Страница - 14

ГЛАВА III. ПОЛИТИЧЕСКИЕ ВЗГЛЯДЫ М. СЕРАЛИНА

Российская революция 1905 - 1907 гг. потрясла устои царского самодержавия и показала, что русский рабочий класс является само­стоятельной политической силой, выступающей за свое социальное освобождение, всех других угнетенных слоев населения в многонаци­ональной империи. Известия о кровавых событиях 9 января 1905 г. в Петербурге и выступлениях рабочих в Центральной России дошли и до казахских степей. На многих станциях Оренбургско-Ташкентской железной дороги происходили волнения рабочих. Забастовки охва­тили рабочих прииска Акмолинского уезда, угольщиков Экибастуза, соледобытчиков Баскунчака. В них принимали участие и казахские трудящиеся. Пристально наблюдая за событиями, В.И. Ленин писал: «За Петербургом последовали окраины, где национальное угнетение обострило и без того невыносимый политический гнет».

Революция 1905 - 1907 гг. пробудила трудовые массы казахского народа и подняла их политическую активность, в первую очередь на­циональных рабочих в борьбе за свои национальные интересы. Под непосредственным влиянием революционных событий в России за­метно оживилась идейная и общественно-политическая жизнь Казах­стана. 1905 г., как отмечал В.И. Ленин, был началом конца «восточной неподвижности».

27 ноября 1905 г. в г. Уральске начала выходить первая та­тарская газета «Фикер» (Мысль), отражавшая взгляды мес­тной демократической интеллигенции. В следующем году издается сатирический журнал «Уклар» (Стрелы) и литературно­общественный «Эль-Гаср-эль-Джадид» (Новый век), официальным редактором которых был К. Мутыги Тухватуллин, известный свои­ми радикальными убеждениями. В работе этих органов непосредс­твенно участвовал татарский поэт Габдулла Тукай. 4 января 1907 г. в Оренбурге вышел первый номер большевистской газеты «Урал»,издателями которой были Т. Соловьев и профессиональный револю­ционер Хусаин Ямашев.

Газета в доступной форме доводила до своих читателей идеи рево­люции 1905 г. и основные требования большевиков в борьбе с само­державием. Она решительно выступила против выдвинутой буржуаз­ными националистами идеи по созданию для всех мусульман единой надклассовой партии. Газета по этому поводу писала: «Несмотря на общность религии, не все мусульмане могут вступать в одну и ту же партию, в так называемый «Союз мусульман», так как экономические интересы их далеко не одинаковы». «Урал» издавался недолго: после выхода 31 номера 27 апреля 1907 г. он был запрещен властями. Тем не менее газета сыграла определенную роль в политическом пробужде­нии татарских, башкирских трудящихся.

Одним из первых казахов, открыто выступивших после «кровавого воскресенья» с критикой царского произвола в центре и в Казахской степи, был служащий Омской почтово-телеграфной конторы Максут Бекметов. 14 августа 1905 г. во время обыска в его квартире была най­дена книга «Социальная революция», а при следующем обыске 2 сен­тября 1905 г. -текст революционной песни. Он участвовал в митинге в Каракаралинске, состоявшемся 15 ноября 1905 г. по случаю объявлен­ного царского манифеста 17 ноября. Как явствует из сохранившихся документов, на городской площади после чтения молитвы за погиб­ших во имя свободы, казах Колбай Туленгутов (Тогусов) вытащил два красных знамени и высоко поднял вверх. Затем, передав одно знамя рядовому солдату Кашкину, возглавил шествие по городу.³ Усилен­ные наряды полиции разогнали демонстрантов. Полиция схватила М. Бекметова. Он был сослан в Казань, а затем в Оренбург. Многолетняя ссылка подорвала здоровье М. Бекметова, и в 1912 г., не дожив до 30 лет, он умер от заболевания легких. В некрологе, опубликованном в журнале «Айкап», сообщалось: «9 февраля в Оренбурге скончался один из представителей нашей подающей надежды казахской молоде­жи Максут Бекметов... За участие в забастовке телеграфистов в 1906 г. он был изгнан на много лет из родных мест и в последние годы писал статьи в русских газетах».

Подобные примеры можно было бы продолжать. Они сви­детельствуют о том, что под влиянием революционных выступлений русского пролетариата и идей борьбы против самодержавия постепен­но втягивались в орбиту политической борьбы слои трудящихся масс и в национальных окраинах, в том числе в Казахстане.

Накануне и в период революции 1905 - 1907 гг. в России обучалось несколько десятков представителей казахской молодежи. Они живо интересовались литературной и политической жизнью России. Извес­тен, например, факт, что 5 декабря 1904 г. группа студентов-казахов, обучавшаяся в Петербурге, обратилась с письмом к Л.Н. Толстому: «Мы общими силами перевели на казахский язык Ваше сочинение и желали бы напечатать и распространить его в казахских степях, каза­хи его поймут. Благодарные читатели, студенты-казахи».

Среди студентов было немало революционно настроенных.. Они горячо и сочувственно обсуждали в своей среде выступления русских рабочих в центральной России. Один из них - Идрис Беркалиев, обу­чавшийся в Кронштадте, примкнул к забастовщикам. Над некоторы­ми студентами-казахами, учившимися в Петербурге, Москве, Киеве и Казани, жандармы установили полицейский надзор. За участие в революционном движении 1905 г. был исключен из учебного заведе­ния в г. Москве А. Джангильдин. Подвергался репрессиям участник рабочего движения на заводе Алафузова в Татарии член ученической организации РСДРП, студент Казанской учительской семинарии Нугман Залиев. В 1906 г. был вынужден эмигрировать в Лондон Мамбетали Сердалин, который учился в Санкт-Петербургском уни­верситете с братом В.И. Ленина Александром Ульяновым За участие в революционном движении 1905 г. был сослан в Нижний Тагил Га- лиахмет (Юрий) Арунгазиев, окончивший медицинский факультет Казанского университета.

К идеям социализма казахская интеллигенция шла сложным путем - от антиродовых, антифеодальных и антиколониальных установок. Главную задачу она видела в преодолении социально-экономической застойности казахского общества, порожденной патриархально-фео­дальными порядками и политикой колониализма, и поэтому в своей практической деятельности руководствовалась, прежде всего, идеей сохранения самобытности материальных и духовных ценностей, т. е. не выходила за рамки буржуазно-просветительских идей.

В годы реакции, последовавшие после столыпинских реформ и революции 1905 - 1907 гг., часть казахской интеллигенции охватило упадническое настроение.

Преодолению этого идейного кризиса способствовал новый подъ­ем революционного движения в России, захвативший и национальные окраины. В Казахстане также активизировалась деятельность револю­ционных организаций, в том числе марксистских. Особенно взрывоо­пасной была обстановка в Тургайской области, в частности в Кустанай­ском уезде. Тому было несколько причин. Здесь были сосредоточены железнодорожные рабочие, отличавшиеся политической зрелостью и социальной активностью. Другой причиной было тяжелое положение переселенцев, оказавшихся без земли, а значит, и без средств к сущес­твованию. Вместе с тем изъятие лучших земель у скотоводов в пользу переселенцев вызывало недовольство местного населения.

Губернатор Тургайской области признавал, что землемерам не­редко «противятся киргизы». Серьезные волнения казахов произошли в 1909 г. в районе урочища Узенкуль. С целью*'дальнейшего их пре­дотвращения туда была послана казачья сотня из Перми. И наконец, соседство уездных городов Кустаная и Троицка с такими важными экономическими и политико-административными центрами, как Оренбург, Челябинск и Омск, в которых уже сложились революци­онные традиции, также способствовало активизации революционной деятельности в этом регионе.

Выходившая в г. Челябинске газета «Голос Приуралья» 18 апреля 1907 г. сообщила о выступлениях рабочих г. Кустаная: «Тяжелый эко­номический и политический гнет заставил их организоваться и идти по пути, избранному российским пролетариатом».

По инициативе русских учителей в г. Кустанае в начале 1905 г. был ор­ганизован нелегальный революционный кружок. 1 мая 1905 г. его члены организовали митинг, в котором участвовали около двух тысяч человек. Этот день явился днем оформления нелегальной Кустанайской группы РСДРП, в которую вошли 15 членов и около 10 сочувствующих. Одним из сочувствующих был учитель Мухамеджан Сералин. Относительно быстро росло влияние этой ячейки. Определенную роль в этом сыграл качественный состав ее организаторов и активистов. В руководящее ядро группы входили С. Ужгин, Д. Пустовалов, 3. Толстых, несколько позже - И. Голованов и В. Рябков, большевик, присланный из Омска.Многие из них имели теоретическую подготовку и опыт борьбы, были знакомы с революционной и марксистской литературой.

Одним из наиболее образованных, инициативных и активных ру­ководителей ячейки был С.С. Ужгин. Он разбирался в местных усло­виях, пользовался большим авторитетом среди казахского населения. Кустанайский уездный начальник в рапорте от 12 мая 1907 г. доносил военному губернатору Тургайской области: «Семен Ужгин есть один из главных деятелей местного кружка, принадлежавшего к партии со­

циал-демократов, и в политическом отношении является лицом далеко неблагонадежным. Подробные сведения о нем имеются в канцелярии Вашего превосходительства по секретной части».

