Страница - 8

Чингиз поблагодарил и пошёл к указанному месту. Действительно, под лестницей, ведущей на второй этаж, он обнаружил лавочку, замысловато украшенную веерами, масками, чётками, статуэтками изображающих Будду, знаки Зодиака, шнурочки, коробочки, медальоны, карты Таро... Всего не перечислить! Внутри этого скопища чудес, на маленькой табуреточке сидела молоденькая девушка и с завидным аппетитом уплетала из стакана китайскую лапшу. Заметив Чингиза она чуть не поперхнулась от неожиданности, будучи глубоко поглощённой в процесс принятия пищи.

- У вас обед? - деликатно поинтересовался Чингиз.

Вместо ответа девушка быстро отставила стакан в сторону, наспех вытирая рот, подобострастно затараторила заученную фразу:

- Пожалуйста, уважаемый, посмотрите, что у нас сегодня в ассортименте: всё! Вы кто по гороскопу? Не стесняйтесь! Постойте, я сама отгадаю. Дайте-ка вашу левую руку... Та- ак... - продавщица чуть ли не носом изучала линии вспотевшей ладони, перевернула её тыльной стороной, - Вот смотрите – три звёздочки… думаете, просто родинки? Нет – знак!

Чингиз, поначалу сбитый с толку неожиданным напором, с нескрываемым любопытством наблюдал за действиями новоявленного хироманта. Тем временем, «гадалка» пришла к заключению:

- В-вы... господин, имеете очень интересную линию жизни.

Ну, просто, всюду подстерегают Вас опасности - тут и там... Видите, линия прерывается... то есть, буквально ходите по лезвию бритвы.

- Неужели? - решил подыграть ей Чингиз. - И что ж мне делать? Застрелиться?

- Не-е... Ну, зачем же так? - торговка вперилась взглядом в какую-то чёрточку, и потом с удивлением. - Постойте, господин, а в Вас уже стреляли… - девушка сама испугалась того, что сказала. – Ой…

* * *

1960. Ростов-на-Дону.

- Господа, постойте!.. - она весело смеялась, упиваясь собственным успехом, а публика рукоплескала и бросала цветы. Ещё не успел закрыться занавес, как на сцену влетели чуть подвыпившие молодчики, и, прямо с «поклона», подхватили на руки очаровательную, озорную и пылкую, заезжую диву. Хотя, какая дива? Девчонка, но красивая, безумно талантливая, одним словом - прелесть. Один парень, прямо на ходу, откупорил бутылку шампанского, обливая всех пеной. В брызгах шампанского, в кураже, на руках поклонников, актрису вынесли в холл и усадили напротив очень представительного, несколько старомодного (белый фрак, перчатки и трость) мужчины, лет сорока пяти.

- Вы меня извините за похищение? - голос был спокойный, уверенный и дружелюбный.

- А вы меня похитили? - Нелли, как ребёнок, кокетливо заболтала ногами.

- С Вашего позволения. И естественно, после знакомства, - он привстал, а Нелли выбросила ему навстречу ручку для поцелуя.

- Ну, как меня зовут - вы знаете…

Мужчина задержал руку после поцелуя, казалось, надолго:

- А у меня, милочка, столько имён… я боюсь, вы запутаетесь…

- Ну, всё-таки, хотя бы одно – пусть псевдоним!

- Псевдоним – это мысль. Я люблю инкогнито. Я вообще

очень многое люблю. Музыку, в частности, Ваш чудный голос и манеру исполнения…

- Ах, - деланно-жеманно прочирикала Нелли и закатила глазки.

- «Ах» требует подкрепления, - импозантно, но запросто вынул из кармана бархатную коробочку и протянул Нелли.

- Что это? Как будто на дворе девятнадцатый век! - Нелли искренне покачала головой. - Так не бывает…

- А может, всё же девятнадцатый век? По крайней мере, я имею право любить эту музыку? Откройте…

- Только если вы мне назовёте имя… или всё равно обманете?

