Страница - 6

3. Переход на путь русской революционной демократии

Чокан Валиханов прибыл в Петербург в конце 1859 года и жил там до весны 1861 года. Период этот представляет большой интерес. Для России, в особенности для ее столицы, это были беспокойные, волну­ющие годы.

С большой радостью встретили Валиханова его друзья-сибиряки, прибывшие сюда несколько раньше и обучавшиеся в различных учеб­ных заведениях или служившие в столичных военных и гражданских ведомствах. Пирожков и Потанин числились вольнослушателями Петербургского университета, а Усов состоял слушателем Академии Генерального штаба. Всего молодых сибиряков, знакомых Чокану Ва­лиханову, в столице было около 20 человек.

Чокана Валиханова восторженно приняли ученые-ориенталисты и те из правительственных чиновников, которые по долгу службы или из любопытства следили за его легендарной поездкой в Кашгарию и возвращением с ценными политическими и научными материалами.

С первого же дня пребывания в Петербурге Чокан Валиханов оказался в водовороте его бурлящей и сложной политической жизни. Призывные, воспламеняющие статьи Чернышевского, Добролюбова, Герцена и др., страстные речи разночинцев на «литературных вече­рах», чтение запрещенных книг и стихов в кружках землячеств, пение 90 «мятежных» песен на студенческих и молодежных сходках, недоволь­ство среди части офицерства, перепалки и споры между представите­лями различных общественных течений - все это целиком захватило Чокана Валиханова. Не без своих друзей-сибиряков он быстро осваи­вается с политической обстановкой в столице.

Период пребывания Чокана Валиханова в Петербурге характери­зуется назреванием революционной ситуации: усилением выступле­ний крестьян, обострением борьбы различных классов русского об­щества в связи с подготовкой отмены крепостного права, созданием тайных революционных обществ с целью свержения самодержавия, выступлениями народов, в особенности западных окраин (подготов­ка к восстанию в Польше). «Рабье молчание было нарушено», - писал В.И. Ленин об этом периоде.

В центре политической жизни и борьбы в стране стоял крестьянский вопрос. За полную отмену крепостного права с наделением крестьян землей без выкупа решительно выступала революционная демокра­тия. Либералы и некоторая часть помещиков стояли за ограниченное освобождение крестьян, через выкуп. Официальная правительствен­ная установка заключалась в том, чтобы земля не попала в руки непо­средственных ее хозяев - крестьян. Император Александр II, убеждая русских дворян поддерживать его реформу об отмене крепостного права, хотел избежать неминуемой катастрофы - самоосвобождения крестьян «снизу», что означало бы крах всего крепостного строя во главе с царем. Такая революционная ситуация была вполне реальна. «Настанет русский 1793 год; господство террора этих полуазиатских крепостных будет невиданным в истории, но оно явится вторым пово­ротным пунктом в истории России, и в конце концов на место мнимой цивилизации, введенной Петром Великим, поставит подлинную и всеобщую цивилизацию... Россия со страхом ждет революции внутри страны», - указывал К. Маркс.

Отмене крепостного права «сверху» отчаянно сопротивлялась привилегированная верхушка русского дворянства. Дело дошло до того, что накануне 19 февраля 1861 года в столице ходили усиленные слухи о возможном бунте со стороны помещиков. Процесс подготов­ки Манифеста об отмене крепостного права происходил за закрытыми дверями всевозможных секретных комитетов и комиссий, работав­ших под контролем царя и помещиков. Н.Г. Чернышевский еще нака­нуне опубликования «Манифеста», заранее предвидя уловку царя и помещиков - незначительными уступками крестьянству ослабить его решимость в борьбе и прикинуться его «благодетелями», - сознавая, что это может повлиять на ход классовых выступлений, заявил: «Я предпочел бы, чтобы они (т.е. царь и помещики. - авторы) поступили, как намеревались, совершенно не считаясь с нашими требованиями».Об этой мысли Чернышевского В.И. Ленин писал, что он «понимал, что русское крепостническо-бюрократическое государство не в си­лах освободить крестьян, т. е. ниспровергнуть крепостников, что оно только и в состоянии произвести «мерзость», жалкий компромисс интересов либералов (выкуп - та же покупка) и помещиков, компро­мисс, надувающий крестьян призраком обеспечения и свободы, а на деле разоряющий их. И он протестовал, проклинал реформу, желая ей неуспеха, желая, чтобы правительство запуталось в своей эквилибрис­тике между либералами и помещиками и получился крах, который бы вывел Россию на дорогу открытой борьбы классов».

Половинчатый характер освобождения крестьян не замедлил ска­заться. Повсеместно в России возникли крестьянские волнения, «Ко­локол» Герцена стал звучать все сильнее, требуя для народа подлин­ной воли и земли, русский народ требовал настоящего освобождения и истинной реформы. Как передает А.В. Никитенко, дворовой крес­тьянин этого времени рассуждал так: «Два года дворовые должны еще оставаться в повиновении у господ. Чорт дери эту бумагу! Два года - как бы не так, стану я повиноваться!». После отмены крепостного права, когда либеральная Россия всячески восхваляла освобождение крепостных крестьян и славила царя, революционная демократия, считая, что народ царем обманут, предприняла практические шаги, направленные на организацию масс, на сплочение сил для дальней­шей борьбы с самодержавием, для подготовки вооруженного восста­ния с целью свержения монархии. Резкую критику реформы 1861 года, призыв низложить царское самодержавие и дать крестьянам полную свободу и землю содержали почти все прокламации революционного подполья того времени: «Барским крестьянам», «Великорусе», «К мо­лодому поколению», «Молодая Россия» и др.

Недовольство масс царской реформой, повседневное подавление крестьянских волнений силой оружия, призывы «Колокола», «Сов­ременника» и революционные идеи, распространяемые подпольной печатью, получили бурный отклик среди передовой молодежи сто­лицы. Студенты стали основывать кассы взаимопомощи, создавать кружки землячества, тесно связанные с тайными обществами. Су­ществовали студенческие кружки малороссов, кружок Т.П Шевченко, кружок казанцев, оренбуржцев, кружок студентов-сибиряков, кружок студентов Грузии, кружок поляков, офицерские кружки чернышевцев, В.Н. Обручева, 3. Сераковского, П. Л. Лаврова, А. Путяти и т. д. «Русская учащаяся молодежь, состоявшая по большей части из детей крестьян и других неимущих людей, до такой степени прониклась социалисти­ческими идеями, что она мечтала уже о немедленном их осуществле­нии», - писал К. Маркс, пристально наблюдавший за общественным движением в России. Идейным вдохновителем этого движения был Чернышевский. Почти каждое сколько-нибудь важное политическое событие вызывало реакцию студенческой молодежи Петербурга, а университет был «верным барометром» общественного мнения.

В начале 1861 г. русская студенческая молодежь решительно вы­сказалась в поддержку польских революционеров, за освобождение Польши. В ответ на правительственные меры, имевшие целью не до­пустить неимущую молодежь к высшему образованию и подчинить высшее образование произволу полиции, студенты выразили энергич­ный и единодушный протест, который был вынесен на улицу и вы­лился во внушительные манифестации. Петербургский университет после этого на некоторое время закрыли, а группа студентов частью была заключена в тюрьму, частью сослана. На эти манифестации сту­денты ходили землячествами, кружками. В ходе демонстрации они поддерживали тесную связь с Н.Г. Чернышевским через студента, члена тайной революционной организации «Земля и воля» Н. Утина, которого реакционеры, считая правой рукой Чернышевского, в своих анонимных записках требовали удалить за границу. Бывший студент В. Сорокин в своих воспоминаниях указывает, что студенты в течение длительного времени находились в тесной связи с Чернышевским, Добролюбовым, Лавровым.

Для обсуждения злободневных вопросов политики и пропаганды революционных идей использовались как нелегальные, так и легаль­ные формы организации. Таковыми были воскресные школы, комитет литературного фонда и шахматный клуб, которые царское правитель­ство впоследствии закрыло. Проводились целевые литературные чте­ния, где выступали Н.Г. Чернышевский, Т.Г. Шевченко, Я.П. Полонс­кий, А.Н. Майков, Ф.М. Достоевский, А.Н. Плещеев и другие.

О многогранной деятельности революционной демократии один из непосредственных участников студенческого движения и член тайной революционной организации «Земля и воля» Л.Ф. Пантелеев отозвал­ся так: «Новое движение с самого своего возникновения пошло двумя руслами: одно имело целью постепенное создание общественного мнения, которое, ставши голосом всей страны, должно было неми­нуемо привести к обновлению нашего политического строя; другое течение направилось на путь пропаганды и организации сил, чтобы подготовить почву для массового выступления, без которого оно не представляло себе возможности коренного переустройства; оба тече­ния не чередовались, а шли рука об руку».

Опираясь на массу революционного студенчества, офицеров и не­довольных реформой крестьян, Чернышевский, по словам А.И. Гер­цена, «решился схватиться за руль, пытаясь указать жаждавшим и стремившимся что им делать». Для достижения намеченной цели ре­волюционная демократия создает свою тайную организацию «Земля и воля» и приступает к объединению масс для подготовки вооружен­ного восстания к весне 1863 года - к сроку истечения подписания ус­тавных грамот крестьянами. В подготовке этого восстания молодому поколению руководители «Земли и воли» отводили особое место.

