Страница - 7

4. Последние годы жизни

Большое умственное и физическое напряжение, в значительной степени связанное с неистовой жаждой за короткое время познать и постичь все и вся и преуспеть во всем, отсутствие необходимого режима в личной жизни стали заметно отражаться на некрепком здоровье Чокана Валиханова. Не на пользу был ему и влажный кли­мат столицы. Несмотря на первые и серьезные симптомы болезни, он продолжал работать как прежде, активно и самозабвенно, и этим ухудшил свое состояние. Друзья Чокана, заметившие ослабление его здоровья, настоятельно советовали ему прервать деятельность и за­няться лечением. Врачи предписали Чокану Валиханову отправиться к себе на родину, в степь, пить кумыс. Ему было запрещено писать, читать, словом, перегружать себя умственной работой. С большой горечью и болью в сердце в мае 1861 года он оставил Петербург и своих петербургских друзей в надежде вернуться сюда, как только поправит свое здоровье. Этому желанию, однако, не суждено было сбыться.

Прием, который оказал ему отец в родном ауле, и условия, создан­ные в первое время для его лечения и восстановления сил, подробно и красочно описаны в работе А.Х. Маргулана. Сам Ч. Валиханов, лю­бивший степную природу, надеялся на скорое выздоровление. Однако жить спокойно он не мог и здесь. Его волновали политические, соци­альные, экономические события в крае и сложные отношения в кругу родных и семьи. Человек высокообразованный и передовых взглядов, рожденный мыслить и действовать, он не мог остаться в стороне от происходящего, тем более мириться с злоупотреблением и чванливос­тью местных чиновников и знати, с политикой унижения и подавления безропотных, отсталых народных масс. Все это глубокой болью отда­ется в его сердце. В годы некоторого улучшения здоровья он пытается отдаться активной общественной деятельности и научным исканиям. Но тревоги и переживания за судьбы своего народа, одиночество в борьбе, его бессилие научить уму-разуму местных аристократов и бездарных правителей и обновить общество подточили его последнее здоровье и силы. В апреле 1865 года Чокана Валиханова не стало. Он ушел из жизни в расцвете лет, таланта и гражданских стремлений.

Идейные мотивы действий, взгляды Чокана Валиханова в годы его нахождения в среде казахского общества после возвращения из Пе­тербурга представляют большой интерес. До сих пор исследователи наследия Чокана Валиханова этому вопросу уделяли очень мало вни­мания, если не сказать - вообще не придавали значения. Они не шли дальше констатации некоторых фактов.

Чокан Валиханов вернулся в степь, имея за плечами богатый опыт участия в политических кружках Сибири и Петербурга, в русском освободительном движении, опыт личного общения с рядом видных революционеров конца 50-х - начала 60-х годов. Он не был простым сочувствующим или временным попутчиком; всем сознанием и дейс­твиями он вошел в ряды революционного движения и стал одним из его активных участников. Дошедшие до нас в передаче его друзей от­рывки его некоторых выступлений и высказываний на политические темы, когда не влияли цензурные соображения, свидетельствуют об убежденности и верности Чокана Валиханова революционным идеа­лам переустройства общества на новых началах. А как этот деятель, любивший жизнь, с горячей и умной головой борца, стал действовать в среде казахского общества, каких действий следовало бы ожидать от него в тех конкретных исторических условиях степи и как он посту­пал, каковы мотивы этих поступков - все эти вопросы до сих пор не поставлены и не решены исследователями.

Мы уже имели возможность отметить в первой главе, что казахс­кое общество середины XIX века по своему уровню хозяйственного, социального, культурного, идейного и политического развития было отсталым и во многом инертным. Оно не только не достигло такой зрелости, при которой рождались и закалялись бы в борьбе революци­онные силы. Оно не содержало и признаков революционного взрыва, следовательно, революционерам, оказавшимся каким-то образом в казахском обществе, грозила реальная опасность оказаться «не у дел». Истинный революционер, исходя из общей предпосылки служить интересам народа, делать все для народа, сообразуясь с конкретными условиями, в которых ему приходится действовать, вынужден пере­страиваться в выборе форм и путей борьбы за свои идеалы. Он не мо­жет поступать иначе - в противном случае ему грозит опасность быть отвергнутым историей.