Игнатий не ожидал такой раскрепощённости и чистоты от молодой и красивой певицы. Она была точно сказочная Золушка, и он предложил:

- Я не обману, Вы откроете, а потом Вы поедете ко мне на ужин. На очень хороший ужин. Я Вас не разочарую, доверьтесь, - пока он говорил, Нелли уже открыла коробочку, там лежала золотая цепочка с бриллиантовой подвеской.

- Что вы сказали? - смущённо пролепетала Нелли.

- Вы неподражаемы, неотразимы! - Игнатий не скрывал своего восторга. Нелли захлопнула коробочку:

- Теперь настал мой черёд говорить комплименты. У вас хороший вкус. Возьмите. Вашей даме, я уверена, очень понравится, - она возвращала подвеску хозяину. - А вот, насчёт ужина – не откажусь.

- Замечательно, - ко всеобщему удивлению, особенно Нелли, Игнатий забрал коробочку и положил в карман. - Ну что? Поехали?

* * *

25 октября 2005. Алматы.

– Стреляли, говорите? А там не сказано – кто? - деланно грозно спросил Чингиз. - Есть фамилии, адреса?.. - увидев испуганно хлопающие глаза, он поспешил успокоить. - Да не волнуйтесь, я пошутил.

- Пошути-ил... - протянула она язвительно.

Девушка надула губы, раскраснелась, и стала похожа на булку с изюмом, какие в детстве так любил Чингиз.

- Так что же мне делать? - с деланным участием полюбо­пытствовал покупатель.

Продавщица, забыв обиду, деловито развернулась к своему стеллажу:

- Поначалу нужен оберег. Так. Вы – Стрелец. Вы – Стрелец?

- Скорпион.

- Ну, промазала чуть... Поди, день рождения 21-го...

- Два... двадцать первого...- недоуменно повторил Чингиз.

- Да не пугайтесь вы так! Уж если вы мне руку свою дали!.. Но первое, что вам посоветую: кому попало, ладони не показывайте! Мало ли что!..

* * *

1961. Саратов.

На перроне судорожно металась женщина. За ней, хвостом, еле поспевал, по-видимому, муж. Он пытался образумить её:

- Альбина, поезд только подошёл, а стоянка сорок минут. Твоя драгоценная сестрица наверное собирает бесчисленные тряпки по полкам.

- Какие тряпки? Ты что не знаешь Нелли? Если у неё не гастроли, она путешествует как солдат: с одной сменой белья. - Русые кудри выбились из-под шляпки, в этот момент, старшая сестра безумно походила на свою младшую, знаменитую опереточную диву, Нелли Дроздову. Обыкновенно же, разница между ними была существенной. Альбина, всегда степенна, расчётлива, строга, работала инженером-технологом на швейном комбинате. Там же встретила своего будущего супруга – слесаря-наладчика. И всё вроде бы хорошо: есть работа и квартира, но имелась проблема, о которой боялись заговаривать даже близкие друзья, чтобы не обидеть – в их семье не было детей. То ли дело – Нелька – сама почти ребёнок, а уже умудрилась сделать два аборта. Альбина это знала и тихо ненавидела младшую сестру. Альбине были безразличны её слава, успех, поклонники, но ЭТО…

Наконец, в одном из вагонов мелькнуло знакомое лицо.

- Алька! Я здесь, не теряй меня! - кричала Нелли в окно. - Понимаешь, у меня тут серьёзный разговор… я сейчас…

- Слава Богу, - себе под нос сказала Альбина и громко позвала. - Владислав, она здесь, я нашла её!

- Ну вот, а ты с ума сходила!

- Владик, перестань, - и аккуратно заправив выпавшую прядь волос обратно под шляпку, превратилась из «интересной», в самую заурядную женщину. В это время, по ступенькам вагона спускалась Нелли, и что любопытно, с ней не было никакого багажа, за исключением… небольшого свёртка, который бережно прижимала к груди.