Уроженец Тобольска агроном И.Ф. Голованов заведовал Куста­найским сельскохозяйственным складом земледельческих орудий переселенческого управления, депутат II Государственной думы от большевиков. Большевик В. А. Рябков был прислан Омской органи­зацией РСДРП в 1906 г. Учитель М.А. Попов хорошо был знаком с социал-демократической и марксистской литературой. Другой член группы студент Л.К. Шульгин состоял членом Уфимской организа­ции РСДРП, через него осуществлялась связь с центральными пар­тийным организациями.

Кустанайская группа РСДРП имела большевистскую ориентацию и с самого начала обратила внимание на казахские аулы, где планиро­вала вести целенаправленную агитационную работу среди казахского населения и пыталась привлечь на свою сторону активистов из числе молодых учителей-казахов. «Группа большевиков, - писал С. Ужгин, - возлагала большие надежды на работу их в казахских аулах. В итоге встреч и бесед с казахскими учителями удалось привлечь в качестве сочувствующих Сералина Мухамеджана, Кубеева Испандияра, в те годы это было большим достижением».

Росту авторитета кустанайской группы РСДРП среди казахского населения в немалой степени способствовало в первую очередь то, что большинство ее членов хорошо знали быт, жизнь и проблемы казах­ского общества. Кроме того, большое значение она придавала вовле­чению в работу группы передовых представителей местной казахской интеллигенции и казахских рабочих, а также распространению сферы влияния и на аульное казахское население.

Члены Кустанайской группы РСДРП сочувственно отнеслись к нуждам и положению казахского населения. Так, в статье «Плоды обрусения», опубликованной в местной легальной печати, С. Ужгин писал: «Кочевник никогда не был под защитой... Хищническая коло­низация степи шаг за шагом подрывает хозяйство кочевников, тяготы налогов увеличиваются. Кочевое и оседлое население области ли­шено представительства в Государственной думе, а следовательно, и права отстаивать свои интересы от вожделений помещиков, в угоду которым продолжается хищническая колонизация киргизской степи. Общественная самодеятельность культурных сил населения учитыва­ется как проявление крамолы и изгоняется из области в места не столь отдаленные». Такие статьи получали значительный резонанс не толь­ко среди городской казахской образованной молодежи и рабочих, но и в среде аульного населения в глубине степи. Не случайно, что кроме М. Сералина сочувствующими революционной группе стали учителя С. Кубеев, Н. Иралин и др.

Все больше втягивался в революционно-политическую де­ятельность и М. Сералин - вначале в качестве сочувствующего с юношеских лет, затем зрелого пропагандиста идей борьбы с колони­альным режимом в Казахстане. «Через Сералина и Кубеева, - писал С. Ужгин, - в казахские аулы впервые проникло смелое большевист­ское слово о необходимости взаимной солидарности русских и казахс­ких трудящихся в схватке с общим врагом - царским самодержавием. Знакомство этих двух передовых учителей-казахов с основами про­граммы партии поставило их в ряды пропагандистов большевизма и в среде казахских учителей, живущих в аулах. Нелегальная литература, в особенности листовки, переводились на казахский язык и в рукопис­ном виде пересылались из аула в аул». В этом высказывании есть доля преувеличения, но сам факт участия М. Сералина в политической ра­боте в аулах бесспорен.

В 1904 - 1906 гг. М. Сералин установил связь с журналистом Ильинским, высланным из центральной России в г. Троицк, а также с политическим ссыльным, бывшим народником-революционером П.А. Зиссером, редактировавшим с мая 1906 г. газету «Зауралье» в г. Троицке. М. Сералин вел также переписку с Юдиным, редактором социал-демократической газеты «Степь», выходившей в г. Оренбурге. Юдин поддерживал идею М. Сералина об издании казахской газеты или журнала, собирался оказать ему необходимую поддержку, но в 1905 г. был арестован и отправлен на каторгу.

Значительную помощь в подготовке и издании журнала «Айкап» оказывали также Ф. Сыромолотов, Цвиллинг и др. Следует отме­тить связь М. Сералина с Х.Ш. Сосновским, владельцем типографии «Энергия», в которой печатался журнал «Айкап». В одной из своих журнальных статей М. Сералин благодарил Х.Ш. Сосновского за пре­доставление ему на льготных условиях типографии, бумаги, красок и других материальных средств для издания журнала. Секрет такого от­ношения к М. Сералину и его журналу несколько раскрывают новые материалы. Напасть на их след нам помогла встреча с М.Л. Страховен- ко, в свое время знавшим Сосновских. Сам Х.Ш. Сосновский лояльно и даже сочувственно относился к кустанайской организации РСДРП, а его брат Лев Семенович Сосновский с 1903 г. являлся членом боль­шевистской партии. В свое время он через революционерок Марию Оскаровну Авейде и Клавдию Тимофеевну Новгородцеву-Свер-длову познакомился с Я.М. Свердловым. В автобиографии Л.С. Сосновс­кий так вспоминает свою встречу с Я.М. Свердловым: «Появился Я.М. Свердлов, который сразу меня очаровал как тип настоящего революционера. Стал я посещать собрания и массовки. Печатал на гектографе прокламации. Выполнял разные мелкие поручения. Так подошли события осени 1905 г. Организация располагала крупными силами. Свердлов, Чуцкаев, Сыромолотов и многие другие товарищи были опытными, твердыми большевиками, и мы могли у них учиться. В Октябрьские дни 1905 г. в городском театре под охраной боевой дру­жины большевиков состоялись многолюдные митинги, где с исклю­чительным успехом выступал Свердлов». Л.С. Сосновский, связан­ный с подпольными революционерами Кустаная и через них знавший М. Сералина, надо полагать, убедил своего брата Хаима Шумлиха (Якова) Сосновского оказать помощь М. Сералину в издании журнала «Айкап».

Как уже отмечалось, среди передовой казахской интеллигенции М. Сералин был наиболее активным и политически зрелым. «Когда в 1905 г., - вспоминает С. Ужгин, - в России широко раскинулось революционное движение, М. Сералин не был уже в категории тех демократически настроенных казахских интеллигентов, которых со­бытия в России озадачили своим бурным размахом, - он увидел в них неизбежный исторический этап в судьбах России и населяющих ее народов в движении вперед к более светлому будущему».

Известно, что социал-демократы Кустаная вели активную пропа­гандистскую деятельность. Сами нелегально печатали листовки и прокламации, размножали на гектографе листовки курганской, орен­бургской, омской социал-демократической организаций. Группа имела нелегальный книжный магазин, через который распространялись про­изведения К. Маркса, Ф. Энгельса, В.И. Ленина, В. Плеханова. К осени 1906 г. кустанайская группа РСДРП через курганских большевиков ус­тановила связь с Москвой, откуда регулярно получала политическую литературу. Некоторые из листовок и прокламации обрабатывались и переводились на казахский язык М. Сералиным, который «русской речью владел безукоризненно». Он возглавлял и их распространение в степи, подбирая для этого надежных людей, умевших передавать «новости» в традиционной казахской поэтической форме - айтысов.

В эти годы М. Сералин сочинял в стихах сказки, басни и памфлеты, в которых высмеивал пороки феодалов и чиновников.

С. Ужгин вспоминал: «Пользовался Сералин и казахским фолькло­ром, в особенности сказками и песнями, острием своим направлен­ным против баев, биев, их жадности и самодурства. В среде молодых домбристов появились импровизаторы, откликавшиеся злободневной песней на современность. Им Сералин помогал в составлении новых песен». Свои стихи М. Сералин, как правило, показывал С. Ужгину и нередко после совместной работы над ними в копиях передавал в аулы, а С. Ужгин переводил их на русский язык.

Пик революционной деятельности М. Сералина приходится на 1905 - 1907 гг., когда он был тесно связан с русскими революционе­рами и не только выполнял их поручения, но и сам включился в ак­тивную работу по пропаганде революционных идей среди казахского населения. Именно по отношению к этому периоду можно говорить о том, что «большую политическую работу среди казахских трудящих­ся вели под руководством большевиков... М. Сералин, С. Мендешев, Н. Иралин, А. Майкутов и многие другие». К этому времени отно­сится и знакомство М Сералина с работами К. Маркса, Ф. Энгельса и В.И. Ленина. «Когда я прочитал книгу Ленина «Что делать?» и «Ма­нифест Коммунистической партии», - делился своими впечатлениями М. Сералин, - мне показалось, что какой-то новый луч солнца озарил мой ум».

М. Сералин пытался собрать вокруг себя патриотически настро­енных представителей казахской интеллигенции и направить их в «народ». Сам он вел активную переписку с целью выявить возмож­ности издания национального журнала или газеты. Кроме того, она позволяла Сералину обменяться мнениями о событиях в России, об отношении к ним казахской интеллигенции.

Летом 1906 г. в г. Кустанае проходило собрание казахских учителей, на котором обсуждались и эти вопросы. Часть собравшихся, во главе с Омаром Алмасовым, в оценке революционных событий в России придерживалась соглашательских позиций кадетской партии, другая группа, во главе с М. Сералиным, смыкалась с позицией местных со­циал-демократов, стоявших за свержение царского самодержавия.

Связи М. Сералина с местной революционной группой крепли. В 1906 г. местные большевики рекомендовали его кандидатуру в депу­таты I Государственной думы. Местная феодально-байская верхуш­ка начала против него кампанию, настраивая враждебно казахское население. Они распространяли слухи, что М. Сералин преследует цель «поголовной христианизации казахов». В свою очередь уездная администрация искала повод, чтобы дискредитировать идею и само­го М. Сералина, посмевшего связаться с русскими «бунтарями». Им удалось снять кандидатуру М. Сералина на выборах депутатов в I Го­сударственную думу. Большевики стали готовить его кандидатуру во II Государственную думу.