В момент прибытия Чокана Валиханова в Петербург политическая атмосфера была накалена борьбой мнений различных классов, ожи­данием близкой отмены крепостного права. Повсюду чувствовалось назревание революционного взрыва. В революционизировании масс особую роль играли кружки передового студенчества России.

Одним из таких кружков было «Сибирское землячество», создан­ное по инициативе Г.Н. Потанина. Активным членом кружка был и Чокан Валиханов. Этот кружок имел ряд особенностей, обусловлен­ных тем, что все его участники были выходцы из Сибири и связаны с непосредственными интересами края. Но они занимали разное по­ложение и по-разному понимали задачи кружка. Со временем члены кружка более или менее четко определили свою цель, выработали общую платформу. В основном это были горячие головы, страстные мечтатели, более того, талантливые молодые люди, многие из них по­том выросли в крупных ученых, стали видными писателями, поэтами и публицистами с явно выраженными демократическими и нередко революционными убеждениями.

Члены сибирского кружка привезли с собой в Петербург дух протеста против политики царского правительства в Сибири: дух вольнодумного общинного крестьянства, недовольного усилением помещичьей и чиновничьей власти над ним и налоговым бременем, настроения рядового казачества, возмущенного сословным приниже­нием и притеснениями со стороны царских наместников, думы зарож­дающейся молодой интеллигенции о просвещении и культурном раз­витии края, об обращении его богатства на неотложные собственные нужды, общие настроения протеста против превращения Сибири в область массовой ссылки и в простой, окраинный придаток хозяйства и интересов Центральной России, против колониальной политики в отношении малых народов. Эти идеи в условиях революционного дви­жения за освобождение крестьян из-под кабалы помещиков получают новую окраску, новое развитие.

В зачаточной форме сибирский кружок вначале был создан студен­том Петербургского университета Н.С. Щукиным за два года до при­езда Чокана Валиханова. Этот молодой, энергичный «апостол новой идеи» с увлечением говорил о свободе и реформах. Он был хорошо знаком с Добролюбовым, поддерживал тесный контакт с В.С. Куроч­киным.

Как писали его современники, «Щукин был типичный студент того времени; он небрежно учился, но с увлечением занимался пропа­гандой научных знаний и политических идей». В эту группу входили студент Сидоров (родом из Кузнецка), художник Песков - из Иркутска, студенты Буланов - сын томского крестьянина, Перфильев - из Иркут­ска и молодой поэт Омулевский. Все они сходились в одном: набраться знаний и идей в столице и потом поехать в Сибирь, бороться за ее про­гресс и просвещение. Сам Щукин мечтал по окончании университета наладить в Иркутске издание журнала наподобие петербургских, а Песков думал накопить деньги от реализации своих картин и открыть на эти средства школу живописи в одном из городов Сибири.

Эта сибирская группа, однако, вскоре распалась. Буланов умер, Омулевский уехал в Вильну, Песков отправился писать этюды на юг, Сидоров поссорился со Щукиным и оставил группу. Тогда Щукин и Перфильев разыскали вновь прибывшего Г.Н. Потанина (1858 г.) и ста­ли организовывать новый, более многочисленный кружок земляков. Они привлекли в него всех подходящих молодых людей из Сибири, обучавшихся в университете, духовной академии, медицинских и военных учебных заведениях и некоторых служащих и офицеров. И хотя организатор кружка Щукин, провалившись на экзаменах в уни­верситете и не совсем обдуманно женившись, переезжает на работу в Иркутск, кружок «Сибирское землячество» продолжал существовать, все больше креп и приобретал определенную организационную форму. Он постепенно перерастает в кружок патриотов Сибири, следующих за революционно-демократическими идеями и мечтающих обновить свой край.

Г.Н. Потанин прибыл в Петербург весьма зрелым общественным де­ятелем. За его плечами в отличие от многих сибиряков, находившихся в столице, была шестилетняя служба офицером в казачьих частях. Он к этому времени, по его словам, потерял веру в царя, перенял револю­ционные идеи петрашевцев. «Ко дню моего отъезда из Омска, - писал он, - я начал определять задачу молодого сибиряка, охваченного иде­ями о свободе, науке, о прогрессе и просвещении, и решившего ехать в университет.., а потом вернуться в Омск, вступить в борьбу с ними (т.е. царскими наместниками в Сибири. - Авторы) и победить их тем же орудием, каким они вооружены».

Об этой своей цели он говорил Дурову, Лободовскому и Бакунину. Все они давали советы Потанину и в основном одобряли его личный план. Таким он явился в столицу и неудивительно, что при первых встречах с Щукиным находил, что их политические убеждения были в основном одинаковыми.

В сибирском кружке Потанина принимали участие Ядринцев, Сидоров, братья Черемшанские, Наумов, Усов, Куклин, Федоров, Смирнов, Павлинов, Колосов, Перфильев, Крюков, Лосев, Шестаков, Пирожков. В нем происходили жаркие споры. Как писал один из его членов, это было время, когда «каждый спешил исповедоваться, как на духу, каждый высказывал заветнейшие мысли, это было как бы нача­ло освобождения мысли, разума».

Горячие обсуждения вопроса о будущности Сибири привели к расколу кружка на две группы. Одна из них, возглавляемая Потани­ным, увлеченная идеями служения своему краю, требовала, чтобы все сибиряки по окончании учебы возвратились в обязательном порядке в Сибирь и посвятили свои знания и силы делу ее прогресса, просве­щения и обновления. Другая группа, возглавляемая Павлиновым, считала необязательным всем возвращаться в Сибирь. Но это был только формальный повод для раскола, на самом деле он определялся более глубокими причинами. Группа Потанина была более радикаль­но мыслящая, более патриотически настроенная, склонная к более решительным действиям. Она искренне верила в возможность приоб­щения Сибири к цивилизации и ее обновления своими силами, почему и выдвигала такое крайнее требование «сибиряку быть в Сибири». Группа Павлинова, за исключением отдельных членов, проповедовала умеренность и, можно сказать, не верила, что небольшая кучка ин­теллигентов в состоянии что-либо изменить в Сибири, хотя любила свой край и желала его процветания. В позиции этой группы были и положительные моменты. Павлинов и другие делали, например, упор на то, что Сибирь нуждается в поддержке и помощи Центральной Рос­сии, что она своими внутренними силами не может добиться успеха.

Идея органической связи с центром заслуживала внимания. Доре­волюционный исследователь М. Лемке так и писал, что «павлиновцы никогда не полагались на возможность для Сибири проявить свое собственное «я» без постоянной помощи и поддержки из-за Урала».Разногласия привели к тому, что павлиновцы покинули кружок. Од­нако некоторые из них скоро вернулись обратно, это произошло на­кануне приезда Ч. Валиханова. Прибытие Чокана внесло известное оживление в деятельность кружка сибирских патриотов. Во-первых, потому, что его личность как ученого-востоковеда представляла боль­шой интерес для многих студентов-сибиряков, в особенности для тех из них, которые обучались на гуманитарных факультетах. Кроме того, его общее интеллектуальное и политическое развитие котировалось среди сибиряков очень высоко. Во-вторых, Чокан Валиханов был в курсе последних новостей в Сибири и тонко знал детали управления краем. В-третьих, он сразу же по прибытии в Петербург стал заводить широкие знакомства с учеными, с литературными и государствен­ными деятелями, а также видными представителями общественной мысли. Он как бы был окном для сибиряков в большую политику. В- четвертых, с его появлением в кружок пришли его друзья: С. Капустин и офицер генштаба А. Голубев, а также врач Белоголовый, В. Чуйко и С. Шишков. И, наконец, его остроумие и способность постоянно ожив­лять товарищескую компанию также имели определенное значение для работы кружка.

До приезда Ч. Валиханова члены кружка собирались еженедель­но, поочередно на своих квартирах, а потом «иностранец художник Джогин предложил патриотической партии (так стали называть себя сибиряки. - Авторы) свою гостеприимную квартиру». Иностранец попал в среду сибиряков через Пескова, который учился в Академии художеств. Джогин рассказывал сибирякам о национально-освободи­тельном движении в Италии под руководством Гарибальди и о рево­люционных событиях в Европе.

С приездом Ч. Валиханова в Петербург в его квартире часто стали собираться наиболее близкие ему члены «Сибирского землячества». «Для своих товарищей сибиряков, бедных студентов, Чокан устраивал особые вечера. На этих вечерах собиралось человек до десяти», - пи­сал Г. Потанин. Здесь бывали Потанин, Анненский, Голубев, Ядрин- цев, Пирожков, Шашков, Усов, Наумов, Омулевский-Федоров, Песков, Чуйко, Куклин, Худяков и др.

Почти все эти лица в истории общественно-политической мысли России, в особенности Сибири, оставили значительный след.

Большая часть сибиряков жила в одном доме на Васильевском ос­трове. Многие из них, в особенности студенты, такие как Потанин, Ядринцев, Наумов, Куклин, Худяков, жили неважно. Валиханов, по­лучавший приличный оклад по службе, оказывал им материальную помощь и поддержку.