- Алька, слушай меня внимательно! - паровоз дал гудок. - Для меня театр – это самое главное! Почти всё! Ради него я готова… даже на преступление. А… это… это мой сынок… понимаешь, я его очень люблю… больше всего на свете!.. но театр… ты понимаешь, я ещё молода… я не могу бросить карьеру… я хочу, чтобы ты порадовалась немного… - паровоз загудел, пустил пар, народ на перроне засуетился. - Вы с Владиком такие хорошие люди… - с этими словами, Нелли сунула свёрток с младенцем в руки опешившей Альбины, а сама бросилась к уже трогающемуся поезду и вскочила на подножку. - И помни, Алька, он – мой! Он дитя любви!!.. Я его обязательно заберу… Слышишь, Алька, - Нелли пыталась перекричать паровоз. - Назови его Артурчиком! В честь гастрольного турне!..

* * *

25 октября 2005. Алматы.

– Ну, если левую руку показывать нельзя, то правую можно? - Чингиз сжал кулак и показал его продавщице. - Хотя бы с внешней стороны,- девушка весело хмыкнула.

- А Вы юморист. С этого ракурса можно сразу двух зайцев поймать: хулиганы разбегутся, а девушки наоборот – чай не женаты!.. Но оберег всё равно не помешает.

- Девушка, оберег этот я возьму завтра, а сегодня… Меня интересует талисман, помогающий создать… семью… вы меня

понимаете? Я обещал своей самой любимой женщине в жизни приобрести его пренепременно сегодня!

Девушка заметно поскучнела, но привычно засуетилась, автоматом.

- Так, значит, любовь… любопытно, если у Вас есть любимая женщина, зачем вам талисман любви? - бормотала она вполголоса, искоса поглядывая на Чингиза.

- Я обещал.

- Ах, ну да! Обещания надо выполнять. - Она извлекла из стола планшет с нарисованными символами, знаками, какими-то манускриптами. Перебирая камни, стала что-то пришёптывать, будто повторяя материал перед экзаменом.- Знаете, господин, камни это очень сильная штука! Одному камень дарует любовь, а другому сплошную нервотрёпку… Все просят яшму - от женских болезней. Но кого яшма лечит, а кого и нет! - видя, что клиент стал понемногу скучать, она добавила громкости. - Так! Нашла! Смотрите сюда: сердолик и сардоникс. Оба имеют одного и того же папу – из семейства халцедонов. Но если сардоникс делает человека мужественным и бесстрашным, то сердолик отводит влияния злых людей, приносит успех в делах и привлекает благополучие. Если сардоникс прекрасный помощник в ясновидении, особенно, когда человеку хочется заглянуть в будущее, то сердолик раскрывает природные дары человека, призвание, тем более, если владелец – творческая личность…

Чингиз понял, что сама продавщица не остановится никогда.

- Извините, что перебиваю, столько информации за один сеанс мне не усвоить, поверьте.

- Поняла, всё поняла! Вот ваш камень, который даст вам возможность заключить удачный и счастливый брак. Обратите внимание, какого он прекрасного золотисто-зеленовато­оливкового цвета! Как резко контрастно разграничены полоски! - у Чингиза разноцветные полоски поплыли перед глазами. Он понял, что больше этого не вынесет. - А на свету он становится почти оранжевым, - продолжала петь девушка. - Точно кровавым. И вот такой камень часто путают с сердоликом!

- А у меня, значит, Сар…сер…

- Сардоникс!

- Сколько? - выдохнул Чингиз остатки терпения.

- Цены на прилавке, - невозмутимо молвила торговка. - Но завтра обязательно приходите. Я вам приготовлю такой оберег!..

- Да-да, конечно… - выложив требуемую сумму, Чингиз сгрёб талисман с прилавка и чуть ли не бегом направился к выходу, бормоча себе под нос. - И с оберегом ты, солнышко, тоже немного промазала, как и со Стрельцом… года, этак, на три…

Продавщица, проводив взглядом клиента, тут же взялась за планшет, посмотрела на него и глаза её округлились:

- Он же не тот камень взял… Господин! А, всё равно вернётся… куда денется…

* * *

2003. Алматы.

Ресторан при варьете работал круглые сутки, но никогда не пустовал. Вот и сегодня в зале стоял гул, как на свадьбе. В укромном закутке для vip-своих, вкушал горькую главный дирижёр Альберт Гаглоев.