Так поступал Чокан Валиханов - революционер по убеждению, участник освободительного движения в России. К тому же он, как никто другой, хорошо знал казахское общество, его интересы, запро­сы и требования. По возвращении из Петербурга в родные места он вовсе не «остыл», тем более не отрекся от революционных идеалов, за которые готов был, будучи в кругу единомышленников в России, идти хоть «на плаху». Нет, он остался верным этим идеалам до конца своей жизни. Возвратись он обратно в Петербург, его революционные страсти зажглись бы еще ярче, чем прежде. Об этом говорит не только его постоянная переписка со многими русскими друзьями, с которы­ми вместе находился в Петербурге. В этом убеждают нас его действия и взгляды, характерные для последнего периода жизни.

Современные Чокану Валиханову условия казахского аула исклю­чали возможность организации политических кружков и революци­онных действий. Наиболее передовые местные деятели поднимались до критики и обличения лишь отдельных сторон общественного и политического устройства, злоупотреблений и жестокости чиновников и правителей. Они проповедовали справедливость и гуманизм, в большинстве случаев понимая под ними межродовое спокойствие и классовую солидарность. Чокан Валиханов в своих взглядах и дейс­твиях поднялся выше этого. Во всех его поступках, какими бы они внешне не казались умеренными, мы видим отражение более высоких побуждений и мотивов. Попытаемся показать это на фактах.

Первое, что бросается в глаза при изучении жизни Чокана Ва­лиханова после возвращения из Петербурга, это то, что он больше и глубже стал вникать в социальные отношения в обществе, заме­чать во взаимоотношениях местной знати и аристократии - с одной стороны, и трудящихся масс - с другой, такие глубинные стороны, которых не могли увидеть самые прозорливые из прошлых и совре­менных ему деятелей казахского общества. Так, в письме А.Н. Май­кову от 6 декабря 1862 года Ч. Валиханов писал, что с родными, ко­торые составляют местную знать, живет «разъединенный... чем-то неодолимым. Как я ни стараюсь с ними сблизиться, но все как-то не удается. Иногда все идет хорошо, но как только дело доходит до убеждений, до серьезных разговоров, мы начинаем расходиться».Далее он указывал, что «с местными султанами и богачами из чер­ной кости также не лажу, потому что они дурно обращаются со сво­ими бывшими рабами, которые теперь хотя и свободны, но живут у них, не зная, как уйти. Я требовал не раз, чтобы они платили им жалованье и чтобы обращались как с человеком, в противном случае грозил законом. Зато с пролетариатом степным я в большой дружбе и скоро сходимся».

В этих строках Чокан Валиханов выступает не как безликий по­борник всеобщей справедливости, а как деятель, придерживающийся классовых позиций, а не руководствующийся лишь общей симпатией к массам. Если судить его по нашим сегодняшним представлениям, то можно найти немало пробелов в социальных концепциях и рассужде­ниях Чокана Валиханова, можно упрекнуть его во многих недостат­ках. Однако это было бы отходом от историзма и явно отдавало бы просветительством.

Важно то, что никто до него не давал такого анализа социальных отношений и не восставал всей силой своего сердца против, по сути дела, классовых несправедливостей.

Мусульманство «грозит нам разъединением народа в будущем», - так мог писать и предсказывать только исследователь, серьезно вника­ющий в социальные отношения. Вдохновенно звучит его мысль о том, что «на мнения... привилегированных классов общества следует смот­реть не иначе, как на отрицательное выражение истинных народных нужд, ибо интересы знатных и богатых людей, даже в обществах вы­сокоцивилизованных, бывают, большей частью, враждебны интере­сам массы, большинства». Это было написано в 1864 году, незадолго до смерти. Крупной заслугой Чокана Валиханова было именно то, что он дошел до понимания «враждебности интересов» феодальной знати - меньшинства и трудящихся масс народа - большинства.

Деятелю, поднявшемуся в своем идейном развитии до такого уров­ня, было совсем не легко жить и видеть «киргизские несообразнос­ти», тем более бороться против них почти в одиночестве, в условиях господства отсталости, суеверия, консерватизма и забитости народа. Вполне понятно, что в письмах Чокана Валиханова к друзьям, напи­санных в рассматриваемый период, нередко сквозят нотки тоски и бессилия.