Чокан Валиханов, как и многие его друзья по сибирскому круж­ку, был горячим поклонником освободительных идей шестидесятых годов. Он не только находился под впечатлением этих идей, почер­пнутых из петербургских журналов и газет, но и лично был знаком с рядом видных деятелей, составлявших ближайшее окружение Чернышевского, Добролюбова и Некрасова. К сожалению, нам неиз­вестны детали этих встреч, тем более содержание бесед. Валиханов в свою бытность в Петербурге не выступал со статьями и, по-види- мому, не вел дневника. Это, разумеется, несколько затрудняет изуче­ние петербургского периода его жизни. Пробел в этой части может быть в той или иной степени восполнен всесторонним анализом всех относящихся к характеристике его политического убеждения выска­зываний современников, материалов и событий.

Для нас, например, известно, что Чокан Валиханов более резко высказывал свои «демократические убеждения», чем его друзья - Потанин, Капустин, Ядринцев и другие, так же как и он, увлеченные идеями шестидесятых годов и воспитанные ими, и что в критике общий вопросов царской политики он не расходился со своими бли­жайшими друзьями из числа сибирской молодежи, а был даже более глубоким. Эти свидетельства современников служат ключом для раскрытия и понимания идейных моментов, которые определяли его тогдашние политические убеждения.

Нами было указано, что в сибирском кружке собрались в основном активные, преданные своим убеждениям молодые люди. На вопрос о том, в чем главным образом сходился с ними Чокан Валиханов, можно ответить - в стремлении бороться за прогресс, просвещение и обнов­ление Сибири и народов, населяющих ее, в том числе казахов. Причем задачу эту они понимали не узко, а собирались решать ее совместно с передовыми силами России того времени. Что это было именно так, можно убедиться на примере дальнейшей деятельности некоторых видных членов кружка, особенно близких Валиханову.

Возьмем прежде всего Г.Н. Потанина - организатора кружка, а не­сколько позже - члена организации «Земля и воля».

За участие в студенческих волнениях он осенью 1861 года был заключен в Петропавловскую крепость, где просидел три месяца.Потанин был в близких отношениях с Л.Ф. Пантелеевым, руководи­телем революционных студенческих кружков, и считал его одним из своих политических друзей. Л.Ф. Пантелеев, будучи членом «Земли и воли», входил в пятерку Н. Утина. О значительной роли Л.Ф. Пан­телеева в революционном движении молодежи столицы говорит тот факт, что через семь дней после его ареста (30 декабря 1864 года) Гер­цен уже знал об этом и известил Огарева и Н.А. Тучкову-Огареву. С Л.Ф. Пантелеевым были знакомы Н.И. Наумов и Н.М. Ядринцев.

В 1862 году руководители «Земли и воли» получили директиву Огарева - скорее организовать Кавказ и Урал? Летом член ЦК «Земли и воли» А. Слепцов по рекомендации Пантелеева посылает на Урал Г. Потанина для создания там местной землевольческой организации? Переодетый в мещанскую одежду, Потанин проехал от Уральска до Гурьева и обратно и вернулся в Питер через Оренбург. «Я должен был собрать сведения об оппозиционных элементах в том крае, куда я еду, и установить с ними сношения впредь», - писал Г.Н. Потанин. Г. Потанин был тесно связан также с революционерами Поволжья и Ка­зани, был женат на сестре члена Казанского комитета «Земли и воли» К.В. Лавровского - А.В. Лавровской, впоследствии известной путе­шественнице. Иногда в литературе при характеристике политических взглядов Потанина смешивают совершенно различные периоды его жизни: шестидесятые годы и последние десятилетия его деятельнос­ти, когда он порвал с революцией и превратился в демократа с либе­ральными взглядами. В шестидесятые годы Г.Н. Потанин входил в плеяду молодых революционеров, которые были воспитаны школой Белинского и Чернышевского.

Другой сибиряк, близкий Чокану Валиханову, Н.Ф. Анненский, стал впоследствии видным деятелем общественной мысли России. О годах, проведенных в Петербурге, и тесных связях с другими молоды­ми сибиряками он писал: «Россия стояла накануне великого перелома в своей исторической жизни. Старый крепостной порядок еще сохра­нил свое господство и еще очень больно давал себя чувствовать... Мы уже видели впереди святое солнце свободы, которое должно рассеять мрак окружавшей нас ночи и разогнать все темные силы, таившиеся под ее покровом». Н. Ядринцев называл Анненского верным сыном шестидесятых годов. С. Елпатьевский свидетельствует: «Юность Николая Федоровича прошла под огромным влиянием Герцена, о чем, как и о значении Герцена для России конца 50-х и начала 60-х годов, он много раз говорил мне раньше». Д. Анненская, жена Н.Ф. Анненского, писала о муже: «Он был одним из представителей той революционно настроенной среды, без существования которой едва ли была бы воз­можна деятельность настоящих революционеров». Н.Ф. Анненский принимал участие в составлении и обсуждении многих статей «Земли и воли», «Народной воли». Статистик Анненский позднее примыкал к революционному народничеству и выступал с разоблачением ка­рательной политики царизма. В 1907 году им была выпущена кни­га «Галерея шлиссельбургских узников». В.И. Ленин считал данные Анненского более достоверными по сравнению с данными других статистиков.

Николай Михайлович Ядринцев - сибиряк, из купеческой семьи. Отец Ядринцева находился в близких отношениях с декабристами Штейнгейлем, Анненковым, Свистуновым.

Юношей, учась в Томской гимназии, Ядринцев увлекся статьями Белинского и русской передовой литературой. Это увлечение еще бо­лее усилилось в связи с приездом из Петербурга в Томск Щукина, ко­торый был страстным пропагандистом идей русской революционной демократии. По пути в Петербург (1860 г.) Н. Ядринцев познакомился в Казани с ярым противником крепостного права, молодым ученым- вольнодумцем А. Щаповым. Эти и последующие встречи с ним произ­вели на Ядринцева сильное впечатление и оказали определенное влия­ние на его политические взгляды. О периоде совместного пребывания с Потаниным и Чоканом Валихановым в Петербурге (1860 - 1861) Н.М. Ядринцев писал: «Акт нашего местного самосознания совпал с великим актом пробуждения русской жизни. Мы помним это время... после кровопролитной войны (Крымская война. - Авторы), а над рус­скою землею всходило яркое солнце, солнце новой жизни и обновле­ния. Оно встретило нас, когда мы явились с нашей далекой родины в университеты в конце 50-х годов. Нечего говорить, что университет, особенно Петербургский, играл тогда роль фокуса, отражавшего умc твенную жизнь всего общества, и был центром обмена идей между лучшими представителями старого поколения и восприимчивыми поколениям нового».

По прибытии в Петербург Н. Ядринцев принял активное участие в организации кружка сибирских патриотов, стал сотрудничать в «Искре», постоянно посещал «редакционные утра» у В. Курочкина, ближайшего единомышленника Н.Г. Чернышевского. Известно, что с В. Курочкиным находился в тесной дружбе и Чокан Валиханов.

После разгрома видных деятелей освободительного движения 60­х годов Н. Ядринцев перешел на исследовательскую и публицисти­ческую работу. Им опубликован ряд интересных трудов об истории ссылки в Сибирь, о положении малых народов Сибири, о передовых деятелях края в шестидесятых годах.

В этих трудах тогдашняя действительность обрисована весьма неприглядной. В одной из работ, изданной за границей, содержатся, например, такие характеристики пореформенного периода: «После освобождения крестьян община сильно изменила свой склад, выдви­нулось кулачество, объявились обезземеленные крестьяне, и в России обнаружился тот же аграрный вопрос и безземелье, которое считалось только язвою запада»; «Кто не знает, что в Китае китайщина и бам­буки, в Турции шнурок, а в России полицейские палки и розги... Мы видим, что это эпоха застоя, разложения и внутреннего и внешнего бессилия».

Современники Н.М. Ядринцева высоко ценили эту цельную натуру, его идейную последовательность, преданность интересам народа и крестьян и называли его иногда «шестидесятником чистейшей воды и другом инородцев Сибири». Он действительно был настоя­щим защитником интересов малых народов Сибири.

Н.М. Ядринцев был личным другом Валиханова. Будучи в тюрь­ме, он написал некролог на смерть Чокана Валиханова и опубликовал его в газете «Сибирский вестник», а спустя почти 30 лет поместил краткие воспоминания о нем в «Записках Русского географического общества».

Коротко скажем о других сибиряках, окружавших Чокана Вали­ханова в Петербурге.

Ф.Н. Усов, в свое время окончивший Омский кадетский корпус, школьный товарищ и общий друг Ч. Валиханова и Г.Н. Потанина. Он был самым молодым членом казачьего кружка в Омске. В Петербур­ге Усов, как казачий офицер, слушал лекции в Военной Академии, жил вместе с Потаниным, Ядринцевым и Наумовым в одном доме, всецело разделял их убеждения.