Он был «вероятный и вполне приемлемый для кустанайских боль­шевиков из всей казахской демократической интеллигенции кандидат во II Государственную думу от Казахской избирательной курии», - вспоминал С. Ужгин. Этот план, однако, остался неосуществленным. Царским указом от 3 июня 1907 г. народы Средней Азии, в том числе и Казахстан, лишались представительства в Государственной думе. Кампания травли, затеянная местными властями и феодально-байс­кой верхушкой в период выборов в Государственную думу, бессозна­тельное участие в ней одной части аульного населения и пассивность, безразличие другой тяжело переживались М. Сералиным. У него еще больше крепло убеждение в том, что патриархальность быта и дедовс­кие обычаи, призывающие членов общества к аульно-кочевой общине, в которой господствовала степная знать, изолированность аульных кол­лективов от внешнего мира являются основными причинами низкого уровня идейной зрелости части трудового населения. Этот вывод при­водит его к еще большему осознанию необходимости национального печатного органа, содействующего процессу пробуждения, на страни­цах которого можно было бы обсуждать наиболее злободневные темы. Трудным периодом для М. Сералина был конец 1907 г., когда была раскрыта царской охранкой кустанайская группа РСДРП. 13 ее членов были отправлены на старое место жительства и в другие губернии с установлением надзора над ними, а С.С. Ужгин сослан на два года в Тобольскую губернию. К этому времени были сосланы или ушли в подполье и другие знакомые, работавшие в редакциях газет левого направления, издававшихся в г. Троицке и Кустанае. Тайное наблюде­ние властей устанавливается и над М. Сералиным.

Иметь печатный орган на национальном языке, рассчитанный на широкий круг местных читателей, было неотступной мечтой М. Се­ралина. Получив отказ областного военного губернатора на первое ходатайство, он пишет второе прошение. В этом ему помогает редак­тор газеты «Троицкий вестник» Селянкин, который сообщал в 1909 г. отбывавшему в г. Тюмени ссылку С. Ужгину: «Мы снова затеваем издание печатного органа на киргизском языке, на этот раз популяр­ного ежемесячника».

Под словом «мы» он имел в виду М. Сералина, себя и близкого то­варища М. Сералина татарского демократа Ганиева. Сам М. Сералин, «опасаясь навлечь на себя подозрение в связи с политическими ссыль­ными», одно из своих писем направляет С. Ужгину не по почте, а через надежного человека. В нем он рассказывал о положении дел на месте, о своей мечте издавать казахский журнал, о разногласиях среди казах­ской интеллигенции, оказавшейся в тисках столыпинского режима.

Разгул реакции после поражения революции 1905 - 1907 г. сказался на душевном состоянии М. Сералина. Печаль, а порой и пессимизм ов­ладевали им, когда он думал о бывших своих товарищах, отошедших от борьбы, но веру в светлое будущее он не потерял и в эти трудные годы. Эта вера отразилась и в политических стихах, написанных по разным поводам. Так, в стихотворении «Думы», которое он писал своему товарищу, находящемуся в ссылке, он написал:

...Каждодневно ищу я огни В эти вьюжно-печальные дни, В грустном бое барханных ветров Слъпиу я иногда мельком зов.

Мои думы витают вдали, Мои думы - о судьбах земли. Вспыхнет в мраке дали огонек, Промелькнет, как весны мотылек,

Ина сердце тогда, милый друг, Просветлеет нечаянно, вдруг. С горьким смехом себе я дивлюсь, Над собой потешаюсь, смеюсь: Отчего я зазяб, приуныл, Крылья взлетов былых опустил — Человек я? Презренный ль червяк? Иль огонь в моем сердце иссяк? Нет, довольно барханных невзгод!

Я властитель, творец всех погод.

Я ль себе не владыка, не царь?

Я ль не властный поэт, не кобзарь?

Я владыка земли и морей, И мятежных ветров соловей...

День настанет - я верю, дружок. Отыщу я в лесочке стяжок. Из стяжка сотворю я пращу, И царям, богачам отомщу: И, поверь, от зари до зари, На земле запоют соловьи, Будет степь наша ярко цвести...

На чужбине, мой друг, не грусти!

Откликом на расстрел безоружных рабочих на Ленских золотых приисках было стихотворение «Письмо другу в аул соседний». В нем звучит не столько скорбь, сколько призыв к новой борьбе:

Собрат мой, в хижине аула Приникни ухом к зовам гула! Не твой ли брат иль сын голодный Погиб от пуль в тайге холодной? Скорбеть привыкли мы давно. Но, правда ль, будто суждено Нам роком злого неба

Глотать свинец - не масло с хлебом?

Уж ли всегда, из века век. Земной рабочий человек,

В слезах, терзаниях, печали.

Не сыщет радостные дали? . О нет, собрат, о, нет!

Дарует солнца яркий свет,  Всему живому на земле...

Ты в даль с надеждою взгляни —

Не там ли светятся огни?

Чрез мрак нам горная дорога Вдаль от домашнего порога Легла познаньем наших мук,

Твореньем дела наших рук.

Ведет она на прииски, на рудники!.. В степи ночлег. Пугливо огоньки Костров вечерних и ночных Мелькают на тропах степных. По племенам различен люд - Одной дорогой все бредут: Казах, татарин, русский и мордвин. Но кто над ними властелин? Кто гонит их далеко, на чужбину, Под град свинцовый властелина? За корку хлебную с водой, Обычной бедняка едой.                                                                              .

Их голод властно уравнял                                                                          .

И воплям к жалости не внял.

Ты верил в бога неба?

За труд желаешь вволю хлеба?

Но град свинцовый в дальней

Лене Тебе порука — об отмене

Банкирами богов небесных, .

Духов незримых, бестелесных:

Из века в век и царь и бог один -

Мешок со златом властелин!

Собрат мой, в хижине аула,                                                      .

Приникни ухом к зовам гула!

Не твой ли брат иль сын голодный, Погиб от пуль в тайге холодной? Скорбеть привыкли мы давно... Но, правда ль, будто суждено Нам роком злого неба Глотать свинец — не масло с хлебом? Уж ли всегда, из века в век. Земной рабочий человек, В слезах терзаниях, печали, Не сыщет радостные дали? О, нет, собрат! О, нет!

Копи же брат, на битвы силы!.?

Революционные события в России, особенно выступления русско­го рабочего класса против царизма в 1905 - 1907 гг., имели громадное значение для пробуждения и роста национального самосознания наро­дов окраин России, выразившегося в активизации национально-осво­бодительного движения. «У европейского сознательного рабочего уже есть азиатские товарищи, - писал В.И. Ленин, - и число этих товари­щей будет расти не по дням, а по часам». Одним из таких товарищей русского рабочего класса был Мухамеджан Сералин, связавший с ним свою деятельность и судьбу.

С обострением внутренних социальных противоречий, во многом связанных с усилением революционной борьбы рабочего класса, ко­лониальная политика царского самодержавия на окраинных землях империи, в особенности в среднеазиатском регионе, становилась все более жесткой. Экономические методы колонизации и эксплуатации регионов сопровождались широко применяемыми политическими и насильственно-карательными методами. «Царская монархия, - писал В.И. Ленин, - представляет из себя самый реакционный и варварский государственный строй по сравнению с соседними государствами в Европе и в Азии.., поддерживаемый традицией ряда кровавых расправ с национальными движениями». Демократическая Россия критически относилась к военно-феодальному режиму. К этой демократической России, представленной в крае группой прогрессивной русской ин­теллигенции, относился и М. Сералин. М. Сералин был убежденным сторонником укрепления казахско-русских связей, тесных контактов между казахским обществом и Россией. Он высоко ценил дружбу с передовыми представителями русской интеллигенции и трудящихся масс казахов, в совместной борьбе русского рабочего класса и людей труда России он видел основу освобождения национальных окраин от царизма и свободного их развития.

Присоединение Казахстана к России М. Сералин представлял как явление, обусловленное объективным ходом развития самого казахс­кого общества и его связей с Россией. Первый номер журнала «Айкап» открывался статьей М. Сералина «Когда казахи стали подданными России?». Она была написана с использованием сведений и фактов, содержащихся в книге русского ученого Крафта «Принятие киргизами русского подданства». В статье, в частности, отмечалось, что «мысль о присоединений казахов к России первоначально зародилась у хана младшего жуза Абулхаира, который отправил посольство в Петербург с «волеизъявлением народа». В статье приводятся имена 56 знатных представителей казахских жузов, подписавших «клятвенную бумагу» на верность русскому государству.

Критикуя колонизаторскую политику царского правительства в Казахстане, М. Сералин положительно оценивал прогрессивные нововведения в крае, иногда и переоценивал их. Это относилось, в частности, к открытию русско-казахских школ и училищ, к деятель­ности школьных инспекторов при областных управлениях, а также к выборной системе, введенной для отдельных звеньев в так называемой «туземной администрации» и др. Крупные недостатки, имевшиеся в этих сферах деятельности, по мнению М. Сералина, происходили из-за самих казахов, не научившихся пользоваться «этими правитель­ственными благами» и не поднявшихся в своей зрелости до уровня образованной народности. «Мы не могли оценить достоинства выбор­ных начал, установленных правительством, - писал он, - не смогли пользоваться правом участвовать на выборах и вместо этого затеяли борьбу группировок, взаимные раздоры и конфликты. Мы не извлекли пользу от школ, открытых для нас в соответствии со справедливыми распоряжениями русского правительства».