Ловко пробравшись между столиков лёгкой спортивной походкой, однозначно иллюстрируя свою фамилию, к столу Гаглоева подсел Лисин Олег Юрьевич.

- По какому поводу скорбим, Альберт Синаевич? - собирая свои длинные ухоженные волосы в пшеничную косичку, игриво поинтересовался Олег.

- А-а… это ты, Олежек… А я вот, со своей… женой «поссоримшись»… Тебе-то не понять – всё холостуешь! Косички заплетаешь… ещё серьгу в нос воткни! Дёрнем? - с этими словами, он, не дожидаясь, опрокинул стопку водки.

- А что, Синаич, и воткну! Сейчас девки, знаете, на пирсинг клюют, как на блесну!

- Н-на пир… что? - Гаглоев откинулся на спинку кресла так, что его вороная с проседью шевелюра разлетелась подобно лучам солнца вокруг головы.

- Да, на кольцо… разрешите, - и Олег налил себе в пустую рюмочку горячительного.

- На кольцо-то они и раньше кидались, - указывая на своё обручальное кольцо. - Ха-ха-ха! - засмеялся он и заразил смехом Олега.

- До чего же, всё-таки, я вас люблю, Альберт Синаевич! - Олег был сама любезность, а на лице дирижёра разлеглось мечтательное выражение, и он благодушно, чуть задержав дыхание, заметил:

- Вздрогнем, Олежек, я тебя тоже люблю, - он по-отечески потрепал Олега за косичку, не забыв при этом опрокинуть рюмашку. Олег же, вместо водки отпил из стакана с минералкой, чего, конечно, не заметил рассеянный взгляд визави.

- Как приятно это слышать, Альберт Синаевич! А что больше всего подкупает, так это ваша искренность! - пунцовая краска удовольствием выступила на лице дирижёра. - В наш жестокий век, когда человек человеку волк…

- Homo homini lupus est, - пробормотал Гаглоев сам себе.

- Э-э, Альберт Синаевич, давайте-ка кофейку, - и обращаясь к официантке. - Мамзель! Принесите-ка нам крепкого чаю или кофе… Так вас что – жена из дома выгнала?

- Да нет… просто разодрались… но если выгонит, то идти-то некуда… в этом городе у меня ни-ко-го! Т-только этот пульт… дирижёрский, - помогая себе руками, он изобразил дирижёра.

- Что вы говорите! Кому как не мне это понять – я ведь сирота, детдомовский.

Гаглоев на миг очнулся и буквально вперился взглядом в лицо Олега, опершись при этом одной рукой на стол и чуть не потеряв равновесие. - Не может быть! А мне казалось, что все дет… д-домовские по тюрьмам…

- Ну… вот, не все, - тут поднесли кофе и чай. - О, кофе – очень хорошо…

Гаглоев перебивая:

- Оч-чень х-хар-рашо!

Олег влил в Гаглоева подряд две чашки крепкого чая, отчего тот чуть не подавился, пытаясь что-то сказать, но только булькал и глотал. Затем погрузился в молчание.

Через зал, в котором проходило пиршество, стремительно, но грациозно, прошествовала Гульнара Бекназарова. Не заметить

её было невозможно. А она, не разделяя всеобщей весёлости, вежливо кивала влево и вправо – в никуда. Гаглоев встрепенулся:

- Какая женщина! Какая женщина! - повторял он на все лады. И потом грозно. - Олег! Куда ты смотришь? Я-то старый и женатый, а ты-то – вон какой молодой гусь! Ещё и с косичкой… и без кольца? Или – «куда мне до неё, она была в Париже…»

- Ой, Синаич. В Париже-то я тоже был. Времена-то, уже не те.

- Т-ты – по турпутёвке?

- Не-ет. Я там брал уроки вокала у маэстро Дмитриенко.

- У самого Дмитриенко? - Гаглоев проснулся быстрее, чем от крепкого чая. - Значит, он в Париж перебрался… Я ведь, Владимира Александровича лично знавал, когда на стажировку в Вену ездил. Гениальный педагог! Маньяк звука! Какое мецца воче! Теперь таких не-ет, все – червяки… - сокрушённо пропел дирижёр.