Николай Иванович Наумов, впоследствии писатель, занимал вид­ное место в народнической литературе. Наумов родился в Тобольске. Его отец принимал в своем доме ссыльных декабристов. В Петербур­ге Потанин, Ядринцев, Наумов и Куклин артельно обедали С Наумо­вым дружил и много ему помогал ГЗ. Елисеев. За непосредственное участие в студенческих волнениях в 1861 году Наумова исключили из университета. В 1862 году Наумов был арестован как член «Земли и воли». В советской литературе Н. Наумов правильно назван револю­ционным народником. Романом Н. Наумова «Сила солому ломит», по словам Плеханова, в 70-х годах зачитывались, и народники пропаган­дировали это произведение среди крестьянства.

И.В. Омулевский-Федоров, страстный патриот Сибирского края, писатель, сложившийся под влиянием Чернышевского и Писарева. В 1873 году был заключен в Петропавловскую крепость за «недозволен­ные отзывы» о правительстве. Им написан запрещенный царизмом роман «Попытка - не шутка». Другим романом Омулевского «Шаг за шагом» молодежь зачитывалась в те времена, и он произвел настоя­щую сенсацию.

Современники считали Омулевского-Федорова бойцом-шестиде­сятником.

С.С. Шашков-пылкий сибиряк, перешедший из духовной академии на восточный факультет университета. Шашков, так же как и Наумов, был близок с Г. Елисеевым, которого уважал и ценил всю жизнь. Одно время он жил в квартире А. Щапова, многому у него учился. Вер­нувшись к середине 60-х годов в Сибирь, развернул кипучую деятель­ность, читал публичные лекции о произволе и взяточничестве чинов­ников, о попрании ими и без того куцых законов. Он проповедовал борьбу за свободу личности, за республиканскую форму правления и за прогресс Сибири. Все это показалось ревностным защитникам царя «призывом к мятежу», и вскоре С.С. Шашков был арестован.

Ипполит Пирожков - бурят по национальности, казачий офицер, служивший в Омске. И. Пирожков еще будучи кадетом старался при­вить окружающим демократические вкусы. В Петербурге И. Пирож­ков увлекался философией Гегеля.

В.В. Чуйко был потом членом «Земли и воли», вместе с А. Строни­ным, А. Рощиным, С. Капустиным входил в одну из пятерок, создан­ных А. Слепцовым. За границей учил дочь А.И. Герцена (1863), как член «Народной воли» был привлечен к процессу 14-ти.

Иван Александрович Худяков, выходец из бедной семьи г. Тоболь­ска, жил вместе с Потаниным, Ядринцевым и др. В Петербурге ощу­щал острую материальную нужду и проявлял решительность в своих политических суждениях против царя и самодержавного строя. Не­сколько позже примкнул к революционной группе самоотверженных каракозовцев, был инициатором неудавшейся попытки освобождения Н.Г. Чернышевского из сибирского заточения.

Даже из этой краткой характеристики членов сибирского кружка в Петербурге можно прийти к следующему заключению.

Этот кружок не был случайным союзом молодых людей, ищущих приключений или просто увлекающихся всякой жизненной новизной; это были молодые, страстные и в основном преданные деятели осво­бодительного движения; в большинстве это были одаренные и образо­ванные люди своего поколения, и это в совокупности с их верностью передовым идеям делало сибирский кружок по-своему оригинальным и важным. Вот почему видные деятели русской революционной де­мократии, включая ближайших соратников Чернышевского, находи­лись в контакте со многими членами кружка. Добролюбов, Курочкин, Пантелеев и другие идеологи и руководители русской революционной демократии лично знали некоторых членов этого кружка и постоянно были связаны с ними. Такие сибиряки, как Валиханов, Потанин, Щу­кин, Ядринцев, Наумов и другие, участвовали в литературных сход­ках, организуемых революционерами-публицистами, сотрудничали в их печатных органах, вплоть до «Колокола» Герцена.

То, что многие видные члены сибирского кружка уже в 1861 - 1862 годах вошли в тайную революционную организацию «Земля и воля», идейным и непосредственным вдохновителем которой был Н.Г. Чер­нышевский и которая ставила задачу организации масс и подготовки к крестьянскому вооруженному восстанию, говорит о многом. Между тем, как известно, Чокан Валиханов находился в числе видных членов этого кружка.

Интересно теперь узнать, чем занимались в сибирском кружке его участники, как была организована его внутренняя жизнь. С внешней стороны это, конечно, было похоже на товарищество молодых людей, связанных землячеством. Под таким определением этот кружок был известен и в агентурных органах, в том числе в III отделении. На своих собраниях сибиряки, как правило, пили пиво, закусывали, говорили вначале обо всех новостях - в литературе, общественных организа­циях и в государственной политике, пели песни. Но собирались они не ради этого. Здесь шел разговор о замыслах новых статей и стихов с разоблачением злоупотреблений или выражением протеста против об­щественной несправедливости, о конституции, республике, социализме и революции, о публицистике и передовых идеях на Западе и в России и т.п. Ч. Валиханов и его друзья занимались в кружке политическим самообразованием, читали «Колокол» Герцена, статьи Чернышевского и Добролюбова в «Современнике», перечитывали Белинского, смеялись над карикатурами «Искры» (филиал «Современника») знакомились с учением социалистов-утопистов, с политическими взглядами вождей Великой французской революции, анализировали политическое поло­жение России, т. е. обсуждали самые острые и злободневные вопросы современной им действительности и политики. Сами участники сибир­ского кружка в Петербурге позже указывали, что он состоял из разных людей, но «все они были настроены революционно...». Они стремились связать свои убеждения с практическими мерами по обновлении Сиби­ри, и этот вопрос вызывал горячие споры и разногласия.

Иногда в кружке бывали представители старшего поколения. На­пример, петрашевец А.Н. Плещеев читал лекции на темы: «Все люди братья», «Всем трудящимся на благо». Это было нужное дело, «но еще дороже было, - писал Н. Ядринцев, то нравственное воздействие, тот пример гражданской доблести и силы убеждения, которую он вну­шал, стоя несокрушенным ратником среди редеющих борцов своего поколения». Сам Чернышевский считал деятельность Плещеева «без­укоризненной и полезной».

В кружке сибиряков выступал также Г.З. Елисеев - сибиряк, сотрудник «Современника» и заместитель ЦК «Земли и воли».П.Л. Лавров, считая борьбу против абсолютизма традицией русской интеллигенции, назвал Елисеева лучшим и самым верным представи­телем русской мысли в эпоху тяжелой реакции. По словам Г. Потани­на, сибирские патриоты обязаны Елисееву «своим воспитанием в духе демократических идей».

Заглядывал в кружок и Ф.М. Достоевский. Здесь он однажды про­чел отрывок из «Записок мертвого дома». Позднее, когда реакция об­виняла студентов в поджоге города, Ф.М. Достоевский выступил в их защиту, возражая против клеветы. По свидетельству Н. Ядринцева, для членов кружка обещали прочесть лекции также Г. Успенский и В. Семевский.

Когда сибиряки собирались на квартире Чокана Валиханова, здесь часто присутствовал его друг - офицер генштаба, сибиряк А. Голубев, который вел политическую агитацию среди офицеров генштаба." По словам Г. Потанина, Голубев «горячо сочувствовал стремлениям русского общества к политической свободе». «Однаж­ды, - продолжает Потанин, - он пригласил меня к себе вечером на чай. Я застал у него большую компанию офицеров генштаба. За чайным столом шли горячие разговоры о внутренней русской политике. Голубев в своем порыве к новой жизни превосходил всех своих гостей».

Некоторые из сибирских патриотов бывали на квартире известного польского революционера, друга Чернышевского Зигмунда Сераковс- кого, казненного царским правительством в 1863 году как участника вооруженного восстания поляков. На вечерах, устраиваемых Сераков- ским, «обсуждались почти все социально-политические вопросы».

Большинство участников сибирского кружка, в том числе и Ва­лиханов, посещали лекции Костомарова, посвященные племенно­федеративной теории устройства государства. Здесь они видели и Т. Шевченко. «Я помню лекции Костомарова и других любимых про­фессоров, почти публичные, - писал Н. Ядринцев. - Университетский зал потрясался от восторга слушателей, юношей охватывал трепет. Они испытывали то, что испытывали люди под первым обаянием ора­торов, мыслителей, проповедников истины и науки».

Сибирская молодежь также посещала кружок Т. Шевченко, восхи­щалась его поэзией; среди них было особенно популярно его стихот­ворение «Сон». В Петербурге «на головы сибирских патриотов обиль­но сыпались новые идеи, новые течения». На них «хлынуло все разом - европейская жизнь, история и идеи, волновавшие Европу полвека», - писали некоторые из них в своих воспоминаниях.

Сибирские патриоты, несмотря на то, что они принадлежали к раз­ным социальным слоям, проходили в кружке хорошую школу идей­ной закалки, становились политически зрелыми людьми. Они стали хорошо разбираться в современной им политической обстановке, ви­деть достоинства и недостатки главных течений русской обществен­ной мысли. Они осуждали русский либерализм, сторонников теории «официальной народности», славянофилов и западников. Н.М. Ядрин­цев назвал русский либерализм «забавой, а не делом».

