Страница - 5

2. Становление политических взглядов

Чокан вышел из кадетского корпуса европейски образованным офицером. Об этом свидетельствуют следующие слова Семена Яков­левича Капустина, который после окончания юридического факульте­та Казанского университета служил в главном управлении Западной Сибири. «Несмотря на разные программы этих двух учебных заве­дений (речь идет о Казанском университете и Сибирском кадетском корпусе. - авторы), - писал он о Валиханове, - мы, познакомившись, не находили предмета, о котором бы различно думали».

Чокан Валиханов по служебной линии рос быстро. Еще более пора­зительные успехи он делал в области наук. Царские администраторы хотели подчинить научные познания Ч. Валиханова интересам «боль­шой политики». Начитанность и прекрасное знание ряда восточных языков, склонность к глубокому анализу и вескость суждений, сме­лость в научных исканиях и свободное владение русским языком - все это делало Чокана Валиханова весьма полезным в государственных делах на Востоке. Эти его качества быстро были оценены властями в Сибири, и они делали в первые годы службы Валиханова все не­обходимое для подготовки из него преданного престолу чиновника. Однако этому не суждено было сбыться.

Послужной список Чокана Валиханова небольшой, но примеча­тельный. После окончания кадетского корпуса он был формально зачислен офицером в 6-й кавалерийский полк Сибирского казачьего войска, а фактически оставлен чиновником по особым поручениям при генерал-губернаторе Западной Сибири. Это была ответственная должность, на которую обычно назначались наиболее опытные, заре­комендовавшие себя лица. Менее чем через год, 6 марта 1854 года, он назначается адъютантом начальника штаба Отдельного Сибирского корпуса генерал-лейтенанта Яковлева, а 12 октября того же года Чокан Валиханов определяется адъютантом генерал-губернатора Западной Сибири Гасфорта. В дальнейшем ему поручается выполнение ряда важных заданий общегосударственного значения.

В 1855 году Ч. Валиханов в качестве адъютанта сопровождал Гас- форта в его инспекционной поездке по Центральному Казахстану, Семиречью и Тарбагатаю. Эта поездка дала Ч. Валиханову многое: он знакомится с запросами, нуждами и жизнью народа, непосредственно наблюдает работу местных царских и «туземных» чиновников. Од­новременно использует свое пребывание в этих районах в научных целях. Он собирает и записывает исторические предания, легенды, поэмы и песни. В 1856 году принимает участие в отряде полковника М.М. Хоментовского, снаряженного формально для съемки бассейна озера Иссык-Куль в Киргизии. НаЧ. Валиханова была возложена самая ответственная часть задачи. Он должен был ознакомиться с бытом, культурой, языком и состоянием киргизского народа, а также иметь представление о влиянии и власти манапов в народе, вступить в связь и попытаться склонить их перейти в российское подданство, а при­нявших его - агитировать усиливать связи с Россией. В этой поездке на Тянь-Шань Ч. Валиханов впервые в истории киргизского народа изложил на бумаге отдельные отрывки знаменитого эпоса «Манас». Ч. Валиханов решился оставить Иссык-Куль только тогда, когда убедил­ся, что «все, что нужно было ему видеть и знать, уже было кончено».

Через Западно-Сибирское генерал-губернаторство министерство иностранных дел России в 1856 году направило делегацию в Кульджу для переговоров с представителями цинской империи об улучшении торговли между Россией и Китаем, а также, при желании китайцев, войти в переговоры о границах. Руководителем делегации был наз­начен подполковник Перемышльский - пристав казахов Старшего жуза, который должен был действовать, во всем совещаясь с консулом в Кульдже. В состав делегации входил и Ч. Валиханов. Он работал в тесном контакте с Перемышльским, оказавшимся гуманной личнос­тью с университетским образованием, постоянно выписывавшим и читавшим «Современник». Переговоры с китайцами не дали особых результатов.

В связи с участием Ч. Валиханова в этих переговорах как в дорево­люционной, так в советской литературе ошибочно принято считать, что Ч. Валиханов руководил делегацией и что благодаря ему был за­ключен Тарбагатайский договор, открыты консульства в Кульдже и Чугучаке. Кульджинский трактат, который предусматривал создание в Кульдже и Чугучаке русских консульств и факторий, был заключен Е.П. Ковалевским в 1851 году, то есть тогда, когда Чокан еще учился в кадетском корпусе. Сам Ч. Валиханов по этому поводу писал: «Рус­ская фактория основана в Кульдже и Чугучаке в 1852 году для выгод нашей прежней торговли». Он также указывал, что руководителем делегации был Перемышльский. Заслугой Ч. Валиханова было, не­видимому, то, что он, участвуя в делегации, приложил все свое умение для регулирования некоторых частных вопросов, вытекавших из ра­нее заключенных договоров.

Результатом этих поездок Ч. Валиханова явились его «Дневник поездки на Иссык-Куль», «Киргизы», «Западный край китайской им­перии и г. Кульджа», в которых содержатся ценные научные сведения по истории, этнографии, географии, флоре и фауне посещаемых им местностей.

С приближением границ к Кашгарии и Западному Китаю царское правительство стало проявлять к ним особый интерес. Для сбора сведений об этих землях Гасфорт решил послать Ч. Валиханова в киргизские кочевья, примыкавшие к этим землям. Ч. Валиханову было поручено вручить подарки киргизскому манапу Бурамбаю. Это был лишь предлог.

По приезде в укрепление Верное в 1857 году Ч. Валиханов доно­сил Гасфорту, что он в связи с наступлением зимы не может так скоро добраться до аула Бурамбая. Собрав сведения от купцов и местных жителей пограничных районов о восстании, вспыхнувшем в это время в Кашгаре и Западном Китае, он послал их почтой. Правящие кру­ги России видели возможность использования этого восстания для реставрации власти прежней (магометанской) династии в Кашгарии, стремившейся к отдалению ее от Китая. Царское правительство хоте­ло, чтобы это будущее ханство имело прорусскую ориентацию и даже сохраняло зависимое от России вассальное положение. Донося царю о некоторых результатах этой миссии, губернатор Гасфорт писал, что Ч. Валиханов «хорошо ознакомился с историей и нынешним состоя­нием среднеазиатских владений».