В своих выступлениях в официальной печати М. Сералин иногда заканчивал свои статьи выражениями «Стремимся же быть полезны­ми гражданами нашего любимого отечества - Российской империи. Если мы преодолеем свое невежество и леность, перейдем от кочевья к возведению населенных пунктов, то мы были бы достойны имени граждан великой России, являющейся нашим любимым отечеством».

По отношению к императору применял иногда слово «Ак патша» -' «Белый царь» и т.д. Некоторые исследователи, толкуя это выражение не в контексте всей мысли, а изолированно и прямолинейно, прикле­ивают М. Сералину ярлык «цариста», что искажает истинные его убеждения. Во-первых, оно употреблялось им в контексте о необхо­димости распространения образования среди казахской молодежи и упорядочения выборов местных органов власти, санкционированных правительством. Во-вторых, по мнению М. Сералина, полезными для общества гражданами могут быть только те, которые интересы народа ставят выше своих эгоистических интересов. Эту идею он проводил под вывеской быть «достойными гражданами любимого отечества «Белого царя», что и устраивало царскую охранку, неусыпно следив­шую за его деятельностью. В-третьих, в этих словах есть и оттенок уважения к России и Русскому государству. Однако они не дают по­вода для иного толкования, тем более нет никаких оснований считать М. Сералина процаристски настроенным.

В начале XX в. в общественно-политической жизни Казахстана наиболее остро стояли два вопроса: земельный и рост антицарских настроений. С решением земельного вопроса связывалась сама судьба казахского общества. Можно сказать, что вопрос быть или не быть казахскому народу сводился к его землеустройству. Земельный воп­рос в силу сложившихся обстоятельств оказался в центре внимания всех слоев населения края и всех органов власти, начиная от аульных старшин, волостных управлений до центральных органов царского правительства. Передовая русская и национальная интеллигенция также считала земельный вопрос наиболее острым. «Первый и самый острый вопрос - вопрос о поземельном устройстве киргизов», - писал М.Сералин. Развитие русского капитализма вглубь и вширь захватило и земельные отношения на восточных окраинах империи. У казахов-ко­чевников и полукочевников в массовом порядке отбирались удобные и плодородные земельные массивы, которые частью причислялись в пе­реселенческий фонд, а частью в казенный фонд. Жители большинства аулов сгонялись с насиженных и освоенных территорий на пустынные и полупустынные земли. Те кочевые хозяйства, которые оставались на старых местах, наделялись сильно урезанным земельным участком, не обеспечивающим хозяйственный цикл в традиционной форме, что не могло не привести к недовольству населения.

М. Сералин в своих статьях разоблачал своекорыстие царских властей на местах, которые, выполняя установки правительства, пре­небрегли интересами казахского населения.

«Ежегодно с наступлением весны, - писал он, - в киргизскую степь являются топографы для образования государственного земельного фонда из излишков земель, занимаемых киргизами... При определении излишков характерно то обстоятельство, что заинтересованные в этом вопросе киргизы совершенно устранены от участия в этих работах». «Все лучшие участки у них отбираются, а им остаются самые плохие участки».

Правительство, по мнению М. Сералина, при этом преследовало да­леко идущие цели - уничтожение народности и завладение ее террито­рией. «Согнав кочевых скотоводов с обжитых земель на малопригодные участки, — продолжал далее Сералин, — правительственные чиновники будут кричать, что киргизы — неспособный народ к культурной жизни, а потому-де они напрасно занимают место. Иными словами, на киргиз тогда будут смотреть как на этнографический только элемент, ожидаю­щий очереди вымирания». Критиковал и русскую, и казахскую интел­лигенцию, защищавшую колониальную политику царизма.

Газета, на страницах которой печаталась эта статья М. Сералина, выражала идеи местной революционной социал-демократической организации, которая сочувственно, с пониманием относилась к по­ложению казахского народа. В заметке, которой газета сопроводила статью М. Сералина, выражалась готовность редакции «дать в ряде писем картину надежд и чаяний киргизского народа» и отмечалось, что письма М. Сералина и статья проникнуты «горячей любовью к своему народу».

Вместе с тем оценивать однозначно отношение М. Сералина к пере­селенческой политике царизма нельзя, так как сама эта политика была сложной и противоречивой. Знакомство со статьями, посвященными этим вопросам, показывают, что в целом его оценки были реалистич­ными и глубокими.

К массовому переселению крестьян в Казахстан, Сибирь и в другие районы М. Сералин подходил с позиций русских социал-демократов, считал его вынужденным. «Голод, пришедший к казахам в Год зайца, - писал он, - охватил и мужиков во внутренней России. Более того, они пережили голод не только в Год зайца, а и на протяжении мно­гих лет». Голод усугублялся растущей нехваткой удобных земель на фоне постоянного роста сельского населения. «Из этого трудного по­ложения, - отмечал М. Сералин, - можно было выйти двумя путями: первый путь - переселить часть населения туда, где были большие угодья; второй путь - изменить старый способ возделывания полей и перейти на новый культурный способ, как у немцев и французов. Высшие чиновники избрали первый путь и начали переселять мужи­ков в казахскую степь». Однако в этих оценках просматривается и ограниченность подхода М. Сералина: он видит лишь экономические причины, но не усматривает в этом явлении социальных и полити­ческих мотивов политики царского правительства, стремившегося использовать переселение для разрядки социальных противоречий в центральной России.

Не выступая против самого процесса переселения крестьян в Казах­стан, М. Сералин протестовал, однако, против конкретных действий органов местной царской администрации, игнорирующей насущные и жизненные интересы казахского населения. Он считал, что пересе­ление нужно производить в разумных пределах и с учетом интересов местного населения. Устройство переселенцев по хуторам, маленьки­ми группами, справедливо считал он, приводило к чересполосицам во всю глубину казахской степи с рассечением казахских аулов и их кочевий на отдельные части, неудобные для хозяйственного освоения, противоречило интересам и русских крестьян, и казахских шаруа, приводило к разорению скотоводческих хозяйств.

В политической жизни России в начале XX в. значительное место занимала Государственная дума, преподносимая самодержавием как высший демократический институт страны, призванный объединить «патриотов» России и служить упрочению власти монарха и его инте­ресам внутри империи и за ее пределами. Дума надежды императора не оправдала, но обнажила язвы российского самодержавия и его со­циально-политической системы.

Вопросы, связанные с Государственной думой, рассматривал и журнал «Айкап», но делал это очень несмело. Чаще всего это была информация, подававшаяся от второго лица. Но даже такая информация позволяла дать картину отношения буржуазного государства к правам и нуждам народ­ных масс вообще, окраинных народов России в особенности.

Так, в статье от 9 июня 1912 г., излагая выступление в Го­сударственной думе С. Максутова, он практически излагает собствен­ные взгляды на отношение Государственной думы к проблемам казах­ской степи и Туркестана. «За пять лет существования Думы, - говорил С. Максутов, - обсуждалось на ее заседаниях немало законопроектов, касающихся казахской степи и Туркестана. Все это происходило без участия их представителей».

Комментируя сказанное, М. Сералин отмечал, что лишение казахов депутатства в Думе «является... огорчительным явлением», но даже их присутствие мало бы что изменило в ее решениях».

В конце 1912 г. собралась IV Государственная дума в новом составе. На ее рассмотрение был вынесен ряд законодательных актов и среди них несколько проектов о Казахстане о введении системы крестьян­ских начальников для казахов Бу-кеевской орды, о распространений некоторых законов внутренней России на степные области и др. Этим вопросам М. Сералин посвятил специальную статью, в которой вновь упрекал Думу в том, что она собирается рассматривать их нужды без участия представителей Казахстана. Наиболее острые и злободневные вопросы жизни казахов, такие, как земельный, о школьном образова­нии, о народном суде, и на этот раз остались вне поля зрения Госу­дарственной думы. «Если присмотреться более внимательно, - писал М. Сералин, - к законопроектам, которые собирается обсуждать Дума, то можно увидеть, что эти новые законы, если будут они приняты, в первую очередь направлены на обеспечение государственных интере­сов - царской пользы».

Не переоценивая возможностей Государственной думы в улучше­нии положения казахского народа, он вместе с тем считал необхо­димым обратить внимание на его проблемы. «У нас много накопи­лось нужд и нерешенных вопросов, о них мы должны довести до сведения высших чиновников государства», - писал он. В качестве конкретных действий М. Сералин предлагал, чтобы казахские ин­теллигенты, знающие русский язык, написали в газеты Петербурга и Москвы и одновременно послать ходатаев из каждой области в Государственную думу для связи с ее отдельными депутатами и для выработки на месте единых решений действия.

Большую долю вины в создавшемся положении М. Сералин отно­сил за счет инертности, неграмотности и отсталости самого казахс­кого населения. Отсталость и невежество народных масс М. Сералин считал сдерживающим фактором в борьбе за свои национальные интересы.