Деятельность кружка сибирских патриотов была известна Черны­шевскому, а руководитель кружка Г.Н. Потанин неоднократно посещал великого революционного демократа и беседовал с ним. Г.Н. Потанин еще в Сибири был знаком с другом Чернышевского В. Лободовским и из его рассказов знал о Чернышевском и его идеях. Лободовский даже обещал дать Потанину рекомендательное письмо к Н. Чернышевско­му, но обстоятельства помешали Потанину запастись этим письмом. По приезде в Петербург, несмотря на отсутствие рекомендательного письма, Г. Потанин все же решил навестить Н. Чернышевского. Свои встречи с Н. Чернышевским он описал в «Воспоминаниях о Н.Г. Чер­нышевском». Эти воспоминания Г. Потанина обнаружены нами в ЦГАЛИ СССР в Москве.

В самом начале Потанин пишет: «Мне не удалось расширить свое знакомство с Николаем Гавриловичем Чернышевским до более круп­ных размеров, оно ограничилось только двумя встречами с ним». В воспоминаниях же Потанина идет речь только о первой его встрече с ним и нет ни слова о второй. Из воспоминаний видно, что эти встречи состоялись до возвращения Чернышевского в Саратов. Поэтому умес­тен вопрос, когда же состоялась вторая встреча с Чернышевским? Сле­дует предположить, что она состоялась до 15 ноября 1861 года, так как начиная с 15 ноября, все лица, встречавшиеся с Чернышевским, фик­сировались тайной полицией, а в их числе нет имени Г.Н. Потанина. 7-го же июля 1862 года Чернышевский был арестован. Следовательно, вторая встреча Потанина с Чернышевским состоялась до 15 ноября 1861 года, то есть в период пребывания Ч. Валиханова в Петербурге.

В этой связи следует сказать об одной путанице, получившей рас­пространение. В Центральном государственном архиве литературы и искусства (ЦГАЛИ) в Москве, в личном фонде Н.Г. Чернышевского (фонд 1, опись 1, ед. хр. 611) имеется статья П.Н. Карелина под названи­ем: «Потанин о Чернышевском». В этой статье П.Н. Карелин, ссылаясь на материалы журнала «Исторический вестник» (№1 за 1905 год), где напечатаны «Воспоминания о Н.А. Некрасове» Гавриила Никитича По­танина, пишет о якобы отрицательном отношении Григория Никола­евича Потанина к революционной деятельности Н. Г. Чернышевского. Вдобавок к этому П.Н. Карелин считает Григория Николаевича Пота­нина сибирским сепаратистом, далеко стоявшим от революционеров- шестидесятников. Ошибка П.Н. Карелина, принявшего воспоминания Гавриила Никитича Потанина - одного из недоброжелателей Н.Г. Чернышевского по работе в журнале «Современник», за воспоминания Григория Николаевича Потанина привела его к повторной ошибке, выразившейся в опубликовании им в журнале «Экран» (№48 за 1928 год) статьи под названием «Встречи с Чернышевским Потанина», где вновь Гавриил Никитич Потанин выдается за Григория Николаеви­ча Потанина. Поверхностное отношение к освещению деятельности Григория Николаевича Потанина, допущенное П.Н. Карелиным, еще более затуманило и без того не совсем правильно обрисованную кар­тину его политической деятельности.

Историческая правда состоит в том, что Григорий Николаевич Пота­нин имел две встречи с Н.Г. Чернышевским. В то время он поддерживал Н.Г. Чернышевского и оставался его горячим поклонником. Однако это не означает, что у Г.Н. Потанина не было своих взглядов или ка­ких-либо отступлений. Но в целом, в нем всегда брала верх линия рево­люционной демократии 60-х годов. Следует решительно отмести тезис П.Н. Карелина о якобы отрицательном отношении Григория Николае­вича Потанина к революционной деятельности Н.Г. Чернышевского, в частности и к революционной ситуации 60-х годов вообще.

В литературе есть пока еще неподтвержденные сведения о посе­щении Н.Г. Чернышевского Чоканом Валихановым. Такая встреча была вполне возможной. Ведущие члены сибирского кружка почти всегда следовали за революционными демократами, придерживались их позиций, а в спорах становились на их сторону. Об этом говорят многочисленные факты.

Когда в апреле 1861 года в селе Бездны Казанской губернии на панихиде по убитым восставшим крестьянам выступил профессор Казанского университета сибиряк А. Щапов с революционной речью о том, что крестьяне пали жертвами деспотизма на земле и что «эта земля воззовет народ к восстанию и свободе», его голос прозвучал на всю Россию, и сибирские патриоты гордились отважным земляком, который «гремел в Казани». Щапов был членом тайной организации «Библиотека казанских студентов» и «сыграл крупнейшую роль в создании в Казани революционной организации, влившейся потом в ряды тайного общества». Привезенный властями после выступле­ния в Петербург, Щапов отделался только двухнедельным арестом при полиции. В столице он подружился с Курочкиным, Елисеевым и примкнул к кружку сибирских патриотов. Здесь он читал лекции о федеративно-областном устройстве государства. Щапов пытался со­здать в науке особую историческую школу, проповедующую историю масс. По образному выражению его товарищей, он хотел соединить декабристов с народом. Когда возник идейный спор между редакция­ми «Современника» и «Русского слова», между Чернышевским и Юр­кевичем (как известно, Юркевич нападал на статью Чернышевского «Антропологический принцип в философии»), сибирские патриоты встали на сторону «Современника» и Чернышевского, против «Русс­кого слова» и Юркевича.

Следует при этом помнить особенности кружка «Сибирское земля­чество» - его тесную связь с проблемами Сибири. Члены кружка страст­но обсуждали вопросы политики царского правительства в Сибири, рас­крывали ее пороки, вносили практические предложения, направленные на ее развитие. Так, например, они очень много говорили об уголовной и административной ссылке в Сибирь и требовали ее отмены. Они вы­ступали против тенденции развития крупной земельной собственности в Сибири, ратовали за сохранение общинного землевладения, говорили о бюрократии и ее злоупотреблениях, о вымирании малых народов и о том, что царское правительство смотрит на Сибирь как на «золотое дно», которое можно без конца грабить и разорять. При этом они опирались на слова Герцена о том, что царские сатрапы на Сибирь «смотрят только как на подвал, в котором много золота, много меху и другого добра, но который холоден, занесен снегом, беден средствами жизни, не изрезан дорогами, не населен. Это неверно. Мертвящее русское правительство, делающее все насилием, все палкой, не умееет сообщить тот жизненный толчок, который увлек бы Сибирь с американской быстротой вперед».«Чиновничество царит... в Сибири; тут оно раскинулось беспрепятс­твенно, без оглядки... даль страшная, все участвуют в выгодах, кража становится res publica (общим делом)».

В 72 номере «Колокола» за 1860 год была опубликована статья «К характеристике Сибири», отправленная в Лондон сибирскими патрио­тами (написанная, по-видимому, Г. Потаниным вместе с Ч. Валихано­вым), об управлении казахской степью. Эта статья получила большую огласку и, говорят, способствовала освобождению генерал-губернато­ра Западной Сибири Гасфорта от его обязанностей.

Примечательно, что кружок «Сибирское землячество» уделял оп­ределенное внимание национальному вопросу в Сибири. О положении инородческого населения Сибири выступали Валиханов и Пирожков.Члены кружка стояли за политику оказания помощи малым народам, содействия переходу кочевников к оседлости, за гуманизм и братское отношение русских к этим народам. Сибирские патриоты высказыва­ли мнение о том, что в случае начала восстания в Сибири с целью под­держать революцию в России «за раскольниками и чернозаводскими крестьянами» пойдут инородцы отстаивать свою свободу и независи­мость от царизма. Эти трезвые и смелые суждения сибирских патри­отов, до которых в то время не могли подняться многие либеральные деятели России, свидетельствуют об их идейной зрелости.

Изложенное не оставляет сомнения в радикальности и революци­онности взглядов участников кружка сибирских патриотов. Правиль­но писали в свое время в официальных бумагах, что они собирались учить народ «революционным идеям».

Н. Ядринцев и другие сибиряки в своих воспоминаниях в самой остроумной форме писали, что сибирский кружок в Петербурге дале­ко «не преследовал какой-нибудь утилитарной и практической цели вроде кассы взаимной поддержки, нет! Идея сознательного служения краю в тот момент, когда в европейской России пробуждалось тоже самосознание, вот идея, которая легла в основу нашего сближения».На самом деле это был вполне зрелый политический кружок, искусно прикрывшийся безобидной формой земляческих отношений.

Эта особенность подобных кружков в России была известна и на За­паде. К. Маркс, внимательно следивший за революционным движением студенческой молодежи в России, указывал, что русские учащиеся, «чтобы обеспечить неимущим студентам средства для продолжения образования, основали кассы взаимопомощи. Наиболее серьезные из них решили не давать больше правительству никакого повода к закры­тию этих касс, организация которых допускала, для решения деловых вопросов, проведение небольших собраний. Эти деловые собрания за­одно давали возможность обсуждать политические и социальные воп­росы». К числу таких «серьезных» кружков относилось и «Сибирское землячество».