Следует сказать, что Кашгария привлекла внимание и Англии, которая в 1857 году послала туда своего агента Адольфа Шлагинвей- та под видом немецкого ученого, интересующегося исключительно путешествием. После того как Шлагинвейт был убит вожаком вос­ставших Валихантюре, англичане послали в Кашгар Абдул-Хамида.На соперничество Англии и России в Средней Азии и возможное их столкновение в этих районах указывал и Ф. Энгельс.

В августе 1857 года директор Азиатского департамента министерс­тва иностранных дел России Е. Ковалевский поднял вопрос о посыл­ке в Кашгарию человека. Обсудив записку Е. Ковалевского, военное министерство и министерство иностранных дел приняли совместное решение: «Командировать в Кашгар подготовленного офицера для сбора сведений о местной ситуации». Это решение было одобрено и утверждено царем, который приказал послать «доверенное лицо негласно». Поэтому военное министерство предупредило генерал- губернатора Западной Сибири Гасфорта: «Должно соблюсти только, чтобы посылаемое лицо получило от Вас наставления не иначе как изустно, и чтобы ни под каким предлогом никаких бумаг, могущих обнаружить его положение и звание, при нем не находилось». Для вы­полнения этого ответственного задания - проникновения в закрытую для европейцев Кашгарию - выбор генерала Гасфорта остановился на поручике Ч. Валиханове «как на единственно подходящем из всех офицеров Отдельного Сибирского корпуса.., с очень хорошими даро­ваниями, и на расторопность которого вполне можно положиться».

Всю зиму шла переписка между Ч. Валихановым, находившимся в Верном, генерал-губернатором Гасфортом и начальником правления области сибирских казахов К. Гутковским. Было решено послать Ва­лиханова с торговым караваном. С каравана была снята пошлина, и его составу было поручено не гнаться за выгодой, а направлять караван по желанию путешественника-разведчика.

23 июня 1858 года генерал Гасфорт встретился с Ч. Валихановым в Каратале и повторил ему все наставления о строгой секретности и осторожности.

Ч. Валиханов понимал опасность своего путешествия и, тем не менее, как это видно из хода подготовки каравана, охотно шел на выполнение поставленной перед ним задачи. В данном случае для Ч. Валиханова научные цели (познание малоизвестного края) и слу­жебные обязанности (сбор сведений об общественно-политической жизни края) совпадали. Это путешествие, несмотря на его опасности и трудности, сильно его увлекало.

Выехав в Кашгарию 28 июня 1858 года, Ч. Валиханов вернулся по выполнении задачи в Верное (Алма-Ата) 12 апреля 1859 года. В Каш- гарии Ч. Валиханов жил на нелегальном положении, выдавая себя за сына кашгарского купца, пропавшего без вести в пределах России еще в 30-е годы. Эту роль он сыграл весьма искусно. Подчиняясь неписанным законам страны, он вступил здесь во временный брак. Избранница Ч. Валиханова оказалась не только привлекательной, но и сметливой - она хорошо знала местные события, и из ее рассказов Чокан Валиханов почерпнул немало полезных сведений.

О результатах путешествия в Кашгарию Ч. Валиханов писал после возвращения следующее: «Что касается до моих действий, то я во вре­мя пребывания в Кашгаре старался всеми мерами собрать возможно точные сведения о крае, особенно политическом состоянии Малой Бухарин, для чего заводил знакомство с лицами всех наций, сословий и партий, и сведения, полученные от одного, сверял с показаниями другого. Сверх того, я имел случай приобрести несколько интерес­ных книг, относящихся к периоду владычества ходжей, и пользовался дружбой некоторых ученых ахунов... Факты, относящиеся к террито­рии шести городов и туземного его населения, приобретены от каш­гарских беков, шейхов, ахунов и от моих кашгарских родственников, людей, сведущих в этом деле».

Научный труд Ч. Валиханова «О состоянии Алтышара или шести восточных городов китайской провинции Нан-Лу (Малой Бухарин)», в котором были изложены итоги путешествия, был признан ученым ми­ром как оригинальное и капитальное исследование. Следует сказать, что к этому времени Чокан Валиханов уже считался видным ученым. Еще до отъезда в Кашгарию 27 февраля 1857 года по рекомендации и предложению П.П. Семенова-Тян-Шанского и В.И. Ламанского Ч. Валиханов был избран в действительные члены русского географи­ческого общества.

В Петербурге Ч. Валиханова ждали с результатами его поездки в Кашгарию. Но, приехав в Омск, Ч. Валиханов заболел. Об этом гене­рал Гасфорт сообщал военному министерству. Донесение с отчетом Ч. Валиханова о политическом состоянии Кашгарии было отправлено почтой и прибыло в столицу раньше, чем он сам.

В Петербурге Ч. Валиханов за образцовое выполнение задания был награжден орденом Святого Владимира IV степени, следующим чином - штаб-ротмистра, получил единовременное поощрение в 500 рублей. Правительство взяло на себя и его долг в сумме 1175 рублей. По пред­ставлению Ч. Валиханова, были награждены караванбаши: Мусабай (золотой медалью), Букаш (золотой медалью и чином хорунжего) и другие. Награду получил и Гутковский за подготовку каравана.

Е. Ковалевский представил Ч. Валиханова графу Д. Блудову - председательствующему в Сибирском комитете, через которого его отчеты о поездке в Кашгарию проникли в высшие круги столицы, воздавшие должное таланту молодого исследователя и проявившие исключительно живой интерес к его личности. Им интересовались граф А.П. Толстой - обер-прокурор святейшего синода, полковник Д. Романовский - заведующий отделением департамента генераль­ного штаба по делам кавказским, оренбургским и сибирским, с которым Ч. Валиханов впоследствии завязал дружественные отно­шения.

Путешествие в Кашгарию было настоящим научным подвигом. Западно-Сибирское отделение Русского географического общества в своем приветствии Сибирскому кадетскому корпусу в день его столе­тия, как заслугу этого учебного заведения, отмечало: «В те же неведо­мые, но крайне враждебно к нам настроенные края в начале 60-х годов по поручению сибирского начальства проникает под видом среднеази­атского торговца молодой казах, поручик русской службы, питомец Омского кадетского корпуса Чокан Валиханов, проживает там под ежеминутным страхом быть узнанным и преданным позорной казни, подробно исследует тогдашнее положение тех ханств и Кашгарии, благополучно возвращается в Россию и представляет подробнейшие, захватывающего интереса отчеты о своем путешествии, напечатанные потом в изданиях Географического общества».