Для периода пребывания Чокана Валиханова в казахском обществе после возвращения из Петербурга характерно его активное и непос­редственное вмешательство в политическую жизнь края. Он не только придерживался определенных взглядов на политическую организа­цию общества, но и предлагал свои проекты видоизменения сущест­вующего режима под углом зрения защиты интересов простого наро­да. Его записки «О мусульманстве в степи» и «О судебной реформе» затрагивали сложные и в то же время весьма щепетильные вопросы политической структуры казахского общества. Анализ этих трудов и предложений, содержащихся в них, будет дан в последующих главах данной работы.

Здесь важно отметить те тенденции, которые выступают в этих записках и которые нетрудно заметить. Эти тенденции следующие: 1) ряд мероприятий царского правительства в Казахстане является не­продуманным и вредным для культурного и политического развития казахского народа. К ним, например, относятся официальное мнение о «невыгодности» распространения «европейского просвещения между некоторыми иноплеменными народами», в том числе среди казахов, наводнение муллами казахской степи, покровительство исламу, пра­вило, по которому крещеных казахов записывали в мещанское или ка­зачье сословие с удалением их из степи, введение «бюрократического хаоса» в систему местного правосудия, покибиточный сбор, политика русификации системы управления и др.; 2) при разработке различ­

ных мер и введении новой системы, в частности в казахское обще­ство, непременным условием должен быть учет народного мнения, в первую очередь трудящихся масс, и требований народного движения и духа. В «Записке о судебной реформе» Чокан Валиханов открыто пишет, что «все революции, бывшие в Европе с 1793 года, происхо­дили единственно от стремления правительств подавить свободное народное движение. Реформы же насильственные, привитые, основан­ные на отвлеченных теориях или же взятые из жизни другого народа, составляли до сих пор для человечества величайшее бедствие». Далее отмечается, что «Реформы подобного рода, собственно, мы и считаем бедственными для народа и вредными для прогресса»; 3) при желании намного можно улучшить и реформировать существующий режим и политическую структуру казахского общества с тем, чтобы в извест­ной степени облегчить положение народа, но, однако, этого желания пока не достает у деятелей, ответственных за политику. Приходится отметить, как пишет Чокан Валиханов, что «невнимательность к инте­ресам края и народа вошла уже в привычку областного начальства...».Как видно из перечисленных моментов, проходящих красной нитью в записках, Чокан Валиханов затрагивал ряд серьезных и в политичес­ком отношении весьма острых и далеко небезопасных для себя и своей службы вопросов. Они не могли, разумеется, встретить сочувствия у царских колониальных чиновников, хотя форма, в которую облекались эти мысли, была умеренной, как бы «предлагающей услугу».

Следует отметить, что в нашей литературе до сих пор не придавали сколько-нибудь серьезного значения аспектам записок Чокана Вали­ханова. Приходится сожалеть, что некоторые авторы даже высказыва­ли отрицательное мнение относительно ценности, роли и места этих трудов. Они, как правило, брали в основу не мотив, не ход мыслей, не главную тенденцию, пронизывающую эти записки, а строили свои суждения вокруг того или другого конкретного факта, конкретного предложения и объявляли их утопическими, не реалными и на этом основании зачеркивали ценность и неповторимый характер этих тво­рений Чокана Валиханова. При таком подходе, осложненном наруше­нием принципа историзма, деятельность и взгляды любого деятеля далекого прошлого могут быть представлены в нежелательном свете. Действительно, отдельные предложения и схемы Чокана Валиханова были с точки зрения той эпохи и ее возможностей нереальны. Однако за этими недостатками не следует упускать главное - определенную линию, лежащую в основе этих предложений и схем.

Чокан Валиханов был деятелем, не ограничивающимся какой-то одной областью профессиональной или общественной жизни. Он был ученым и писал научные труды. Он был общественным деятелем и анализировал общественный быт народа, высказывая на этот счет свои мнения. Он состоял на официальной службе, и его критический ум не упускал возможности отметить недостатки в государственном аппа­рате. Он изучал политическую организацию казахского общества и вносил свои предложения по ее усовершенствованию, хотя и в рамках существующего строя. Но деятельность Чокана Валиханова не огра­ничивалась и этим. Он хотел влиять своими конкретными действиями и, во всяком случае, жаждал, чтобы на отдельных ключевых должнос­тях в системе органов власти и управления в крае, от которых зависела в той или иной степени «судьба» казахского общества, находились бы умные, справедливые и умеренные люди. Чокан Валиханов большего от них не желал и не ожидал. Такой взгляд вовсе не является ни уто­пичным, ни тем более предосудительным. Другой вопрос - насколько возможно было исполнение этого желания при реальных соотношени­ях сил. Однако, это не опорочивает саму постановку вопроса.

