— Чудное дело! Из мертвых воскрес калбит! А?

— По ихней вере воскресенья быть не может... Гово­рят, мулла требует его убить и обратно закопать.

— Это, надо понимать, летаргический сон приклю­чился.

— Если бы не пастух, крышка...

— Хорошо, у них могилы ненастоящие...

— Из русского гроба небось не вылез бы. Задохся.

— Бог наказал... Позавчера он к землемеру прихо­дил за землей... Давай, грит, меряй немедленно...

— Ишь, какой торопливый... Немедленно!.. Сразу те­бе вот! Получай!

— А на что киргизу земля? Он же спортит ее только...

— Киргизу земля ни к чему! Какой из него хлебо­роб? Он же пастух вековечный!

— Отнимут, черти, землю! — вздохнул кто-то. — Те­перь ихняя власть! Сын Жунуса в губернаторском доме сидит...

— Ишь, куда забрался немаканный калбит...

— Отнимут землю,— снова произнес кто-то.— Отле­жится этот воскресший гад и опять притопает...

— От нас зависит свое добро хранить, станичники!— прогудел басовитый голос.

Вера Павловна узнала Тыртышного и отошла. Она не хотела, чтобы ее увидели.