Официальная служба не сделала Чокана Валиханова только чинов­ником. Имея дарование ученого и отдаваясь науке, он не стал только ученым. Его волновали жизнь и чаяния народа, как казахского, так и русского. Он еще в большей степени, чем в период учебы, стал ин­тересоваться и заниматься политикой, установил непосредственные контакты с многими передовыми людьми края, учился у них мыслить по-революционному. Современные ему условия Западной Сибири, в особенности политическая жизнь Омска, благоприятствовали идей­ному росту и совершенствованию Чокана Валиханова.

Западная Сибирь была местом ссылки. Здесь отбывали наказание декабристы (в 20 - 30-х годах), польские демократы, студенты Мос­ковского, Петербургского и Киевского университетов, принимавшие участие в политических кружках, революционеры-разночинцы и крестьяне, оказавшиеся «неблагонадежными». В начале 50-х годов в Сибирь прибыла группа активных участников революционого круж­ка в Петербурге - М.В. Буташевич-Петрашевский, Н.А. Спешнев, С.Ф. Дуров, Ф.М. Достоевский. Жил здесь в ссылке и Бакунин. Поток революционеров - студентов и разночинцев - становился обычным явлением для жизни Сибири.

Интеллектуальным и идейным центром Сибири в 50-е годы был го­род Омск. Здесь находились не только канцелярия Западно-Сибирско­го губернатора, штаб Отдельного Сибирского корпуса и первый в Си­бири кадетский корпус, а следовательно, большое общество офицеров и чиновников, среди которых было немало образованных и передовых людей. Здесь сходились и пути ссыльных революционеров. Они назна­чали сходы, приезжали из других городов Сибири, чтобы встретиться и побеседовать перед отъездом в районы Центральной России. При отправке на места поселения и при передислокации многие ссыльные проезжали через Омск. Некоторые из них отбывали наказание в самом городе или оставались жить в нем по освобождении. Все это не могло не влиять на обстановку в городе.

На идейную жизнь города существенное влияние оказывали собы­тия, происходящие в стране, в особенности в Петербурге и Москве. В Сибири появились призывные и высокохудожественные произведения Щедрина, Тургенева, Некрасова. Не менее широкое распространение получило литературное наследие Белинского. В Омске зачитыва­лись Чернышевским. Он стал превращаться в любимого писателя и публициста во многих интеллигентных семьях, среди образованной молодежи и офицерства. В 1860 году жители Омска получали 19 эк­земпляров журнала Чернышевского «Современник», в то время как все остальные города Тобольской области (Тобольск, Петропавловск и другие) - 24 экземпляра.

Важно здесь отметить, что население Западной Сибири, устроив­шись более «свободно», чем крестьяне центральных губерний России, на каждое притеснение, которые в XIX веке участились, реагировало более возбужденно и открыто выражало протест против ущемления своих прежних прав. В сибирских крестьянах еще сохранился здоро­вый дух свободолюбия. Они в основном сочувственно относились к политическим ссыльным, порою легко поддавались влиянию их по­ложительных идей. Правительственные надсмотрщики над политическими ссыльными часто доносили своим начальникам о подобно­го рода явлениях, «отрицательных», по их мнению. Так, тобольский губернатор в 1834 году вынужден был признать, что отдельные ссыль­ные декабристы были «замечены в связях с некоторыми крестьянами и поселыциками тамошнего округа и обратили на себя подозрение в делании им советов и внушений, клонящихся к поселению в них духа ябедничества, недоверчивости и даже неуважения к местному началь­ству». В одном из донесений 1834 года говорилось, что в Томской губернии ссыльные поляки и «некоторые из русских ее поселенцев» летом 1833 года «были действительно в волнении, в ожидании чего-то особенного. Если после принятых мер они успокоились, по-видимо- му, то нельзя, кажется, и ныне прекращать бдительного наблюдения за людьми подозрительными, каковых между многими тысячами по- сельщиков, обременяющих Томскую губернию, находится немало».

Недовольство мероприятиями царского правительства в Сибири, характерное для основной крестьянской массы, не могло не находить отклика у передовых представителей местной интеллигенции и офи­церства. Оно влияло и на Чокана Валиханова, который не только в годы учебы и службы в Западной Сибири, но и под конец жизни, с над­ломленным здоровьем, как писал его друг Т.Н. Потанин, «живя в юрте и одеваясь киргизом.., до последней минуты жизни жил интересами европейского общества». Возвышенные думы и стремления русского и казахского народов, идеи ссыльных демократов и революционеров, взгляды передовых представителей местной интеллигенции и офи­церства - вот те родники, которые питали убеждения Чокана Валиха­нова в годы службы в Сибири.

Чокан Валиханов, наряду с научными исканиями, усиленно рабо­тает над своим идейно-политическим совершенствованием. Он завя­зывает новые знакомства с некоторыми из видных деятелей демокра­тического и революционного движения, находившимися в Омске и в других городах Западной Сибири, регулярно читает передовые жур­налы, старается быть в курсе общественно-политических событий в России. Летом 1854 года в Заилийском крае Ч. Валиханов встречается с ученым П.П. Семеновым и в дальнейшем поддерживает с ним тес­ную связь.

В свое время П.П. Семенов, как и Ф.М. Достоевский и С.Ф. Дуров, являлся членом революционного кружка М. Петрашевского, кото­рый, по его же определению, руководствовался «идеей освобождения крестьян». П.П. Семенов считал себя сторонником петрашевцев и до конца жизни сохранил к ним уважение. Вместе с тем он к этому времени был уже известным ученым с разносторонними связями и пользовался влиянием и авторитетом в официальных кругах. Встречи и постоянное общение с ним помогли Чокану Валиханову многое по­нять и уяснить. В их беседах затрагивались как вопросы политики, так и вопросы науки. В 1857 году Ч. Валиханов неоднократно встречается с П.П. Семеновым в Омске, в доме Капустиных, у себя дома. Однажды при откровенном разговоре с Чоканом Валихановым П.П. Семенов сказал: «Тяжела жизнь на Руси, и покуда не освободим мы крестьян от крепостной зависимости, лучше она не станет. А освобождение бли­зится... Близится! И я спешу в Петербург».