Почти все статьи М. Сералина, на основе которых мы попытались здесь рассмотреть его отношение к политике царского правитель­ства в национальных окраинах, в частности в Казахстане, были на­печатаны в журнале «Айкап», являвшемся подцензурным печатным органом. Исходя из этого можно говорить о том, что критика М. Се­ралиным колониальной политики царской России в Казахстане была достаточно смелой. Об обстановке, в которой приходилось работать журналу, вспоминает С.С. Ужгин: «В целях сбережения журнала от административных наскоков губернатора Сералин опасался ставить и обсуждать острые вопросы классовой борьбы в ауле, о разложении казахской земельной общины и т.д. В журнале эти вопросы или об­ходились молчанием, или затушевывались благими пожеланиями, выражающими сострадание к бедноте.».

Но как ни стремился Сералин сохранить журнал на положении легальной трибуны, участь его была предрешена. В самом же начале империалистической войны 1914 г. журнал подвергся предварительно военной цензуре. Цензором был назначен черносотенец, жандармский полковник Кучин, потребовавший безусловного «патриотического долга», т. е. поддержки печатными органами империалистической войны.

Сералин не был «патриотом» в том смысле, как того требовал пол­ковник Кучин. Не сочувствовал он и тем интеллигентам, которые были одержимы шовинистическим угаром «социалистических» партий, изменивших решениям Базельской конференции 1912 г. Когда цензор Кучин вычеркнул из сверстанного номера журнала три страницы ин­формации об аресте и предании суду думской большевистской фрак­ции, разоблачавшей войну как империалистическую, грабительскую, Сералин, человек спокойного, уравновешенного характера, пришел в такое неистовство, что в клочья разорвал сверстанный номер журнала и скрежетал зубами, выкрикивал: «К черту! Пропадай все прахом!». М. Сералин уехал в аул, где прожил две недели, оправляясь от потря­сения, вернулся он в редакцию надломленным человеком.

Как уже говорилось, М. Сералин в своей деятельности всегда шел от народа, а потому и методы пропаганды прогрессивных идей выби­рал понятные для народа. Критикуя действия царской администрации в Казахстане, он делал это так, чтобы его могла понять основная масса казахского населения, хотя его личные убеждения по этим вопросам намного опережали уровень сознания народа в целом. Исходя из этого, становится понятной его идея о том, что центр тяжести борьбы сейчас за середняка, за вовлечение его в круговорот событий, связанных с переходом в оседлость.

Следовательно и то, что писал М. Сералин в газетах и журналах, обращено к повседневному сознанию отсталого казахского населения. В своем же глубинном смысле его убеждения и идеалы раскрывались в среде единомишленников и в нелегальных трудах.

В стихах, памфлетах и баснях, нелегально распространявшихся в аулах, М. Сералин показывал царя и его режим чуждыми, проти­востоящими свободе и интересам трудящихся масс. В нелегальной деятельности М. Сералин смыкался с позицией Кустанайской ячейки социал-демократов в отношении антинародной природы и политики самодержавия в метрополии и на окраинах.

Об идеях просвещения и их носителях в дореволюционном Казах­стане нередко бытует упрощенное понятие. Просветительство часто сводится к распространению знания и к борьбе с косностью, со ста­рыми, вредными пережитками в быту и сознании народа. Это, разу­меется, входит в понятие просвещения. Но оно составляет лишь один его аспект и, можно сказать, составляет элементарное его начало. В одной из солидных по объему работ мы читаем, что Чокан Валиханов, Ибрай Алтынсарин, Абай Кунанбаев были «замечательными просве­тителями». Общим для них всех было то, что они «в противовес идео­логам фатализма выступали за ликвидацию отсталости Казахстана, за просвещение народа, за приобщение его к русской культуре». Это вы­разилось в том, что они делали «решающий шаг» на пути преодоления патриархально-феодальных предрассудков, «пытаются обосновать свои взгляды, опираясь не на предрассудки, мифы и верования, а на требования разума, научных данных и реальных фактов». Эта «осо­бенность» «была качественно новой ступенью в развитии казахской общественно-философской мысли».

При такой оценке просветительства Ч. Валиханова, И. Алтынсари- на и Абая Кунанбаева - выдающихся деятелей казахской дореволю­ционной общественной мысли и культуры - они низводятся до тысяч других образованных казахов, воспитанных в России и русско-казахс­ких учебных заведениях и воспринявших общецивилизаторские идеи. Однако просветительство Ч. Валиханова, И. Алтынсарина охватывало более широкий круг проблем, в том числе социальных, политических, нравственных, которыми, собственно, и определялось содержание их просветительских идей.

Применительно к русской действительности 60-х годов XIX в. В.И. Ленин писал, что просветитель «одушевлен горячей враждой к кре­постному праву и всем его порождениям в экономической, социальной и юридической области. Это первая характерная черта «просветителя». Вторая характерная черта, общая всем русским просветителям, - горя­чая защита просвещения, самоуправления, свободы, европейских форм жизни и вообще всесторонней европеизации России. Наконец, третья характерная черта «просветителя» - это отстаивание интересов народ­ных масс, главным образом крестьян (которые еще не были вполне осво­бождены или только освобождались в эпоху просветителей), искренняя вера в то, что отмена крепостного права и его остатков принесет с собой общее благосостояние, и искреннее желание содействовать этому». Хотя в данном случая В.И. Ленин имеет в виду просветителя-революци­онера дореформенной России, это положение имеет методологическое значение при освещении деятельности просветителя, его идеологии.

Просветительские идеи - не просто идеи распространения среди народных масс образования и культуры, не только борьба с вредными обычаями и косностью в быту и сознании, они охватывают и сферы социально-экономической и политико-юридической жизни. Поэтому к просветительству М. Сералина, как и к любому другому, следует подходить конкретно-исторически, с позиции условий и требований казахского общества того времени, реальной перспективы его развития, так как идеи Сералина о прогрессе казахского общества формировались в процессе осмысления и осознания условий, в которых проходила его деятельность. Сильной стороной просветительства М. Сералина было то, что прогресс казахского общества в свои зрелые годы он связывал со свободой, борьбой против социального и национального угнетения, против царского самодержавия и местных феодалов в союзе с русским народом, с русским рабочим классом. Это отчетливо выступает в сти­хотворениях М. Сералина, написанных им в период 1905 - 1915 гг.

О том, что в этой суровой борьбе русских братьев соединят свои руки и казахские джигиты, отправляясь в места битвы, в поход против ненавистных врагов, хорошо сказано в его стихотворении «Письмо другу в аул соседний».

В творческой и политической деятельности М. Сералина были и периоды наибольшей активности, и периоды сомнений и колебаний, отхода от радикальных революционных суждений и нового подъема. Свои наиболее революционные произведения он написал в годы тес­ной связи с местными русскими революционерами и увлечения их социально-демократическими идеями. От этих идей М. Сералин в принципе не отказывался и в последующие годы, но позднее пришел к мысли о том, что выдвигать эти идеи на первый план преждевремен­но для казахского общества, что до их реализации лежит сложная и длинная дорога.

М. Сералин был человеком практичного, ясного ума и трезвых суждений. Он придавал большое значение практической стороне прогресса и считал, что в развитии общества есть этапы, которые оно должно пройти, чтобы добиться подлинного прогресса. Самым необходимым этапом для развития казахского общества он считал преодоление сплошной неграмотности и темноты народных масс пу­тем распространения образования и знания. Это М. Сералин считал неотложным и первостепенным делом, основой достижения благосо­стояния народа.

Одновременно он доказывал необходимость определенных преоб­разований в области экономической структуры казахского общества, организовал обмен мнениями и дискуссии по вопросам о том, по ка­кому пути в этой части следует идти обществу, какая форма хозяйс­твования приемлема и желательна в данный период и в перспективе с точки зрения реальных условий казахского общества. Сугубо просвети­тельскую задачу М. Сералин считал не дискуссионной, а экономико­просветительскую - еще дискуссионной, хотя и по этому вопросу он имел твердые установки и планы. Эти идеи, по его убеждению, могут быть реализованы только при помощи и поддержке демократических слоев России, в условиях укрепления связей и союза с русским наро­дом, с его передовой интеллигенцией.

Как уже говорилось, на первый план просветительских идей М. Сера­лин выдвигал проблемы образования и знания. В этой части в известной мере уже была проложены пути и наметились определенные начальные сдвиги. Под влиянием России, русской культуры, европейской и восточ­ной цивилизаций в казахском обществе уже возникало, хотя и слабое, школьно-просветительское движение, чему способствовала и деятель­ность таких выдающихся казахских просветителей, как Чокан Валиха­нов, Ибрай Алтынсарин, Абай Кунанбаев. В Казахстане открывались новые мектебы и домашние начальные школы, при мечетях - мектебы. На часть областей Казахстана распространялось действие учебных округов России, при содействии которых утверждались туземные русс­ко-казахские школы и училища, учительские семинары в пограничных городах и крупных населенных пунктах. Начиная с последней четверти XIX в. казахские юноши стали обучаться в российский учебных заведе­ниях, в том числе в Петербургском и Казанском университетах. Правда, и в начале XX в. их число было невелико. В Петербурге и в городах Каза­ни, Уфе, Оренбурге, Уральске, Урде, Троицке и Ташкенте налаживалось книгоиздательское дело на казахском языке. По некоторым данным, в 1913 г. на казахском языке было издано 40 наименований книг общим годичным тиражом 161 000 экземпляров.¹ Это было началом нового эта­па просветительского движения в казахском обществе. В начале XX в. просветительство превратилось в национальную проблему и ведущий мотив пробуждения национального самосознания казахов. Именно к этому периоду относится пробуждение национального самосознания казахского народа. Оно совпало с революцией 1905 - 1907 гг., что при­давало новый импульс движению за просвещение народа. Этот период не случайно назван временем «ояну», что означает пробуждение, прозре­ние, обращение взгляда на новый, обновляющийся мир.