В литературе бытует сугубо односторонняя, не вполне правильная оценка действий и позиций Чокана Валиханова в связи с его выставле­нием своей кандидатуры на местных выборах в 1862 году на занятие должности старшего султана в Атбасарском округе. Вот что пишет К. Бейсембиев: «Не понимая классовой природы общественно-поли­тического строя и соответствующей его административно-выборной системы, Ч. Валиханов ошибочно полагал, что заняв административ­ную должность, при тогдашних условиях можно ее использовать для борьбы с общественным злом и служения своему народу. Он полагал, что образованность, культурность, честность, преданность народным интересам управителя позволила бы ему успешно бороться с неспра­ведливостью. Руководствуясь этим, Валиханов решил выдвинуть свою кандидатуру на выборах в старшие султаны». А.Х. Маргулан говорит еще более ясно, что, «увлекшись утопическими идеями, Ч. Валиханов пошел по неправильному пути, думая о возможности сверху, «от влас­ти» создавать «счастье народа». Об этом говорит Атбасарский эпизод (1862) - выставление Валихановым своей кандидатуры на должность выборного старшего султана». Этот взгляд не был пересмотрен и в поздних его работах.

Собственно, если согласиться с этими положениями, кстати, как будет показано ниже, в большей части необоснованными, то нет Валиханова-революционера в том понимании, какое характерно для начала и середины XIX века, а перед нами предстает мечтатель, дю­жинный либерал, в лучшем случае мелкий реформист. На такое за­ключение может натолкнуть утверждение указанных выше авторов, будто Чокан Валиханов полагал, что «административная должность» может ликвидировать «общественное зло» и «успешнее бороться с не­справедливостью». Более того, он якобы считал, что «счастье народа» придет сверху «от власти», а атбасарские выборы были лишь одним из эпизодов, подтверждающим это общее заблуждение.

Односторонность этой концепции выступает: а) в изолированном рассмотрении факта выдвижения Ч. Валиханова своей кандидатуры на выборах от всей совокупности его взглядов на политическую орга­низацию общества, в частности - на власть, б) в смешении мотивов с фактом выдвижения своей кандидатуры, в) в недооценке роли власти и его органов в общественной жизни, г) в забвении необходимости прохождения отсталым казахским обществом подготовительных эта­пов и промежуточных ступеней развития, прежде чем оно окажется способным воспринимать революционные лозунги и действия, д) в прямолинейности суждения и попытке втиснуть действия историчес­ких личностей в некие абстрактные и общие схемы и в случае несов- мещения - объявить иллюзорными эти действия.

Нельзя не учитывать, и об этом мы уже говорили, что взгляды и мировоззрение представителей русского освободительного движения сами по себе были ограниченными, порою утопичными. Они возлага­ли большую надежду на общинное землевладение, на бунт крестьян и т. п. Все это было обусловлено и объяснимо социально-экономичес­кими условиями того времени. Эти условия были еще более неблаго­приятными и ограниченными в казахском обществе. Таким образом, деятелю передовой русской общественной мысли грозило в Казахста­не, можно сказать, двойное ограничение - общероссийское и местное казахское.

Среда, в которой оказался Валиханов после Петербурга, не могла не наложить своего отпечатка на его ближайшие цели, тактику действий и формы борьбы за свои идеалы. Задача исследователя заключается в том, чтобы видеть за этими изменениями форм и методов действия их внутреннее содержание: непосредственную и более отдаленную цели, которые вовсе не идентичны. Попытка отождествить методы и формы действий с целью или нежелание разобраться в этом отношении могут только повредить истине и делу.