П.П. Семенов-Тян-Шанский отдавал должное таланту и позна­ниям молодого Ч. Валиханова, восхищался его умением находить и обобщать научные материалы. Он «тщательно записывал предания, легенды и поэмы своего народа, - писал П. Семенов-Тян-Шанский, изучал среднеазиатские наречия, дорогою ценою скупал древности, находимые туземцами в старых развалинах и могилах, с опасностью жизни проникал в буддийские монастыри и доставал там редкие руко­писи». В библиотеке Чокана было собрано все, что было напечатано о казахах по-русски. Несколько позже в рекомендательном письме к своему дяде П. Семенов писал о нем «как об удивительном молодом человеке, который, живя в глухой провинции, сумел приобресть гро­мадную начитанность в литературе о Востоке»? П. Семенов подал генерал-губернатору Западной Сибири Гасфорту мысль командиро­вать Ч. Валиханова в Кашгар и по возвращении дать ему возможность, оставаясь на службе при генерал-губернаторе, поехать в Петербург на продолжительное время для обобщения и разработки собранных им этнографических и исторических материалов о казахской степи. При этом Семенов обещал Ч. Валиханову широкое покровительство и содействие Географического общества. Как известно, исследователь сдержал слово, данное Ч. Валиханову.

В Заилийском крае Ч. Валиханов много говорил П.П. Семенову о своем друге - казачьем офицере Григории Николаевиче Потанине, и позднее П. Семенов, отыскав в Омске Чокана, едет с ним к Потанину. Впоследствии Семенов очень много помогал Г.Н. Потанину - буду­щему знаменитому путешественнику и исследователю Монголии и Китая.

Ч. Валиханов был другом великого русского писателя Ф.М. Досто­евского, с которым лично познакомился в 1854 году. О нем Ч. Валиха­нов, конечно, слышал гораздо раньше. В тех домах, где часто бывал он, знали наперечет всех политических ссыльных, отбывавших наказание в Омском остроге, тем более тех из них, которые имели некоторую славу литератора и революционера.

Известно, что молодой Достоевский в 40-х годах находился под влиянием Белинского, посещал его кружок. «Все эти тогдашние новые идеи, - писал Достоевский об этом периоде, - нам в Петербурге ужасно нравились, казались в высшей степени святыми и нравственными и, главное, общечеловеческими, будущим законом всего без исключения человечества. Мы еще задолго до Парижской революции 48 года были охвачены обаятельным влиянием этих идей. Я уже в 46 году был пос­вящен во всю правду этого грядущего «обновленного мира» и во всю святость будущего коммунистического общества еще Белинским».Это чувство привело его потом в революционный кружок Петрашев- ского. С этим убеждением он стоял в 1849 году на площади, ожидая казни.

С этим идеалом он, закованный в кандалы, отправился в Сибирь, где суждено было ему найти искреннего и близкого друга и почти единомышленника в лице Чокана Валиханова.

В течение четырех лет Ф.М. Достоевский содержался в Омском ос­троге. За это время в его убеждениях произошли известные перемены. У него усилились набожность и настроения примирения, как следствие этого намного ослабла революционная страстность. Однако он сохра­нил глубокую веру в торжество гуманности и справедливости, как никто другой глубоко видел пороки существующего режима - «мерт­вого дома». Ф. Достоевский вошел в русскую историю как гениальный обличитель буржуазного общества, великий художник-гуманист. Об этой его главной черте хорошо сказал один его современник: даже его идейные противники признавали в нем замечательное качество - «это непрерывное горение в гениальной душе вечных вопросов человечес­кого существования». Нельзя не согласиться с мнением советского исследователя В. Кирпотина, что Ф.М. Достоевский в трудных для него физических и моральных испытаниях отстоял «важные основы гуманизма, выработанного им под влиянием печатных и устных уро­ков Белинского».

Ф.М. Достоевский сохранил на всю жизнь память о Белинском. «Это была самая восторженная личность из всех мне встречающихся в жизни», - писал он в «Дневнике писателя за 1873 год». Федор Ми­хайлович поддерживал личный контакт с Н.Г. Чернышевским, питая уважение к его таланту и характеру. Но Достоевский не был в этот пе­риод его единомышленником. Не поняв путей борьбы с буржуазным обществом, он не поддерживал действий русских революционных демократов, выступал против их призывов к восстанию.

По отбытии наказания в Омском остроге Ф.М. Достоевский неко­торое время перед выездом к месту службы остается в городе. В доме Ивановых, где жили Дуров и Достоевский, происходит первая встреча их с Чоканом Валихановым, которая затем переходит во взаимную дружбу и любовь.

Скоро Ф.М. Достоевский переезжает в Семипалатинск, где был расквартирован седьмой линейный батальон, рядовым солдатом ко­торого он определялся. В Семипалатинске у Ф.М. Достоевского не­однократно бывал Чокан Валиханов. Барон Врангель, бывший в это время прокурором Семипалатинской области и сблизившийся с Ф.М. Достоевским, в своих воспоминаниях о нем указывал, что «из немно­гих посещавших нас последнее время лиц, - помню, между прочим, заехал проездом, чтобы повидать Достоевского, молодой, премилый офицер-киргиз, воспитанник Омского кадетского корпуса, внук пос­леднего хана Средней орды Мухамедханафия Валиханов... Мне он очень понравился, и Достоевский очень был рад повидать его»?

Взаимная привязанность Ф.М. Достоевского и Чокана Валихано­ва с течением времени переросла в нежные, трогательные отноше­ния. Перед отъездом из Семипалатинска к себе на родину - в Тверь Ф.М. Достоевский, прощаясь с Чоканом Валихановым, дарит ему не­большой кинжалик, хранившийся до того у него как ценная память о другом человеке. В свою очередь Чокан Валиханов преподносит ему свой палисандровый ящик, в котором впоследствии Достоевский хранил рукописи и письма. После смерти Чокана Валиханова Досто­евский как-то сказал своей будущей жене Анне Григорьевне: «Видите этот большой палисандровый ящик? Это подарок моего сибирско­го друга Чокана Валиханова, и я им очень дорожу. В нем я храню мои рукописи, письма и вещи, дорогие мне по воспоминаниям...».