Передовая казахская интеллигенция свою миссию видела в том, чтобы заставить народ задуматься над своим положением. Патриоти­чески настроенные интеллигенты шли в народ, писали для широких масс рассказы, памфлеты на просветительские, нравственные темы.Даже названия этих произведений носили названия, передающие их смысл и назначения, символический характер: «Ызын» (Жужжа­ние) «Маса» (Комар), «Турымтай» (Буревестник), «Карлыгаш» (Лас­точка), «Агын» (Течение), «Шолпан» (Венера) и т. п. и лейтмотивом обращений к народу «Проснись!», «Пробуждайся!», «Берись за полез­ное», которые все чаще раздавались со страниц книг, первых листовок, национальных газет и журналов, также были просветительскими.

Школьно-образовательные мотивы, преобладавшие в этот период в просветительских идеях, собрали вокруг себя людей разных ориен­тации и убеждений и поэтому имели разные оттенки и направления. Заметно оживились религиозные деятели, которые под маской про­свещения народа стремились укрепить позиции ислама в мектебах и медресе, противодействовали процессу реформации и постепенного «ограж-данствления» этих традиционно местных учебных заведений путем укрепления и развития в них светских начал и новых методов обучения. Как справедливо отмечают советские исследователи, если в Европе буржуазная религиозная реформация и эпоха Просвещения представляли исторически последовательные этапы развития и отде­лялись друг от друга целыми десятками лет, то в Казахстане по ряду причин эти процессы совпали во времени и длились в исторически коротком отрезке времени. Подобное явление наблюдалось и в других азиатских странах. Это создавало наслоения и определенные трудно­сти на пути материализации прогрессивных просветительских идей.

В такой обстановке формировалось мировоззрение М. Сералина. В служении народу видел он свою цель в жизни.

Первый номер журнала «Айкап» открывался словами: «Уважаемые читатели! Представляю на ваш суд данный свой журнал, не огорчай­тесь, что он маленький по объему... В наше время стало истиной, что газеты и журналы нужны каждому народу... Нельзя жалеть средств, когда речь идет о пользе народа. Цель печатания и распространения книг, газет и журналов состоит в этом».

М Сералин высоко ценил просветительские идеи и призывы овла­деть русским языком Шагабуддина Маджжани Гас-принского, Ушин­ского и особенно Ибрая Алтынсарина. Он с сожалением писал, что дела и завещания Ибрая Алтынсарина, посеявшего семена просвеще­ния в казахской степи, после его смерти не находят должного развития. «17 июля 1914 года исполнилось 25 лет со дня кончины золотоголо­вого (Алтын-бас) Ибрая Алтынсарина, - писал он в одной из статей. - Его заслуги огромны перед казахским народом. А были ли казахи, которые вспомнили его? Нет... Видать, мы далеки еще от того, чтобы войти в ряды культурных народов».

Без русского языка и без знания, которым владеют русские, народ не может быть культурным - эта идея красной нитью проходит в работах М. Сералина. «Не обвинят нас, если скажу, что знание русского языка - это наш долг, - писал М. Сералин. - Эту истину произнес господин Ияхил 150 лет тому назад. Об этом сказал ныне покойный из Казани господин Шагабуддин эль-Маржани. Господин Исмаил Гаспринский, считающийся лидером русских мусульман, также утверждал, что «тот, кто знает русский язык, попадет в рай». На смерть И. Гаспринского М. Сералин написал статью под названием «Смерть, невосполнимая в ближайшее время». В ней, в частности, отмечалось, что Гаспринский ввел новые методы обучения, позволявшие пройти в течение одного года то, чему в течение 10 лет учили в старых религиозных школах.«Труды видных просветителей Востока убедили нас, - писал М. Сера­лин, - в полезности обучения и образования и уважать язык родного народа».

Укрепление связей Казахстана и России М. Сералин считал важ­нейшим фактором для развития Казахстана.

Истории присоединения Казахстана и России он посвятил статью о процессе принятия русского подданства казахами. В ней Сералин на­звал имена 56 видных батыров, биев и аксакалов казахских аулов, дав­ших клятву и приложивших свои печати и тамги на документе о при­соединении Казахстана к России. Тем самым автор подводит читателя к мысли о том, что этот исторический акт был одобрен всеми основными родами и их предводителями: «По решению этих наших предков мы оказались под властью русского императора. Имена этих людей до сих пор известны среди народа и не забываются».

По мнению М. Сералина, существовали проблемы первостепенные, подлежащие безотлагательному коллективному обсуждению как на страницах редактируемого им журнала, так и на сходах и представи­тельных народных съездах: землеустройство и оседание кочевников, ликвидация групповой борьбы на выборах местной власти и открытие школ, борьба против вредных обычаев и за раскрепощение женщин.⁶ Он считал, что решение многих из них упирается в отсталость обще­ства. Пути ликвидации этой отсталости он видел в решении экономи­ческих задач.

Но знание - не самоцель, считал Сералин, так как только направ­ленное на служение народу оно становится действительным. Он с огорчением констатирует: «Наша казахская молодежь, проходя обу­чение, стремится пойти по двум путям: или хочет стать чиновником

(писарь, переводчик), или быть мугалимом (учителем) в школах. Это весьма похвально, но мир не замыкается только в этих должностях. Я сержусь на них за то, что они не избирают другие профессии: почему не быть учеником аптекаря или не стремиться быть профес­сором от науки, не овладеть специальностями на железных дорогах, в издательствах и в других многих областях. Почему безразлично относится на это наша молодежь, получившая образование?».

Известно, что преобразование в сфере хозяйственного строя каза­хов М. Сералин мыслил как переход от кочевничества к оседлости, от кочевого скотоводства к земледелию и полустойловому скотоводству, от подвижных кибиток к постоянным постройкам, к строительству по­селков и поселений городского типа. В этом он видел двоякую пользу: повышение благосостояния народа и создание реальных условий для строительства учебных заведений, овладения знаниями молодежью и улучшении быта: «От того, что мы постоянно и без устали говорим, можно заключить два вывода: возведи города, живи компактно, только тогда можно распоряжаться хотя необширным, но участком плодород­ных земель. Возведи мектебы и медресе, открывай школы, учи детей, овладевай искусством ремесла, только тогда ты станешь человеком, составляющим народность. Иначе тебя сотрут с лица земли».

Важное место в социально-экономическом развитии общества он отводил науке. «Наш век - век науки», - писал он в журнале «Айкап». Порой с целью подчеркнуть ее особое значение он прибегал к преуве­личениям и прямолинейным выводам. Так, приводя пример того, что многие жители Перовского и Казалинского уездов Сырдарьинской об­ласти, входящей в Туркестан, имеют пахотные угодья, живут в домах чисто и одеваются опрятно, питаются хорошо, он видит единственную причину этого в науке». Надо не отставать от других народов, при­зывает он, и казахской молодежи следует думать и «о профессорской должности» в перспективе.

Для казахского народа он считал необходимым собирание мате­риалов, «Шежiре», относящихся к прошлым эпохам, фольклора, что могло бы послужить основой для изучения и создания его истории. Поднимая этот вопрос в статье «Нужна ли история казахам?», М. Се­ралин пишет: «Наша цель - собрать сведения в старых книгах о наших древних предках, а также сохранившиеся в памяти стариков с думой, что впоследствии все это вольется в полезное дело».

Задача истории, по его мнению, заключается в том, чтобы «выбрать полезные и примерные дела наших предков, чтобы ими можно было пользоваться, а если окажутся вредные деяния, то указать на них, что­бы они не повторялись». Эти суждения М. Сералина об истории и задачах исторической науки и сегодня звучат современно.

Интересны его мысли по поводу «Шежiре» - записях и сказаниях о генеалогии казахского народа, племенах и родовых подразделе­ниях. Через журнал «Айкап» Сералин обратился к знатокам шежiре поделиться своими знаниями. Один из читателей по поводу этого обращения писал: «Этого не нужно было делать, уважаемый! Наш казахско-узбекский народ раздираем изнутри и не может сохранить единство из-за деления на роды, на групповщины по родам с отде­льными родовыми лозунгами и кличами! Зачем вам поднимать это в журнале? Хотите, чтобы тем, кто забыл, напомнить об этом и снова возродить и усилить междоусобицу и разлад в народе? И так-то, без напоминания журнала, казахи не собираются забыть свое родословие. Ни один ас (годовые поминки), ни один праздник, ни один сбор казахов не обходился без конфликтов и драки, без кровопролития. Все это из- за деления на роды». М. Сералин в ответ на это письмо изложил свою точку зрения: для того, чтобы бороться с отрицательными явлениями, порожденными делением на роды и родовые группы, и искоренить их, нужно знать само явление, его корни и причины.