В первое время царские агенты не могли раскусить его цель. III от­деление, следившее за движением петербургской молодежи, доносило царю, что «никаких сходок или кружков с политической целью между студентами сибиряками не было, а собирались иногда несколько това­рищей, чтобы разделить присланные деньги, вырученные от спектак­лей, концертов...». Царское правительство раскрыло природу кружка сибирских патриотов несколько позже: вначале в связи с арестом Чернышевского и других деятелей и активистов революционного дви­жения в столице, а более определенно - в 1864 - 1865 годах, когда воз­вратившиеся в Сибирь участники петербургского сибирского кружка развернули активную политическую дятельность и были арестованы за «противоправительственные действия». Тогда их заодно обвинили в организации в свое время в Петербурге «тайного сибирского круж­ка», а Г.И. Потанина - как его руководителя.

Члены кружка «Сибирское землячество» мужали и росли в идей­но-политическом отношении под непосредственным влиянием вид­ных деятелей русского освободительного движения, под влиянием революционной ситуации, назревавшей в стране, и в силу связей с другими передовыми политическими кружками Петербурга.

Путь членов кружка был нелегким. Нередко они расходились меж­ду собой в вопросах формы и тактики действий. Среди них были люди, не освободившиеся от влияния социальной среды, из которой они про­исходили, от «сибирской провинциальности». Однако при всем этом, они, как правило, были единодушны в главном - решимости бороться за обновление существующего режима, за свободу и справедливость.

Многие недостатки были присущи в то время не только кружку «Сибирское землячество» и обусловливались характером эпохи и вре­мени. Тем более, надо учитывать, что это был кружок не опытных по­литиков, а организация молодых борцов, сочетавших политическую учебу с закалкой, стремившихся свою ненависть к царизму воплотить в активных действиях.

Чокан Валиханов отдавал много времени науке и был перегружен по службе. Он не мог принимать участия во всех вечерах кружка си­бирских патриотов, тем не менее основной политический курс кружка оставался ему близким и родным. В кружке он занимал положение старшего. С ним считались, его уважали и им гордились все члены кружка независимо от их возраста и положения. Видимо, имело значение и то, что Чокан Валиханов по знаниям, эрудиции и научному авторитету не только не уступал другим членам, а даже превосходил их, не говоря уже о том, что в столице он был достаточно известен как талантливый ученый. Кроме того, благодаря своему дару быстро сближаться с разными людьми, он оказался вскоре знакомым с извес­тными деятелями и ответственными государственными сановниками, в том числе близкими самому императору. Круг его знакомых и связей в Петербурге достаточно был широк, особенно он ценил и укреплял свои личные знакомства и связи с видными деятелями передовой об­щественной мысли и освободительного движения.

В Петербурге Ч. Валиханов посещал квартиру Ф.М. Достоевского, где познакомился с его братом - Михаилом Михайловичем и другими литераторами и публицистами его круга. Особенно он сблизился с молодым поэтом Всеволодом Крестовским (1840 - 1895), который в то время работал над романом «Петербургские трущобы». Н. Ядринцев указывает, что Чокан давал Крестовскому темы для стихотворений. Кормясь «крохами остроумия талантливого Валиханова, он немед­ленно строчил свои романсы». В то время Крестовский находился под определенным влиянием критической литературы и стремился в своем творчестве подражать ей.

В своем стихотворении «Стон земли» В. Крестовский, по словам агентов III отделения (за ним тоже следили), говорил, что русская земля пропитана «крестьянской кровью и крестьянскими слезами» и молит, чтобы на ней, наконец, выросла свобода. Однако Крестовский оказался далеко не последовательным в своих убеждениях, скорее все­го это было простое увлечение идеями освободительного движения. К концу 60-х годов Крестовский выступал против русской революцион­ной демократии и перешел в лагерь ее противников.

В Петербурге Ч. Валиханов близко сошелся с А.Н. Майковым, Я.П. Полонским, братьями Василием и Николаем Курочкиным и Н. Страховым.

Аполлон Николаевич Майков в молодости учился за границей, в 1849 году привлекался к допросу по делу петрашевцев и до 1856 года находился под секретным надзором полиции225. А. Майков не только не выдал своих сообщников царской охранке и скрыл действительные цели петрашевцев, но и долгое время после осуждения петрашевцев сохранял в тайне членов кружка Петрашевского. Так, в 1885 году он писал историку литературы П. Вискотоватову: «Спешнее, Пав. Фи­липпов - эти умерли, так я их называю, другие, кажется, еще живы, потому об их все-таки умолчу, как молчал до сих пор целые 37 лет обо всем этом эпизоде, и еще пять или шесть, не помню, в том числе Достоевский... решили завести тайную типографию».

А.Н. Майков был крупным поэтом своего времени, ему принадле­жат крылатые слова: «Чем ночь темней, тем звезды ярче». В шестиде­сятых годах он написал трагедию «Два мира», основным содержанием которой был протест против тирании Рима в 60-х годах I века. Был близок с Шевченко, Полонским, Достоевским, Писемским и братья­ми Курочкиными. С А. Майковым Ч. Валиханова связывала личная дружба, а в последующие годы - дружеская переписка.

Яков Петрович Полонский - поэт, сочувствовал «Земле и воле». По словам Л.Ф. Пантелеева, он сделал в квартире Полонского «своего рода склад, когда что-нибудь находил неудобным держать у себя». По­лонский лично знал Герцена и Чаадаева.

Современники иногда ставили А. Майкова и Я. Полонского в один ряд с Некрасовым. По определению Н. Страхова, Полонский по своим политическим взглядам принадлежал к западничеству. Хотя он происходил из дворян, но в жизни терпел большую нужду. Когда цензурой были запрещены его статьи за антиправительственное со­держание, он, оставшись совершенно без средств, по его словам, «по три дня ничего не ел». О самых бурных и тревожных 1860 - 1861 годах Полонский впоследствии писал: «Эти годы были так полны всякого рода треволнениями и борьбы, горя, надежды, отчаяния, светлых ра­достных минут и страданий, любви и горьких слез - слез, которые до сих пор зудят в глазах и текут по щекам моим».

Полонский вместе с Шевченко, Майковым, Достоевским принимал участие в первых литературных чтениях в Петербурге в пользу бед­ных учащихся. У Полонского можно было часто встретить братьев Ку­рочкиных, Шевченко, Плещеева, Достоевского и других литераторов.Полонский был другом революционера-демократа М.И. Михайлова.В Петербурге Ч. Валиханов часто встречался с Полонским, был зна­ком с его кругом и по возвращении из Петербурга в своих письмах тепло вспоминал о нем.

Братья Василий и Николай Курочкины были известны в русской литературе, как поэты «Искры». Поэтов «Искры» знали и любили Ленин, Горький и Крупская. Вслед за «Современником» «Искра» про­водила идею подготовки крестьянского восстания в России. Недаром «искровцев» часто называли «чернышевцами». В шестидесятые годы XIX века «Искра» для внутренней России («Колокол - для внешней) была центром обличения зла, а Николай Степанович Курочкин - как бы председателем суда общественного мнения России. «Многие и многие боялись «Искры», многие и многие возлагали на нее надеж­ды», - указывали современники. В «Искре» сотрудничали и сибирс­кие патриоты.

Н.С. Курочкин в свое время подвергался аресту по делу Петрашев- ского. Он был другом Сергея Федоровича Дурова - ведущего полити­ческого наставника Ч. Валиханова. Был известен также как человек, «объездивший всю Европу», и как переводчик Прудона. Во время своих заграничных путешествий лично познакомился с Герценом, к которому питал «кроме уважения какую-то сердечную нежность». Н. Курочкин дружил с П.Л. Лавровым, с которым был знаком С.Ф. Дуров, Д.И. Писаревым, Н.В. Шелгуновым. Им был написан некролог по поводу смерти Д.И. Писарева, помещенный в «Отечест­венных Записках». Его брат - Василий Курочкин «был крупнейшим, после Некрасова, поэтом революционных разночинцев».

Братья Курочкины являлись друзьями и переводчиками Тараса Шевченко. Они познакомились с ним в июне 1858 года. Знакомство с Курочкиными оказало определенное влияние на Т. Шевченко. Как известно, Тарас Григорьевич после освобождения из ссылки вел днев­

ник, начало которого датировано 12 июня 1857 года. С 13 июля 1858 года записи прекращаются. Это было не случайно. Как раз на 1858 год падает знакомство Шевченко с Чернышевским, братьями Куроч­киными, Сераковским и другими представителями революционной демократии. А Т. Шевченко хорошо знал, что может значить дневник для III отделения. На похоронах Т.Г. Шевченко Н.С. Курочкин высту­пил с речью.

Знакомство с братьми Курочкиными было плодотворным для многих. Н. Ядринцев говорил, что у В. Курочкина он «слушал весьма дельные разговоры».                                              .

То же самое писал А. Щапов: «Из литературных бесед мне особен­но нравятся беседы у Курочкина: «ближе к делу». «Искра», пользуясь материалами сибирских патриотов, помещала на своих страницах остроумные анекдоты о генерал-губернаторе Сибири Гасфорте, назы­вая его именем Оскенкопфа. Высмеивая царскую цензуру, которую искусно обходила русская революционная демократия, В. Курочкин писал:

Над цензурою, друзья Смейтесь так же, как и я: Ведь для мысли и для слова, Откровенно говоря, Нам не нужно никакого Разрешения царя.... Монархическим чутьем Сохранив в реформы веру, Что напишем, то пошлем Прямо в Лондон, к Искандеру.