Ф.М. Достоевский по характеру был несколько нервно-болезнен­ным, прямым, а иногда и крутым человеком. Он видел собеседника насквозь, почти не заводил знакомства с теми, кто не нравился ему, был весьма щепетильным и разборчивым в выборе друзей. Если он, будучи старше Чокана Валиханова почти на 15 лет, все же нашел в его лице «премилого и презамечательного человека» и друга, то это говорит о высоких человеческих качествах и идейно-нравственной полноценности Чокана Валиханова.

«Мне так приятны эти немногие дни, - писал Ч. Валиханов Ф.М. Достоевскому после посещения его в 1856 году, - проведенные в Семипалатинске, что теперь только о том и думаю, как бы еще побы­вать у Вас. Я не мастер писать о чувствах и расположении, но думаю, что это ни к чему. Вы, конечно, знаете, как я к Вам привязан и как я Вас люблю». Далее он сообщает, что Омск стал ему «противен со своими сплетнями и вечными интригами» и серьезно подумывает оставить его. «Посоветуйте, Федор Михайлович, как это устроить лучше», - обращается он к своему учителю. Во второй половине 1862 года, в период некоторого морального кризиса, вызванного непрерывными, незаконными и грубыми действиями Омского губернатора, а также осложнением отношений в родительском доме, Чокан Валиханов пи­шет Ф.М. Достоевскому в Петербург: «Пожалуйста, посоветуй, что делать». В своих советах Ф.М. Достоевский делал упор на необходи­мость «быть необыкновенно полезным своей родине», любить свой народ и бороться за его интересы.

Дружба с такой великой личностью, как Ф.М. Достоевский, научила Чокана Валиханова жить, трудиться на благо и в интересах народа, мыс­лить глубоко критически, ценить справедливость, гуманизм и свободу.

Почти в это же время Чокан Валиханов сблизился с С.Ф. Дуровым, отбывшим наказание по делу петрашевцев. Дуров в отличие от Досто­евского, был революционером до мозга костей и остался таким на всю жизнь. Поэтому его влияние на Чокана Валиханова было особенно конкретным и радикальным.

С.Ф. Дуров был наиболее видным деятелем в кружке Петрашевско- го. Как известно, здесь много говорили о немедленном уничтожении крепостного права, связывая с этим свободу слова, гласность и разви­тие общественного мнения. Некоторые члены этого кружка предпочи­тали борьбе конституционные методы. С.Ф. Дуров в отличие от них был склонен отстаивать «именно революционный способ разрешения крестьянского вопроса».

С.Ф. Дуров (1816 - 1869) происходил из дворянской семьи, но рано остался без родителей и без какого-либо наследства и всю сознатель­ную жизнь жил своим личным заработком. Он окончил пансион при Петербургском университете и был разносторонне образованным че­ловеком, в совершенстве владел французским, английским, польским и латинским языками. Очень рано начал писать стихи, переводил Го­рация, Данте, Гюго, Беранже, Байрона, Мицкевича и др. В свое время Белинский похвально отзывался о его переводных трудах.

За активное участие в кружке Петрашевского, за «противоправи­тельственные мысли» С.Ф. Дуров, вместе с Ф.М. Достоевским, был приговорен к расстрелу, позже замененному лишением всех прав состояния и 4 годами каторги. Отбывал наказание в Омском остроге. Годы каторги серьезно подточили его здоровье. Он страдал хрони­ческим ревматизмом с осложнением на сердце. И вышел из острога, как говорили тогда, «развалушкой и с одышкой», физически надлом­ленным, но духовно по-прежнему крепким. Его революционность ничуть не ослабла. Наоборот, у него как бы прибавилось ненависти к царизму, он стал вкладывать больше страсти в пропаганду своих взглядов.

После отбытия наказания он вместе с Ф.М. Достоевским жил в доме Анны Андреевны Ивановой, дочери декабриста Анненкова. Ее мать в свое время последовала за мужем на каторгу. Иванова высоко чтила своих родителей и многое переняла от них. Врангель, хорошо знавший ее, сообщает, что «г-жа Иванова была чудная, добрая женщина, высо­кообразованная, защитница несчастных, особенно политических». Ее и семью хорошо знал Чокан Валиханов, он часто бывал у нее и здесь встретил С.Ф. Дурова.

С.Ф. Дуров по выходе из острога был зачислен рядовым в один из местных казачьих батальонов, но по состоянию здоровья нести служ­бу не мог и в 1855 году вышел в отставку. Надеясь поправить здоровье, он оставался в Омске по крайней мере до лета 1857 года. В течение более чем трех лет (1854 - 1857) Чокан Валиханов постоянно навещал его, проводя вечера в беседах, встречался с ним у Капустиных. Чем больше Чокан Валиханов узнавал Дурова, тем больше проникался уважением к этой необыкновенной и высокой личности. Он говорил, что С.Ф. Дуров «это человек с таким многосторонним образованием и с такой изящной душой, какого я еще не видывал» и что это человек «с необыкновенными идеями».

С.Ф. Дуров хорошо знал социалистическую литературу Запада. В кружке петрашевцев он работал бок о бок с людьми, побывавшими за границей и специально изучавшими идеи социализма в Европе (Спешнев) и даже знакомыми с «Коммунистическим манифестом» К. Маркса. Нечего и говорить о том, что он был весьма компетентен в вопросах революционного движения в России. Его рассказы и беседы главным образом касались политических тем, были насыщенными и страстными. Все те, кто знал его и встречался с ним, отмечают его про­стоту и задушевный характер бесед, захватывающих, увлекательных, касающихся самых сложных и злободневных вопросов политики.

Под непосредственным влиянием этой личности формировалась политическая зрелость Чокана Валиханова, который восторгался иде­ями Дурова, декабристов и петрашевцев и готовился жить и действо­вать под знаменем этих идей.