Даже самое незначительное начинание, связанное с рас­пространением знания среди народа, встречало у М. Сералина живой отклик. Когда ему стало известно о действующей светской школе в Се­миречье, в местности Карагаша, основанной богатым казахом Есенгу- лом Мамановым, о том, что он построил для школы многокомнатное специальное здание и пригласил туда учителей из разных уголков сте­пи, в том числе учеников медресе «Галия» в Уфе, М. Сералин назвал это начинание «благороднейшим делом». А на учреждение Есенгулом Мамановым премии для казахских романов М. Сералин откликнулся на страницах журнала, сравнив его с благородным поступком Аль­фреда Нобеля. В частности, он писал: «Оказывается, и среди наших казахов есть баи, ценящие науку и жертвующие свое состояние ради науки. Есенгул Маманов учредил премию для казахскогоромана - он идет по пути Альфреда Нобеля... Брать пример от бая Есенгула и сле­довать его примеру является долгом и других казахских баев».

В начале XX в. вопросы землепользования и землеустройства, ко­чевания и оседания, организации скотоводческого хозяйства и всего цикла производства стали для казахского общества еще более остры­ми и злободневными, чем в последней четверти XIX в.

Изъятие плодородных в хозяйственном отношении земель у казахс­ких кочевых и полукочевых аулов и причисление их к казенному, пере­селенческому фонду принимали все более широкий размах. Топографы и землемеры, посылаемые из уездных и областных центров для учета изымаемых земель и определения новых границ угодий казахских аулов, наводняли степь и проникали в самые глубинные пространства. Их по­явление в кочевьях и аулах наводило на местное население не меньший страх, чем рейды карательных отрядов царского правительства. К тому же в связи с обострением внутриполитического положения в государс­тве правительство ужесточило свою политику в таких «инородческих» окраинах, как Казахстан. Одним росчерком пера оно лишило среднеази­атские народы права участвовать в выборах в Государственную думу и посылать в нее своих представителей. Командование и приказ, расправа и открытый погром стали распространенными методами управления казахским краем и его народом.

Все это происходило на фоне заметного хозяйственного упадка кочевых и полукочевых аулов, сужения кочевых их полос и путей, роста числа обедневших скотоводов-жатаков и перехода их к хлебо­пашеству, чтобы только поддержать свое существование. Прогрес­сировало отходничество из аулов, намного обострились социальные противоречия в хозяйственных коллективах, а процесс поляризации интересов внутри аулов стал более глубоким.

В этой обстановке проблемы в сфере экономики приобрели особен­но острый характер, что не могло не отразиться на идейной жизни ка­захского общества, выразителями и носителями которой были пред­ставители нарождающейся национальной интеллигенции. М.Сералин возглавил одно из направлений экономической мысли и считал, что в переживаемый период нет более важной и неотложной задачи, чем экономическая. Он признавал приоритет экономики над всеми други­ми жизненными факторами и отношениями. «По утверждению уче­ных, - писал М. Сералин, - жизнь - это экономическая война. В этой войне не проливается кровь, но действует она на общество сильнее и более разрушающе, чем кровавая война. В экономической войне такие способы, как занятие производительным трудом и искусство произ­водить, действуют гораздо мощнее, чем ружья и пушки в кровавой войне».

решило «упорядочить» землепользование в Казахстане. С этой целью Совет министров 9 июня 1908 г. одобрил разработку Главного управ­ления земледелия и землеустройства об изъятии «излишков» земли у сибирских казахов и передаче их в аренду и продаже в вечное поль­зование. Это законоположение имело целью еще больше ограничить право землепользования казахов и кочевых коллективов, вытеснить их с более или менее удобных земель в глубь степи. Устанавливалась твердая норма земли для казахов: кочевая норма - по 12 дес. земли на душу населения и оседлая, или переселенческая норма, распространя­емая и на казахов, - по 15 дес. земли на одного мужчину.

После обнародования этого положения споры и дискуссии о земле­устройстве казахского населения приняли конкретный характер. Что лучше: получить землю по кочевой норме, кочевать и передвигаться со скотом или получить землю по оседлой норме, строить поселки и города, заниматься преимущественно земледелием? М. Сералин с са­мого начала встал на второй путь решения - на путь преобразования привычного и традиционного хозяйственного строя кочевника-ското­вода, связанного с ним быта, образа жизни там, где имелись удобные пахотные земли на участке хозяйствования аулов. При подходе к ре­шению этого вопроса, как полагал М. Сералин, надо исходить не из того, что устраивает некоторых из нас сегодня и завтра, и не из того, к чему мы привыкли, или из нашей вековой традиции. Вопрос стоит намного сложнее, а именно: речь идет об интересах и нуждах целого народа, о том, «каким образом казахский народ обеспечит свое сущест­вование в будущем и свое выживание».

Наиболее верным и перспективным путем, по мнению М. Се­ралина, являлся переход преимущественно к земледельческому хозяйству, к оседлости там, где имелись пахотные угодья. «Как мы представляем, - писал он, - возведение населенных пунктов, городов с переходом к земледелию по норме «русского мужика» полезнее, чем другой путь. Полезнее не потому, что достается больше земли, а потому, что объединением по земле казахи могут сохранить себя как народность».^{1 2} «В противном случае, - считал Сералин, - кочевые аулы окажутся раздробленными, рассыпанными и со временем все равно лишатся удобных своих земель, но переход на оседлость будет уже запоздалым, поскольку к этому времени все пахотные угодья будут распределены и заняты». Как видно из сказанного, экономи­ческие замыслы М. Сералина и проект переустройства хозяйства кочевых аулов, предложенный им, были рассчитаны на перспективу и основаны на идее прогресса общества.

Свою преобразовательную идею М. Сералин называл идеей, рассчитанной на организацию «культурного скотоводческо-зем­ледельческого хозяйства». Как можно было предполагать, против этого плана выступили баи, крупные скотовладельцы, правители и управители разного ранга в волостях и административных аулах. Они увидели в переходе на оседлость ущемление своих прав на об­щинно-аульные кочевые территории, а также привилегии, которыми они пользовались по обычному праву казахов. Их не интересовали вопросы перспективы и прогресса казахского общества. Они прежде всего и больше всего думали о групповых и кастовых интересах. «Наши волостные правители и баи, - указывал М. Сералин, обра­щаясь к другим слоям общества, - когда говорят, что нас устраивает «Степное положение», то они пекутся о личных интересах, вы не слушайтесь этого».

Как утверждал М. Сералин, самой наукой и образованными людьми установлено, что оседлость и земледелие намного выгоднее кочевого скотоводства. «Насколько мы понимаем, - писал он, - время, когда мож­но было заниматься скотоводством и беспрестанно кочевать, уже про­шло и оно не возратится». Само положение, создавшееся в казахском обществе того времени, оставляло лишь одно верное решение - строить поселки и города, заниматься земледелием и содержать на пустующих вокруг населенных пунктов землях имеющийся скот. «Я сержусь на казахский народ, - с тоской отмечал он, - хотя природа его одарила не меньшими способностями, чем других, но тем не менее, не оглядываясь на опыт прошлых лет, с упорством отстаивает кочевание как единствен­но возможное его счастье, превозносит устаревший и неприглядный «обычай дедов», остается в стороне от науки и знания, не считается с их требованиями, позволяет безразличие и леность».

Реальность и жизненность своих идей М. Сералин подкреплял агитацией и личным опытом. В своих разъяснениях он учитывал пси­хологию и миропредставления народа, старался преподнести свои за­мыслы не только в доступной для народа форме, но и тесно увязывать их с потребностями, пусть даже ложно понятыми им на данном этапе. Так, он указывал на три выгоды, которые можно извлечь из перехода на оседлость: во-первых, «возведем города и станем хозяевами хотя не большого, но плодородного пахотного угодия... Вторая выгода, если будут города, то построим мечети, школы и медресе, в которых будут обучаться наши дети... Третья выгода, как только обзаведемся города­

ми, намного быстрее могут быть реализованы наши просьбы в части религии, и, кто знает, если сочтет возможным главное начальство, мо­жет быть, и будет учрежден муфтий и для казахов».

М. Сералин задумал объединить своих родственников и однофа­мильцев, получить землю по «переселенческой» норме, построить поселок и тем самым показать пример другим, насколько полезно переходить от кочевого, полукочевого скотоводства к оседлому об­разу жизни. Населенный пункт, образованный таким образом на его родине в Шубарской волости Кустанайского уезда, получил впос­ледствии название пос. Серали. В нем со временем построили школу, являвшуюся одновременно клубом и культурным центром. Начина­ние удалось: были приобретены некоторые сельскохозяйственные орудия и машины, увеличилась пахота, удалось уменьшить разори­тельные последствия повторявшейся засухи и джутов (бескормицы), заметно улучшилась материальная обеспеченность населения и росла покупательская его способность промышленных товаров, пос­тепенно изменились быт и образ жизни осевших. Под воздействием примера М. Сералина нашлись, хотя немного, и другие энтузиасты возводить поселки.

Единомышленник М. Сералина Б. Каратаев, имевший уни­верситетское образование, исходя из личного убеждения о преиму­ществе оседания кочевников, также стал строить поселок на своей родине в Уральской области. Впоследствии этот населенный пункт стал называться Каратаевским.

И все же в целом строительство населенных пунктов, объединявших бывших кочевников и полукочевников-скотоводов, не получило замет­ного развития, на что рассчитывал М. Сералин. Сам он объяснял это тем, что казахский народ еще не поднялся в своей зрелости до такого уровня, что мог бы трезво разобраться в ситуации. «Все народы, кроме нас, - отмечал он, - в настоящее время понимают, что ему полезно и что ему вредно как народности. Они стремятся освободиться от того, что вредно, и добиваться того, что хорошо. А мы не можем различить, что полезно и что вредно, и считаем вредным то, что полезно».