Братья Курочкины принимали деятельное участие в создании ор­ганизации «Земля и воля». Василий Курочкин был членом, а Николай Курочкин - заместителем ЦК «Земли и воли». Братьям были известны все самые тайные мероприятия организации.

Братья Курочкины в то же время любили погулять и повеселиться. Враги «Искры» и Курочкиных по этому поводу ехидничали: «Искра» веселится». На что «искровцы» отвечали: мы веселимся оттого, что «внутри заноза, на сердце горе». В компании «искровцев» бывал и Ч. Валиханов, который, по свидетельству Г. Потанина, «мотал деньги на увеселения»?

Ч. Валиханов, будучи в Петербурге, находился в очень близких отношениях с Курочкиными, особенно с Николаем, которому он, вернувшись на родину, посылал приветствия и сообщал о своих степ­ных делах. Николай Николаевич Страхов являлся главным теоре­тиком «Времени» - журнала братьев Достоевских. С Н. Страховым Ч. Валиханов познакомился в кругу Достоевских и позже считал его одним из своих хороших петербургских знакомых. Как ни старались Достоевские придать своему журналу патриотическое направление, он в конечном счете, не без влияния Страхова, стал примыкать к сла­вянофильству. Ч. Валиханов, возвратившись из Петербурга, по мере возможности следил за основным направлением развития обществен­ной мысли России, сетовал по поводу не вполне удачной журнальной деятельности своих друзей - братьев Достоевских, которые расходи­лись с идеологией революционных демократов и которых он, так же как и Салтыков-Щедрин, критиковал за «почвенность», за славяно­фильство и за крайнее западничество. Несмотря на славянофильское направление, журнал «Время» в 1863 году, после опубликования в нем статьи Страхова «Роковой вопрос», в котором якобы содержалось оп­равдание бунтующей Польши, был закрыт царским правительством.Известно, какая была проявлена забота об освобождении из ссылки Т.Г. Шевченко семейством обер-прокурора святого синода графа Ф.П. Толстого. После возвращения из ссылки в Петербург Т. Шевченко «по предписанию (III отделения) должен был жить у отца, так как был у него на поруках», - писала дочь Толстого Е.Ф. Юнге. У Толстых почти ежедневно бывали Полонский, Плещеев, Курочкины, Северцов, Шевченко и Майков. В архиве Ч. Валиханова сохранилась записка ученого-востоковеда В.В. Григорьева о том, что граф Ф.П. Толстой хочет познакомиться с Ч. Валихановым и поэтому просит на обед? Сам Ч. Валиханов в письме к отцу писал, что он бывает на обедах у сенатора Любимова, барона Ливена и графа Толстого.

Тарас Шевченко и Чокан Валиханов имели в лице Полонского, Май­кова, Достоевского, Толстого и Курочкиных общих друзей и знакомых и поэтому вполне вероятно, что они встречались друг с другом в Пе­тербурге. Ч. Валиханов мог встретиться с Т. Шевченко и в мастерской Академии художеств, где постоянно работал Тарас Григорьевич и где в качестве вольноприходящего занимался живописью глухонемой брат Чокана Макы.

Во время пребывания Ч. Валиханова в Петербурге там находились Т. Шевченко, И. Чавчавадзе, Налбандян, Сераковский и другие выда­ющиеся представители национальных меньшинств, которые активно выступали против национального гнета и оказывали благотворное влияние на развитие культур различных наций и народностей Рос­сии.

В числе видных представителей русской революционной демок­ратии, с которыми сблизился Чокан Валиханов, были и выходцы из Сибири - А. Щапов, Г. Елисеев и С. Капустин.

А.П. Щапов был сыном бедного пономаря и бурятки. Виднейший шестидесятник и друг Шевченко, он часто повторял следующие стро­ки из стихотворения Тараса Григорьевича:

И день идет, и ночь идет,

И голову схвативши в руки,

Дивуешься, зачем нейдет

Апостол Правды и Науки!...

Щапов так страстно любил свободу, что «постоянно горел ею». Считая современный ему мир отживающим свой век, который следо­вало бы похоронить, он тосковал об ином, новом, лучшем социаль­

ном мире, стремился к уравнению «прав и средств развития низших классов с высшими». Советскими исследователями признано, что «А. Щапов сыграл крупнейшую роль в создании в Казани революци­онной организации, влившейся потом в ряды тайного общества»?

Речь Щапова на панихиде по убитым крестьянам села Бездны Ка­занской губернии в свое время распространялась как революционная прокламация. Когда Щапова арестовали, в его защиту выступили Чернышевский, Герцен, Некрасов, Н. Серно-Соловьевич?

Григорий Захарович Елисеев был родом из Сибири, преподавал в Казанской духовной академии, а в 1854 - 1858 гг. работал в Сибири. С 1858 года сотрудничал в «Современнике», «Искре» и «Отечествен­ных записках». Одно время «Современник» даже называли журналом Чернышевского и Елисеева. Говоря о Некрасове, Салтыкове и Елисе­еве, Н.К. Михайловский писал: «А из-за этих трех выглядывали еще образы Добролюбова, Чернышевского, Белинского, как бы передав­ших им свой авторитет»? Елисеев находился в близких отношениях с А. Слепцовым и оказал большое влияние на сибирских патриотов, особенно на каракозовца Худякова?

Елисеев принимал деятельное участие в создании революционной организации, был заместителем члена ЦК «Земли и воли». В разгар революционной ситуации Елисеев требовал от руководителей рево­люционно настроенного студенчества дать ему 300 на все готовых человек. С их помощью он хотел захватить наследника престола и в качестве выкупа за него потребовать конституцию для России. Когда Утин и Пантелеев сказали об этом Чернышевскому, тот ответил: «Не удивляюсь: ведь Григорий Захарович, несмотря на свои седые волосы, самый юный в редакции «Современника».

III отделение зорко следило за Елисеевым, неоднократно подвергая его обыскам и арестам. Перед смертью Елисеев, как и петрашевец Плещеев, свое состояние (30 000 рублей) завещал литературному фон­ду с условием ежегодно выдавать пособие Чернышевскому, Наумову и Успенскому.

С.Я. Капустин, с которым у Ч. Валиханова были поистине брат­ские отношения и который высоко ценил последнего, был другом А.А. Слепцова - одного из главных организаторов «Земли и воли» 60-х годов. Жена А. Слепцова - М. Слепцова в своей работе «Штур­маны грядущей бури» (так называл Герцен революционеров в России) следующим образом характеризует С. Капустина: «Идейно связанный со Слепцовым шестидесятыми годами и спаянный участием с ним в польских делах, он был в свое время членом третьей пятерки и участ­ником «Земли и воли», а в 1864 году уцелел от разгрома и взял долж­ность комиссара по крестьянским делам в Польше; свое излюбленное детище «крестьянский вопрос и община» пронес он свято до гробовой доски и, умирая почти семидесяти лет, завещал мне перед смертью «беречь своего друга А. Слепцова». Друг Ч. Валиханова Г. Потанин в Петербурге посещал квартиру землевольца П.Л. Лаврова и лично знал ряд других видных деятелей общественного движения того времени.

Содержание бесед при встречах с ними, как правило, становилось достоянием сибирского кружка.

Следует кстати отметить, что с петербургским периодом жизни Ч. Ва­лиханова связана версия о его дружбе с А.К. Гейнсом. Это мнение ос­новано на воспоминании М. Сажина, который писал: «В Петербурге в середине 60-х годов среди офицеров, по преимуществу артиллеристов, образовался кружок чернышевцев, куда входил и я. Из членов этого кружка я сейчас припоминаю офицеров-артиллеристов: Богдана, бра­тьев Черновых, Альтфатера, Юдина, полковника Колесова и офицера генерального штаба Гейнса». Многие, прочитав это, заключили, что это тот Гейнс, который был чиновником в степи. В действительности это не так. М. Сажин далее писал: «Что касается Гейнса, то он впос­ледствии уехал в Америку, где под именем Вильяма Фрея занялся ре­лигиозными исканиями». О Гейнсе-Фрее говорит и Л.Ф. Пантелеев,о нем упоминают составители сборника «Н.Г. Чернышевский в воспо­минаниях современников». Там сказано, что Гейнс, Владимир Конс­тантинович, «чернышевец»; член «Земли и воли», увлекался идеями Оуэна и в 1866 году эмигрировал в Америку, где основал коммуну.

Следовательно, здесь речь идет о другом Гейнсе - Владимире Костан- тиновиче. А.К. Гейнс никогда в эмиграции не был, служил военным губернатором Тургайской области.

Что касается утвердившегося в советской литературе мнения о том, что А.К. Гейнс был другом Чокана Валиханова, то и это вызывает опреде­ленное сомнение. Многое говорит о том, что вряд ли он был даже знаком с Чоканом лично. Во всяком случае, по всему видно, что он плохо знал тру­ды и деятельность Чокана Валиханова. Так, например в своем дневнике в записях от 5 -13 сентября 1866 года он указывает, что Валиханов посетил Кашгар «15 лет тому назад», что не соответствует действительности.

Внимательное изучение трудов А.К. Гейнса убеждает нас в том, что Гейнс лишь передает от своего имени высказывания Ковалевского и Гутковского о Чокане Валиханове.