В этот период Ч. Валиханов быстро прогрессирует в своем идейном и политическом развитии: от известного почитания самодержавия, характерного для юноши Валиханова, он переходит к критическому осмыслению 30-летнего царствования императора Николая I, стано­вится носителем демократических и революционно-просветительных идей. Судя по рассказам современников, в особенности Г.Н. Потанина, у Чокана в годы службы в Омске от былого «двоеверия» ничего не ос­талось. «Чокан постепенно усваивал новые идеи, приносимые книжка­ми журналов, - писал Г.Н. Потанин, - и когда я вернулся в Омск (1857 год. - авторы), это был преобразованный человек, а я остался при тех взглядах, с какими вышел из кадетского корпуса».

Г.Н. Потанин с горечью заметил, что его политические убеждения «сильно расходились в это время с убеждениями Чокана». Чокан Ва­лиханов «нередко заезжал ко мне по вечерам, и мы много спорили по поводу тогдашних направлений в журналистике; во многих пунктах наши взгляды не сходились, мы горячились, сердились друг на друга и на самих себя и расходились очень раздраженными». Чокан «напрас­но бился со мной: я оставался по-прежнему двоевером. Когда он после спора уезжал от меня, я сознавал себя разбитым наголову; мой арсенал беднее его, я сознавал себя большим невеждой, но все-таки не уступал; слишком глубоко укоренились во мне те симпатии, которые он хотел разрушить... Я тогда еще не понимал, что дело в системе управления, а не в отдельных личностях. Мне представлялось, что разные бездарные и нечестные личности случайно залезли в Сибирский край, и что вся сила в них». Более того, Г.Н. Потанину тридцатилетнее царствование Николая I казалось «самой славной страницей русской истории».

Чокан Валиханов был не из тех, кто мог примириться с отсталы­ми, по его мнению, убеждениями своего друга. «Чокан часто при­езжал ко мне спорить, - пишет Потанин, - пытался приучить меня критически относиться к прошлому царствованию... Чокан немало вечеров употребил, немало крови потратил на то, чтобы обратить меня в свою веру.., но я упорствовал, пока не познакомился с Дуро­вым».

Эта встреча состоялась весной 1857 года. Ее организовал Чокан Валиханов. Беседа, длившаяся до глубокой ночи, была откровенной и пламенной. Когда зашла речь об администрации Западной Сибири, С.Ф. Дуров «не стеснялся в сильных выражениях, перебирая ее гре­хи и преступления». Когда Г.Н. Потанин высказался в том плане, что для борьбы с этими безобразиями необходимо, чтобы явился свой си­бирский Гоголь, Дуров, пишет Г.Н. Потанин, «развенчал мою идею. Смех, сказал он, слабое, недействительное средство: смех примиряет со злом. Портреты Ноздрева, генерала Бетрищева, Сквозника-Дмуха- новского забавляют нас, а не удручают. Скучно, взглянешь на эту рус­скую галерею, расхохочешься и повеселеешь. Нужен не смех, а прямое указание зла». В речах С.Ф. Дурова Г.Н. Потанин услышал «горячий протест человека, раздавленного режимом только что минувшего тридцатилетия...». Действие этих речей было такое, что собеседник стал верить в то, что та же лавина раздавила бы и его, «если бы ее движение не остановилось».

Беседа революционера С.Ф. Дурова произвела на Г.Н. Потанина сильное впечатление. «Со мной совершился переворот, - писал он, вспоминая эту встречу. - Я ушел от Дурова тем, до чего меня хотел довести мой друг Чокан». Несколько позже, вспоминая этот день как день своего «духовного перелома», после которого он «переменил свои политические убеждения», Г.Н. Потанин подчеркивал: Дуров «на меня произвел такое впечатление в течение одного вечера; Чокан же находился под постоянным его влиянием не менее, вероятно, года» и обязан ему «своим политическим просветлением».

Влияние С. Дурова на Чокана Валиханова можно сравнить с действием майского солнца на неокрепшие зеленые всходы, в ре­зультате которого совершается их стремительный рост и полное формирование.

С. Дуров остался убежденным революционером и пропагандис­том идей Фурье и после возвращения из Сибири в Центральную Рос­сию. По поводу его смерти газета «Санктпетербургские ведомости» писала: «6 декабря 1869 года в Полтаве умер С.Ф. Дуров.., твердые, жизненные убеждения, не убитые самыми страшными невзгодами жизни... Одним честным, добрым, прямым, стойким и умным чело­веком стало меньше в нашем обществе».

Чокан Валиханов видел и слышал многих политических ссыльных, среди которых было немало стойких революционеров. В литературе имеются сведения о том, что получившие амнистию оставшиеся в живых декабристы и петрашевцы по пути в Россию нередко назначали съезды для свидания в г. Омске, на которых присутствовало немало передовой сибирской молодежи. Весьма вероятно, что среди этой молодежи был и Чокан Валиханов, не пропускавший подобных собраний.

Надо полагать, что в сближении Чокана Валиханова с некоторыми декабристами в Сибири положительную роль сыграл его друг Алек­сандр Николаевич Цуриков, приходившийся родственником видного декабриста Г.С. Батенькова и имевший широкие связи в этих кругах.

После смерти императора Николая I русская общественная мысль получила некоторую свободу. Выступили М. Салтыков-Щедрин, И. Тургенев, Н. Чернышевский и др. «Новые веяния» дошли и до Ом­ска. Сведения о передовом общественном движении России просачи­вались в Сибирь через литературу, через ссыльных, по перепискам. Ч. Валиханов познакомился в это время с произведениями А.И. Герце­на, которые доставлялись в канцелярию губернатора Западной Сиби­ри, так как Гасфорт считал «необходимым быть в курсе того, о чем пи­шет Герцен в «Полярной Звезде» и в других лондонских изданиях».

На развитие политических взглядов Чокана Валиханова оказывали некоторое воздействие прогрессивно настроенные служащие из кан­целярии Западно-Сибирского губернатора и офицеры, окружавшие его в процессе служебной и научной деятельности. Чокан Валиханов всегда находил с ними общий язык, быстро завязывал дружеские свя­зи, хотя и не всегда разделял их взгляды. Так, Валиханов был знаком с капитаном Генерального штаба А.Ф. Голубевым, с которым первый раз встретился в Верном по пути из Кашгарии в Омск. А.Ф. Голубев ехал в Кульджу по делам службы. Он придерживался передовых взглядов и считался демократически настроенным молодым офицером.