А как смотрел сам Чокан Валиханов на выдвижение своей кандида­туры на должность старшего султана? В письме Ф.М. Достоевскому от 14 января 1862 года он писал, что «теперь пришел и сам к тому заклю­чению, что с моим здоровьем в Петербурге жить постоянно нельзя. Поэтому я хочу получить место консула в Кашгаре, а в противном случае выйти в отставку и служить у себя в орде по выборам.., а в случае выбора народа буду честным чиновником и, вероятно, принесу своим родичам более пользы, чем их безграмотные и дикие султаны. Через год или два мы станем ездить в Петербург, проведем с добрыми друзьями несколько приятных месяцев, запасемся новыми книгами, новыми идеями и опять в орду к киргизам. Ведь это будет не совсем дурно, не правда ли, голубчик Федя?».

В другом письме, от 15 октября того же года, уже после выборов, он сообщал Ф.М. Достоевскому: «Я думал как-то сделаться султаном, чтобы посвятить себя пользе соотечественников, защищать их от чи­новников и от деспотизма богатых киргиз. При этом я думал более всего о том, чтобы примером своим показать землякам, как может быть для них полезен образованный султан-правитель. Он увидел бы, что человек истинно образованный не то, что русский чиновник, по действиям которого они составили свое мнение о русском воспита­нии. С этой целью я согласился быть выбранным в старшие султаны Атбасарского округа».

Вот, пожалуй, весь материал, имеющийся в делах Чокана Валиханова относительно атбасарских выборов. Эти откровенные личные призна­ния совершенно не дают никакого повода для выводов, которые были сделаны некоторыми советскими исследователями. В них вовсе нет на­мека на то, что сверху, «от власти», можно создать «счастье народа» или о том, что можно ликвидировать общественное зло посредством занятия какой-то должности в иерархии управления краем. Подобные выводы, мягко говоря, больше, похожи на домыслы. Чокая Валиханов хорошо понимал, что существующая система власти не способна не только обеспечить справедливость, но и либерально-умеренное управление казахской степью. Об этом он говорил весьма недвусмысленно. Так, по поводу вопиющей несправедливости и нарушения закона на выборах старших султанов Чокан Валиханов писал, что «протестовать следует, хотя и толку из этого никакого не выйдет». Эту же мысль он высказы­вал и в другом месте. Обиженному несправедливостями «просить удов­летворения (от властей. - Авторы), по-моему, то же самое, что просить Конституции: посадят, да потом к Макару на пастбище пошлют». Эти слова Чокана Валиханова не оставляют никакого сомнения в том, что ему вовсе не были свойственны поклонение перед феодальной местной властью и ее фетишизация, приписываемые ему в нашей литературе.

Из писем Чокана Валиханова к своим друзьям видно, что мысль занять должность непосредственно в степи у него возникла, во-пер­вых и главным образом, после того, как он убе-дился в необходимости откладывания поездки в Петербург; во-вторых, когда ему не удалось получить в системе сибирской администрации должности консула в Кашгарии, давшей бы ему возможность продолжать научные искания и позаботиться об улучшении своего здоровья; наконец, в-третьих, в связи с предписаниями врачей о лечении кумысом в степи и отрица­тельным влиянием на его здоровье чиновничьей сутолоки в крупных административных центрах края.

Таким образом, желание занять должность старшего султана в Ат- басарском округе вовсе не было основной целью в его мыслях. Наобо­рот, это желание было производным и появилось на свет, когда отпали основные варианты. Следовательно, по этой логике Чокан Валиханов не мог рассматривать должность старшего султана как основной рычаг борьбы с «общественным злом» или как источник «счастья народа».

Стремление занять административную должность, в данном случае в казахской степи, вовсе не было каким-то новым явлением в жизни Чокана Валиханова. Он всю сознательную жизнь занимал официальные должности в системе колониальной администрации, в центральных правительственных учреждениях и в войсках. Поэтому само по себе выделение факта желания Валиханова работать в степи, в гуще казахского народа, от всей его чиновничьей деятельности, пра­вомерно лишь для положительного освещения его действий, отнюдь не для критики и поношения. Что может быть лучше, чем работать на пользу родного народа, находиться в его среде, жить его думами и помогать его прогрессу, используя возможные и доступные средства, предоставляемые эпохой и временем? От этой цели не отказывался ни один передовой деятель.