Реально они не могли иметь большего успеха. В условиях колони­ального режима в Казахстане и отсутствия сколько-нибудь серьезной финансовой помощи и нравственной поддержки со стороны прави­тельства и местных органов власти, находившихся в основном в руках царских чиновников и представителей крупных скотовладельцев, идея строительства поселков не могла получить должного осуществления.

М. Сералин сознавал, что его идеи оседания и образования посел­ков на данном этапе притягательны в первую очередь для бедняков. «Сторонниками оседлого землеустройства киргиз по кочевой норме главным образом являются богатые и влиятельные киргизы, а также и волостные управители, - писал он в 1915 г., - сторонниками оседлого землеустройства являются бедняки». Из этого, однако, нельзя делать вывод, что М. Сералин был «крестьянским идеологом», как это счи­тают некоторые исследователи. Его преобразовательные идеи в сфере хозяйственной жизни выражали интересы и перспективы развития казахского общества в целом, о чем он говорил открыто и неоднократ­но. Однако на данном этапе эти идеи совпадали прежде всего с по­ложением и интересами бедняков, в большинстве своем оседавших в зоне зимовок богачей вблизи русских населенных пунктов, дававших дополнительные заработки (жатаки). В то же время многие бедняцкие хозяйства были зависимы от зажиточных и богатых однородцев и од- ноаульцев, и это освящалось патриархальными обычаями и традиция­ми. К тому же они не имели средств на то, чтобы осваивать отведенные пахотные участки, что также имело немаловажное значение.

М. Сералин сочувственно относился к положению и судьбе бед­няков. Он призывал богатых одноаульцев и местные органы власти оказывать им помощь и поддержку. Так, в статье, посвященной голо­ду в степи в 1910 - 1911 гг, рисуя бедственное положение населения, он писал: «У баев нет сена для скота на зиму, а у бедняков не только нет скота, но нет у них продуктов на питание. Сейчас, когда доятся коровы и есть молоко, нужда не особенно заметна. Но как только на­ступит осень, начнут голодать в первую очередь бедняки». Здесь же он поднимает вопрос о том, чтобы правители волостей и казахские чиновники ходатайствовали перед правительственными органами об оказании помощи нуждающимся и голодающим в степи.

Деление общества на богатых и бедных М. Сералин воспринимал как фактическое состояние общества, не пытаясь объяснить его. «При всех условиях, - писал он, - кому милостив бог - тот богат, кому не милостив бог-тот бедняком останется». В то же время он считал, что злоупотребления и произвол властей и тех, кто правят массой, приво­дят к обнищанию трудовых людей, умножают бедняков.

Пороки общества, народа и управления, а также то, что одни наро­ды попадают под угнетение и унизительную власть других народов, М. Сералин склонен был объяснять недостатком или отсутствием у них образования и знания, отсталостью и неразвитостью. Описывая злоупотребления царских чиновников и местных хакимов, а также царских начальников, поставленных во главе казахских аулов в Куль- джинском округе, он отмечал, что «притеснитель останется притес­нителем везде и всюду. Чтобы освободиться от притеснения притес­нителей, есть только один путь: народ должен учиться, цепляться за знание, отбросить вредные обычаи дедов - без этого казах не снимет с себя ярмо унижения».

Вместе с тем М. Сералин не ограничивался только констатацией отрицательной роли некоторых обычаев и норм, именуемых «прави­лами дедов». Свой подход и их оценку он строил исходя из критериев прогресса общества и справедливости. В них он видел во многом при­чину застоя общественных нравов, отсталости взглядов народа, его стремления отгородиться от всего нового, полезного, что происходило вокруг. В анализе и оценке норм и обычаев, укоренявшихся веками в ткань общественной жизни казахского народа, М. Сералин был более глубок и последователен, чем многие дореволюционные казахские деятели. Его сильной стороной было то, что он смог на конкретных сферах жизни народных масс показать, какие «правила дедов» меша­ют продвижению общества вперед и какие могут быть использованы на этом сложном пути. Он «поднял» руку даже на родовое деление населения, считавшегося чуть ли не священным.

Родовое деление населения, по мнению М. Сералина, явление ис­торическое, и материалы о нем надо собирать и изучать. Но оно стало в значительной степени причиной внутренних раздоров, конфликтов и раздробления народа. В одной из своих статей Сералин приводил выдержки из письма, поступившего в редакцию, автор которого пи­сал, что в местах сбора людей, если играют два мальчика, и, поссо­рившись между собою, один из них крикнет: «Найман! Найман!» или «Аргын! Аргын», то немедленно собравшиеся делятся на две группы и затевают драку. Многие из них не знают даже, из-за чего она про­исходит, оправдываются тем, что «услышал призыв духа предков и стал бить плетьми найманов».

По этому поводу от имени редакции М. Сералин изложил позицию «Айкапа»: «Задача журнала заключается в разъяснении необходи­мости покончить с делением казахов «на такой жуз, на такой род»,порождающее такое явление. Не делает чести для народа получающее распространение мнение о том, что «казахи - это народ, раздираемый изнутри взаимными спорами и склоками». «Когда не хотят видеть нового, нужного, полезного, - писал он, - то ссылаются на «правила дедов», ссылаются на него также в оправдание своей лености и необ­разованности».

Исключительно остро ставил М. Сералин вопрос о равноправии женщин, борьбе с обычаями и взглядами, унижающими их достоинс­тво как членов общества. Этой теме он посвятил одну из первых своих поэм, ряд публицистических статей. В поэме «Гулкашима», написан­ной в 1903 г., повествуется о высоком чувстве любви и ее трагедии в отсталом обществе казахов.

В публицистических статьях он обращался к своим читателям и ко всем «трезво мыслящим» представителям народа со словами: «Не является ли для нас позором то, что женщины, которые родили нас и являются нашими матерями, родные наши сестры пущены, как скот, в торговое обращение?.. Если наши матери лишены личной свободы, по­добно рабыням, то мы, рожденные от них, не выглядим ли жалкими».

М. Сералин придал женскому вопросу общественную остроту, создал актив борцов за равноправие казахских женщин. В редакцию журнала из разных уголков степи поступало по этой проблеме много писем. Конкретным действием в этом направлении было привлечение М. Сералиным женщин-казашек, получивших образование, в качестве авторов журнала, что было явлением необычайным в истории Казахс­тана. В их числе были: Сакипжамал Тлеубайкызы, Кулайм Утегенова, Магрипа Койбагарова, Мариям Сейдалина.

В одной из статей С. Тлеубайкызы писала: «Девушки в будущем - это матери и воспитательницы своих детей. Если мать невежествен­на, то она не сможет дать своему ребенку хорошее воспитание. Плохо воспитанный ребенок - вина матери, ибо сам он плохим не рождается. Поэтому, если хотите, чтобы мы были полноценными людьми, поста­райтесь учить нас в наших аулах. Обучайте нас хотя бы в возрасте от 7 до 15 лет. Не будьте прокляты нашими слезами. Дав нам образование, народ получит большую пользу...».

Устами самих женщин-казашек заговорили их нужды и чаяния. Они писали о праве девушек на образование и на выбор профессии, об участии наравне с мужчинами в общественной жизни, в особенности в сфере культуры и школьного строительства. Они выступали против таких дедовских порядков, как продажа девушек за калым, аменгерс- тво - обычай, по которому вдова должна была выйти замуж за бли­жайшего родственника умершего мужа. При этом они вдохновлялись примерами своих старших землячек. Так, казашка Хусни-Жамал Ну­ра лиханова в 1894 г. открыла в своем ауле в Букеевской орде первое учебное заведение европейского образца для девушек. Все учебные принадлежности она приобрела на собственные средства, и сама со­ставила учебную программу. При этом женском училище для казашек был интернат на 20 мест. В ее бескорыстном, благородном начинании ей помогали некоторые русские педагоги, например Олдекоп.

Как следует из сказанного, просветительские идеи М. Сералина выходили далеко за рамки вопросов духовной культуры народа. Они охватывали проблемы и социально-политические, и экономические. Выдвинутая им идея преобразования хозяйственного уклада казахов путем перехода от кочевничества к оседлости была не только перс­пективной, но и смелой. Радикальной была его постановка проблемы равноправия женщины-казашки, ее активного участия в обществен­ной жизни, а также взгляды на «правила дедов», имевшие в обществе значительную силу. Он критически относился к политике царизма в Казахстане, а в нелегальных трудах клеймил его за кровавые преступ­ления против народа, солидаризировался с революционными выступ­лениями русских рабочих. Он не оставил в стороне от критики и ту­земную администрацию - волостных правителей, крупных баев за их равнодушие к нуждам и коренным интересам собственного народа.

Как уже говорилось, одной из особенностей просветительских идей предреволюционного периода в Казахстане было то, что они все боль­ше и больше охватывали область политики, ограниченной националь­но-освободительными идеями и незрелыми буржуазно-демократичес­кими лозунгами. Просветительские идеи М. Сералина в какой-то мере выходили за эти рамки. Они были частью более общего его идейного воззрения, характеризовавшегося относительно радикальным демок­ратическим содержанием.

М. Сералин по своим политическим убеждениям и симпатиям был деятелем революционно-демократической ориентации.