По-видимому, не без посредничества Голубева Ч. Валиханов, буду­чи в конце апреля 1859 года в Копале, завязывает знакомство с другим капитаном Генерального штаба М.И. Венюковым. Венюков стремился стать ученым и считал себя учеником Гумбольдта. Он тоже кончил кадетский корпус, где учился вместе с будущим поэтом Василием Ку­рочкиным.

Их преподаватель статистики Ф.Л. Ястрежембский, познако­мивший молодых кадетов с учением социалистов-утопистов, был сослан на каторгу. Будучи кадетом, Венюков считал своим идеалом Герцена, был противником телесного наказания солдат, называл Николая I «венчаным вахмистром». В узком кругу кадеты распе­вали о Николае I:

С ног до головы детина, И с головы до ног скотина!

Впоследствии Венюков был нелегальным корреспондентом «Коло­кола», горячим сторонником идей революционных демократов.

В 1856 году Венюков окончил Академию Генштаба и в мае 1857 года был назначен старшим адъютантом генерал-губернатора Вос­точной Сибири Н.Н. Муравьева. В Сибири он познакомился с дека­бристом И.И. Горбачевским и сбизился с М.В. Петрашевским, только что отбывшим каторжные работы. Венюков считал, что петрашевцы служили «честным идеям». В 70-х годах он эмигрировал за границу и выступал против самодержавия.

Надо полагать, что Чокан Валиханов и М.И. Венюков в течение нескольких дней, совместно проведенных в Копале, беседовали не только о Зачуйском крае, куда Венюков ездил для топографической съемки. Крестьянский вопрос, приобретший в этот период особую остроту, «большая политика», положение в Петербурге, деятель­ность русских революционных демократов, по-видимому, занимали не последнее место в их беседах. На Венюкова Валиханов произвел самое хорошее впечатление. Их беседы были взаимно плодотворны­ми. Это видно и из того, что Венюков свою задержку в Копале объ­яснил не только болезнью, но и получением сведений от Валиханова. Их знакомство продолжалось затем и в Петербурге.

«Несколько раньше было замечено, что Чокан Валиханов находил­ся в самых близких отношениях с Гутковским - председателем облас­тного правления сибирских казахов. Гутковский высказывал трезвые суждения о политике, читал литературу русских революционных де­мократов, сочувственно относился к судьбам политических ссыльных в Сибири, в особенности к полякам. Разумеется, дальше сочувствия передовым идеям он не шел, но уже и это само по себе было весьма значительным фактом.

Особую роль в жизни передовой интеллигенции города играл дом Капустиных. Это был настоящий клуб, где часто и регулярно собира­лись образованные и интересные люди: критически настроенные мо­лодые умы, знаменитые путешественники, ссыльные революционеры и т. д. То, что говорилось в этом доме, имело определенный резонанс в городе.

Душой общества в доме Капустиных была его хозяйка - Екатерина Ивановна. Ее муж Я.Ф. Капустин также относился к числу образован­ных служащих с передовыми взглядами.

К этому дому Валиханов стоял весьма близко. Он был почти пос­тоянным посетителем его вечеров и пользовался огромной симпатией членов семьи Капустиных. Между сыном Я.Ф. Капустина - С.Я. Ка­пустиным, прибывшим в Омск после окончания Казанского универ­ситета, и Чоканом Валихановым завязались тесные, дружественные отношения. В своих воспоминаниях С. Капустин писал, что Чокана «приятнейшим собеседником делал дар слова, уменье метко и образно выражаться, к этому присоединялась еще его всегдашняя наклонность - облекать свой рассказ в ироническую форму, ловко подделываться под тон и способ выражения действующих лиц рассказа и дополнять все это изумительной мимикой... Чокан умел очерчивать целый характер человека, давать крайне остроумные предположения о его прошлой жизни, о его будущих похождениях». Они сблизились еще и потому, что и тот и другой мечтали служить интересам народа и оба были яр­кими в этом отношении личностями.

С. Капустин впоследствии был членом тайной революционной ор­ганизации «Земля и воля» 60-х годов. Современники отзывались о нем как о «народнике до мозга костей, в котором простые и обездолен­ные люди всегда находили брата». Он, например, выступал против хуторного хозяйства, защищал русскую поземельную общину, считая,

что в ее основе лежат взаимность и труд, связывающие всех. В лице кулаков он видел сельских буржуа, осуждал их за жестокую эксплуа­тацию крестьян, называл отщепенцами.

Молодой С. Капустин, дружа с Чоканом Валихановым, в то же время и учился у него, и влиял на него. Как отмечают современники, С.Я. Ка­пустин после С.Ф. Дурова играл значительную роль в идейном разви­тии Ч. Валиханова. Они были искренними и постоянными друзьями. Неслучайно спустя десятилетия после смерти Чокана Валиханова, когда Капустин уже приобрел славу ученого и публициста, он соби­рался писать специальную книгу о своем покойном друге молодости.

Встречи, знакомства и связи с передовыми, образованными людь­ми, в том числе и с убежденными революционерами, дали многое Чо- кану Валиханову, в этом нет сомнения. Однако главным источником вдохновения и эволюции мыслей Чокана Валиханова была сама жизнь. Повседневная действительность беспрестанно толкала на раздумья, задевала самые тонкие струны в сердце человека, которого остро вол­новали судьбы народов.

Служба в органах управления казахской степью, разъезды и пу­тешествия как по внутренним районам края, так и за его пределами представляли насыщенную жизненную школу: Чокан Валиханов бы­вал рядом с теми, кто творил и проводил государственную политику в Казахстане, в среде царских чиновников, в то же время не терял связи со своим народом, изучал его историю, культуру, жил его думами и чаяниями, общался с передовыми людьми России и питал явную сим­патию к русскому народу и, наконец, сочувственно относился к идеям равноправия и свободолюбия.