Как это с достаточной ясностью рисуют имеющиеся материалы, Чокан Валиханов, выдвигая свою кандидатуру в старшие султаны, рассчитывал принести пользу соотечественникам, защищая «их от чиновников и от деспотизма богатых киргиз», т. е. от их злоупотреблений, подать пример «образованного правления» и, наконец, возвысить в глазах казахского на­рода «русское воспитание». Своими действиями Чокан Валиханов хотел сказать своему народу: «Не чуждайтесь русского образования, отдавайте детей в русские школы, на русское воспитание - это один из верных пу­тей общественного развития». В этом проявился русский и национальный патриотизм Чокана Валиханова, о котором в свое время писал Потанин. «В сердце Чокана любовь к своему народу, - указывал он, - соединялась с русским патриотизмом. В 60-х годах общерусский патриотизм не от­рицал местных, областных и инородческих, и два патриотизма, общий и частный, легко уживались в одном человеке... Чокан был киргизский патриот, но в то же время он был и патриот русский».

Таким образом, мечты Чокана Валиханова не были утопичны­ми и иллюзорными. Они преследовали непосредственные прак­тические интересы. Чокан Валиханов вовсе не ставил себе задачу преобразования общества или добиваться коренного изменения внутреннего режима при помощи занятия должности старшего султана в одном из казахских округов. В материалах на это нет ни малейшего намека. Постановка такой задачи действительно была бы полнейшим абсурдом и пустой утопией. Но желание занимать ту или иную должность, принести «пользу соотечественникам» - законное и положительное.

В любом обществе власть является важнейшим инструментом в руках господствующего класса. Это общеизвестная истина. В степи во времена Валиханова власть практически отправлялась много­численными чиновниками. Среди них были грубые и умеренные, образованные и темные, деспоты и мягкотелые, люди передовых взглядов и реакционеры. Все эти индивидуальные особенности по-разному проявлялись и имели немаловажное значение как для ведения государственных дел, так и для интересов народных масс. Подданные не могли быть безразличными к этим чиновникам, по- разному относились к ним. От одних, в рамках одного и того же строя, они терпели несмываемые обиды и унижение, другие несли им некоторое облегчение.

Власть, какая бы она ни была - маленькая или большая, местная или центральная, тем более, если она имеет некоторую автономность или обладает признаками самоуправления, - может быть использована для причинения подданным «большего» или «меньшего зла». Власть сул­тана-правителя, хотя она ограничена и обусловлена господствующими в обществе отношениями, все же давала известную возможность для маневрирования и использования ее в определенных целях. Именно это и привлекало Валиханова. Идеи, лежавшие в основе выдвижения Чоканом Валихановым своей кандидатуры на пост старшего султана, были позитивными, практически целесообразными. Они не опорочи­

вали его общих взглядов. Он был не только человеком научного вдох­новения и передовых идеалов, а вместе с тем человеком действия и практического опыта. Эту сторону его натуры не следует упускать из виду при анализе и оценке его деятельности.

Разумеется, намерение Чокана Валиханова получить ответственную должность в казахском обществе было встречено в штыки со стороны омского начальства и местной крупной знати. Несмотря на то, что он по­лучил большее количество голосов, чем его соперник, областной губер­натор отклонил кандидатуру Чокана Валиханова. Скрытые мотивы это­го шага губернатора хорошо изложены самим Валихановым. В одном из писем друзьям он писал: «Господа эти, как областные, так и приказные, поголовно восстали против этого (т. е. против его избрания. - Авторы). Ты понимаешь почему. Областные лишились бы нескольких тысяч, которые они стягивали со старшего султана, а приказным, действитель­но, если бы я был султаном, пришлось бы идти по миру. Видишь, что тут для чиновников своего рода «быть или не быть»... Чиновничество начинает подстрекать самолюбие богатых и честолюбивых ордынцев и пугать их, что если Валиханов будет султаном, то всем будет худо, он, мол, держится понятий о равенстве и отличать вас по роду, богатству, как свой брат натуральный киргиз, не будет; пустили в ход и то, что я не верю в бога и с Магометом состою в личной вражде».

Эта неудача с избранием в старшие султаны глубоко тронула чувствительную душу Чокана Валиханова. Он переживал не потому, что не стал султаном. Он томился, не видя просвета в сплошной тьме злоупотреблений и бесчинств царских и местных чиновников и не на­ходя должной опоры в народе, не дозревшем для активных действий и борьбы против этих общественных зол. В отчаянии он восклицал: «Черт знает, что это такое, хоть в пустыню удаляйся».