Круг лиц, с которыми был знаком Чокан Валиханов, безусловно, обширный. О многих сторонах этих знакомств нет еще достаточных данных. Наши поиски в связи с данным исследованием имели лишь частичный успех. Многое в этом вопросе еще скрыто от науки. Труд­ности в этой части связаны с тем, что участники освободительного движения в свое время старались хранить в тайне все, что касалось их. Например, такой видный представитель революционного движения начала 60-х годов, как В.А. Обручев позднее писал: «Об Н.Г. Черны­шевском и М.И. Михайлове еще не наступило время говорить...» Один из создателей «Земли и воли», член ее ЦК А. Слепцов от всех тех, кто старался писать об истории этой организации, настоятельно требовал «печатать все или не печатать ничего». По его же сообщению, гово­рить о деятелях революционного движения 60-х годов XIX века было неудобно даже в начале XX века. Крупнейший исследователь исто­рии общественной мысли рассматриваемого периода М. Лемке писал: «Нужно думать, что революционная деятельность Н.Г. Чернышевско­го, обставленная по тогдашним временам необыкновенно конспира­тивно, так и не вскроется для нас. Она унесена им в могилу».

Нет сомнения в том, что, несмотря на трудности, найдется еще немало материалов о связях Чокана Валиханова со многими другими деятелями русского освободительного движения конца 50-х - начала 60-х годов. Но то, что известно нам в этой части на сегодня, достаточно ценно и важно для того, чтобы прийти к определенным выводам.

Знакомство с общественными деятелями, литераторами и учеными для Чокана Валиханова не было какой-то самоцелью. В этом отноше­нии он был разборчив и строг.

Он ищет нужных, определенных людей и находит их. Ими ока­зываются или ученые, которыми он интересуется для обсуждения научных проблем и обмена мнениями, или видные деятели революци­онно-демократического движения в России, идеи и действия которых ему близки и дороги. Он заводит знакомства с писателями и поэтами критической мысли, хотя некоторые из них стояли в стороне от ос­вободительного движения. Знакомства для Чокана Валиханова были школой творческого и идейно-политического развития.

Друзья Чокана Валиханова, весьма близко знавшие его, сходятся в том, что его идеалом было «служить будущему своего народа».Он мечтал об этом и искал путей и форм, ведущих к осуществлению своей мечты. Он искал их, хотя еще робко, в стенах кадетского кор­пуса, более целеустремленно - во время службы в Сибири. И нашел эти пути и формы в Петербурге, в идеологии и организациях русской революционной демократии.

В конце 1860 года - начале 1861 года Ч. Валиханов по настоянию врачей выехал за границу - в Париж. Об этом он писал отцу. Барон А.Е. Врангель, который знал Чокана Валиханова по службе в Семи­палатинске и в это время работал в русском консульстве в Париже, сообщает, что видел его там. Что он делал в Париже, с кем встречал­ся - все эти вопросы остаются пока открытыми. Еще не обнаружены материалы, могущие пролить некоторый свет на эти вопросы. Ясно одно, что в это время здоровье Ч. Валиханова не было столь тяже­лым, чтобы думать только о лечении. Безусловно, он использовал эту поездку и в других целях. Нам приходится строить в этой части только догадки. В это время в Европе находились русские револю­ционеры Н. Добролюбов, Н. Обручев, 3. Сераковский, М. Михайлов, Н. Серно-Соловьевич, А. Слепцов, некоторые из них были знакомы Валиханову. Сераковский, Михайлов, Серно-Соловьевич и Слепцов бывали у Герцена. Как правило, мало кто из деятелей оппозиции в России, посетивших Европу, миновал Герцена. Н.А. Тучкова-Ога­рева в своих воспоминаниях о Герцене указывала, что в числе его посетителей были люди, которые «ехали советоваться с докторами в Вену, Париж и Лондон».

Когда вернулся Ч. Валиханов из-за границы - неизвестно, неиз­вестны и результаты поездки. Трудно сказать, есть ли связь между подозрениями III отделения в распространении революционных про­кламаций сибирскими патриотами в начале 1861 года и тем, что в это время возвратился из-за границы Чокан Валиханов.

Вскоре в процессе оформления тайного революционного общества «Земля и воля», которое ставило задачу создания разветвленной ор­ганизации пропагандистов с целью подготовки к вооруженному вос­станию, кружок «Сибирское землячество» стал одной из ячеек этой организации.

В Петербурге болезнь (чахотка) Ч. Валиханова стала прогрессиро­вать, и он был вынужден в мае 1861 года покинуть столицу. По пути на родину он заехал в Казань. Об этом он писал Ф. Достоевскому в пись­ме от 18 июня: «Я теперь расстроен нравственно и телесно и много писать не могу, а расстроен от того, что взял себе в Казани попутчика, и этот господин надоел мне смертельно, а отвязаться от него никак не могу: куда я - и он туда же». С кем хотел встретиться Ч. Валиханов в незнакомом городе? Не имел ли он задания от руководства «Земли и воли»? Этот вариант не исключается. Кроме того, в это время в Каза­ни, как установленно, находился Щапов.

С Казанским комитетом «Земли и воли» молодое поколение Си­бири имело известную связь. Несколько членов сибирского кружка в свое время учились в Казани и перевелись затем в Петербургский университет. Осенью 1861 года сибиряк Н. Павлинов проезжал через Казань с революционной прокламацией «Великорусе». Казанский революционный комитет был «отлично устроен» в смысле конспира­ции и активного действия. Арестованный царскими властями в июне 1863 года поляк Станислав Крупский сообщал следующее: «В Каза­ни есть ЦК революционного общества, распространенного по целой России и разделяющегося на Восточное и Западное, устав комитета установлен на началах демократических, членом в нем может быть всякий без различия сословий... Особое внимание общества обращено на Восточные губернии, так как в них меньше войск и организовать восстание легче...».

Перед отъездом из Петербурга Ч. Валиханов внес в кассу «Обще­ства помощи нуждающимся литераторам и ученым», членом которого он был, десять рублей. Сумма была немалая: лошадь стоила 13 руб­лей. Это он сделал несмотря на свои долги. Из средств общества ока­зывалась помощь деньгами и одеждой сосланным революционерам.⁴ В свое время Г.Н. Потанин, осужденный как руководитель «сибирских сепаратистов», находясь в ссылке в Тотьме, получил из этого общества одежду и 100 рублей.

После отъезда Ч. Валиханова сибирские патриоты продолжали выполнять задания «Земли и воли». Осенью 1861 года они приняли ак­тивное участие в студенческих волнениях, а некоторое время спустя перенесли свою деятельность в Сибирь.

Здесь мы не будем разбирать беспочвенность обвинений сибирских патриотов в «сепаратизме», «в стремлении отделить Сибирь от Рос­сии», заведомо приписанных и распространенных царской охранкой и реакционными деятелями типа Каткова. Это было не ново. Польских и украинских революционеров воинствующая реакция также обвиняла в «сепаратизме». По этому поводу Герцен писал: «Казенные патрио­ты кричат с ужасом о сепаратизме, они боятся за русскую империю, они чуют освобождение частей от старой связи и в федеральном их соединении конец самодержавия». Нельзя не вспомнить в этой связи высказывание В.И. Ленина: «Травя украинцев и др. за «сепаратизм», за стремление к отделению, националисты тем самым отстаивают привилегию великорусских помещиков и великорусской буржуазии на «свое» государство».

Сибирский патриотизм был принят за сепаратизм, хотя его члены «в мыслях не имели отделения Сибири от России». Они были аресто­ваны и осуждены в 1865 г.

Чокан Валиханов за короткое время, проведенное в Петербурге, получил такое политическое образование, которое вряд ли он мог получить в обычных, «мирных» условиях, тем более находясь на периферии. Он поднялся в своем идейном росте до уровня деятелей освободительного движения в России. Годы революционной ситуации были великой школой для борцов за народное счастье и свободу.

Характеризуя петербургский период жизни и деятельности Чокана Валиханова, Н.М. Ядринцев писал: «В 60 годах Валиханов следил за движением русской жизни, за обновлением ее, читал лучшие жур­налы». Г.Н. Потанин, сопоставляя Д. Банзарова с Ч. Валихановым, указывал, что они оба «вскормлены были теми идеями и теми умс­твенными интересами, которыми жило в их пору русское общество».Не случайно поэтому и вполне понятно, что сибирские патриоты срав­нительно короткое свое пребывание в Петербурге расценивали как целую «эру» в их общественно-политической жизни.

Петербургский период жизни Ч. Валиханова представляет наибо­лее интересный, насыщенный событиями и новый, более высший этап в его идейном и научном восхождении, а также в его деятельном участии в освободительном движении. В эту пору он становится тем, кем хотел быть в мыслях и желаниях, - борцом за революционное об­новление России. Он находит достаточно ясный ответ на мучившие его вопросы относительно форм борьбы за народные интересы. В Петербурге у него исчезают последние сомнения и колебания, и он всецело встает на сторону русских революционных демократов. Этот путь он выбрал как наиболее правильный, чтобы служить интересам России и своего народа.

Петербургский период жизни Чокана Валиханова является как бы венцом его политической карьеры, его высшим идейным взлетом.