Самостоятельность мышления, стремление проводить свою линию - черты, которые присущи зрелым деятелям, стали заметно обнаруживать­ся у Чокана Валиханова еще задолго до поездки в Петербург. Взгляды Валиханова по вопросам, которыми занимались органы власти, нередко расходились со взглядами видных царских чиновников края. Так, Вали­ханов, твердо придерживаясь убеждения о целесообразности и необходи­мости присоединения юго-восточных районов Казахстана и Киргизии к России, в то же время в ряде случаев расходился с официальным мнением о методах и формах достижения этой цели. Валиханов считал, и это он подчеркивал неоднократно, что присоединение указанных территорий к России, отрыв их из-под влияния кокандского хана и цинских владельцев следует осуществлять, не прибегая к силе, не разжигая внутренней розни, ведущей к расстройству общества и ослаблению силы каждого из родона­чальников, а путем привлечения их на свою сторону.

Надо сказать, что к мнению Чокана Валиханова царская админис­трация прислушивалась. Об этом говорит хотя бы следующий при­мер. В мае 1858 года в районе реки Чу при поспешном отступлении кокандского отряда был захвачен в плен бывший пишпекский комен­дант датха Алишер. Возник вопрос, как с ним поступить, говорили о его заточении и даже казни. Ч. Валиханов по этому поводу писал областному начальнику Гутковскому: «Русским, кажется, нечего держать Алишера или другого какого-нибудь среднеазиатца. Для кокандцев личность Алишера не имеет никакого значения, и если б он совершенно погиб, то и тогда не будут считать это большой по­терей. Между тем как нравственное великодушие и сознание своего превосходства подействует гораздо благодеятельнее на кокандцев и на киргиз, чем страх потерять Алишер-датху». Это предложение Валиханова было принято.

Передовая молодежь Омска со временем стала переходить к ак­тивным практическим действиям в борьбе за свои идеалы. В 1858 году ею создается «Казачий кружок», главной задачей которого было «служение Родине» - Сибири. Вначале в него входили Пирож­ков, Чукреев, Усов, Колосов, Потанин, Валиханов. Организаторами этого кружка были Г. Потанин и Ч. Валиханов, которые, как потом писали о них, подобно Герцену и Огареву, давали друг другу «клятву служения родине для достижения общественных идеалов».

Первые месяцы работы кружка, первые споры по злободневным проблемам современности убедили молодых сибиряков, что они еще не могут ответить на ряд важных вопросов, что в этой части у них просто недостаточно еще не только опыта, но и знаний. Они едино­гласно решают ехать в Петербург, слушать лекции в университете, связаться с деятелями передового общественного движения, поучить­ся опыту создания кружков. Еще будучи кадетами, Ч. Валиханов и Г. Потанин строили планы поездки в Петербург для учебы в прослав­ленном столичном университете. Они ночи просиживали, предаваясь трепетным и радужным мечтаниям. Договорились, что Чокан Вали­ханов поступит на восточный факультет, а Г. Потанин - на естест­венно-историческое отделение физико-математического факультета, а по окончании университета будут путешествовать по Азии вместе: первый будет заниматься проблемами филологии восточных племен, а второй - естественной историей и собирать коллекции для научных учреждений. Эти планы они не оставляли и в период службы офице­рами. Наоборот, юношеские мечты приобрели теперь более практи­ческий смысл.

Многие из членов кружка, которые впоследствии действительно оказались в Петербурге, попали туда разными путями и способами. Чокан Валиханов отправился в столицу как уже известный своими исследованиями по Востоку ученый, в порядке служебного перевода. И. Пирожков как инородец-офицер подал в отставку. Усов, Чукреев и Потанин как офицеры казачьих войск не могли воспользоваться этим путем, тем не менее они идут на все, чтобы попасть в Петербург. Г. Потанину с помощью П.П. Семенова удается добыть формальную медицинскую справку о заболевании грыжей и выйти в отставку. Но ему, прежде чем отправиться в Петербург, пришлось прожить неко­торое время в Томске, где он познакомился с Бакуниным, который назвал Потанина «сибирским Ломоносовым» за то, что Потанин готов был добираться до Петербурга пешком и действительно отпра­вился туда почти пешком - с обозом алтайских золотопромышлен­ников. Бакунин много рассказывал Потанину о революции в Европе, об образовании саксонской республики, о философии Гегеля, о своей встрече с Г. Гейне и К. Марксом. Недаром в советской литературе иногда принято считать, что «первые семена революционности в По­танине заложены Бакуниным».

Здесь следует заметить, что и Чокан Валиханов имел случай уви­деть и услышать Бакунина, который после ареста в Германии, по пути к месту поселения, остановился Омске. Генерал-губернатор Западной Сибири Гасфорт, немец по национальности, заинтересовался личнос­тью Бакунина, «саксонским героем», и решил принять его у себя дома. Валиханов как личный адъютант генерала Гасфорта был свидетелем этой встречи, во время которой этот ссыльный революционер, по его словам, «держался с достоинством, беспримерным в залах гене­рал-губернаторского дома». Об обстановке и деталях этой встречи Валиханов потом сообщил Потанину. Есть некоторые сведения, что Валиханов по поручению Гасфорта сопровождал Бакунина во время его этапирования из Омска в Барнаул.

Из изложенного вытекает, что служба в администрации Западной Сибири во многих отношениях была плодотворной для Чокана Вали­ханова. В этот период раскрылся его талант исследователя и путешес­твенника, он по-настоящему познает народные думы и стремления, наблюдает и изучает пагубные результаты политики самодержавной власти на местах. В эти годы он намного расширяет личные связи с передовыми людьми, в том числе со ссыльными революционерами, и формируется как общественный деятель.

У Чокана Валиханова в этот период складывается твердое убежде­ние, что общественная жизнь далеко не совершенна, что в ней много существенных пороков, от которых в первую очередь страдают наро­ды, и что проблема устранения этих пороков упирается в существую­щую систему власти и управления, т. е. в самодержавный строй и по­рожденный им режим. Чокан Валиханов вначале критикует отдельные стороны этого режима, старается внести поправки в деятельность зве­ньев местной власти, чтобы облегчить положение народа. Но по мере накопления жизненного опыта и знаний он все больше задумывается над вопросами о путях обновления общества. Накануне прибытия в Петербург в политических убеждениях Чокана Валиханова отчетливо наметился переход на путь социалиста-утописта и революционера, мечтающего об «обновлении» общественной жизни на началах равно­правия, свободы и справедливости.