- Да уж, столько бабок ушло, - подытожил Олег. - Старик чётко марку держит.

- И что – поёшь где-нибудь? - заинтересованно спросил Гаглоев.

- Я думаю, нам нужно объединить усилия, Альберт Синаевич! Всё, что касается голоса - у меня в порядке, но человеческий материал вокруг слабоват… - от алкогольного взгляда дирижёра не осталось и следа. Он уже внимательно следил за ходом мысли Олега, который разворачивал идею во весь рост. - Что мы тут имеем, Маэстро? Жалкие крохи с чужого стола… И вообще, что можно заработать на «чистом» искусстве? Гроши!

- Постой-постой… А мне казалось, что вы с… Кондру… чего-то там… а? - он недвусмысленно пошуршал пальцами.

- А-а… Вот именно – чего-то там, чего-то где, чего-то… почти ничто… А с вами, Маэстро, мы бы могли такой мюзикл засобачить, заключить европейский контракт, а там – гастроли, слава, и ешь «капусту», хоть лопни!

- Капусту?.. - Гаглоев захлопал густыми ресницами.

- Да, витаминов нам не хватает, пора диету менять, Альберт Синаевич!

* * *

25 октября 2005. Алматы.

Дина Оспановна, с видом победительницы, укротительницы «тигров», в лицах Даулета и Чингиза, на кухне источала «патоку»:

- Ешь-ешь, Даулетик, баурсаки вкусные-е! Варенье сама варила. Не скучай! - она включила маленький телевизор. - Вот, тебе – дискотека!

- А вы, Дина Оспановна, диск-жокей? - но ответа он не услышал: зазвонил сотовый телефон. - Та-ак… что значит, нигде нет? Спросите в театре… Откуда она вообще?.. Что? Даурен, повтори… мисс Тараза?.. Плохо слышно, какой конкурс?.. Куда ты хочешь?.. А, название такое!- обращаясь к Дине Оспановне. - Представляете конкурс «Хочу в Голливуд!»? - на что та махнула рукой, внимательно уставившись в телевизор. Даулет продолжал:

- …так она ещё и победила? А почему она не в Голливуде? А-а.. Замуж? Это почище Голливуда! Да не Кудрю, а Кондру! Только не забывай – она теперь вдова… Раз пропала в это же время, значит под подозрением… Так… какую редакцию? «Магический фонарь»?.. Знаю… сами виноваты: печатают что попало, какой-нибудь псих начитался и подпалил… Да я бы и сам поджёг!.. Не смешно, не смешно… Жертв-то нет?.. Ну и на том спасибо… А про жену, то есть, вдову – сразу мне!.. - Даулет присмотрелся к тому, что так приковало внимание Дины Оспановны. На экране, на фоне Нового Музыкального Театра, журналисты подкараулили драматурга Гульнару Бекназарову и пытали её на предмет смерти Худрука Кондру.

- Что же всё-таки произошло, Гульнара Рамзаевна?

- Вам это известно не хуже, чем мне, - невозмутимо, с достоинством парировала драматург.

- Ему угрожали? У него были враги? - не унималась пишущая братия.

- Эти вопросы - не ко мне. Я не была с ним близка настолько…

- Кто может пролить свет на эту тёмную историю?

- На все тёмные места свет проливает солнце. Извините, у

меня работа… - она развернулась и покинула «лобное место».

Дина Оспановна всплеснула руками:

- Даулет, ты видел, какой у неё костюм? Она ведь светится! А какая выдержка!

- Какие пёрышки! Какой носок!.. - Даулет захихикал. - Невесту Чингизу подыскиваете?

- А хоть бы и так! Эх… это ты его гробишь: работа, работа, работа! А у него – режим. Последний раз предупреждаю, - Дина Оспановна взяла скалку и стала постукивать по ладони.

* * *

1964. Москва.

Прогуливаясь вдоль реки, выпускники театрального института, шумной ватагой, с гитарами и песнями, будоражили ночь. От них веяло такой радостью и счастьем, что ни дворники, ни постовые, ни разбуженные москвичи не предъявляли к ним претензий, а ликовали вместе. От общей группы отстала пара.

Она – стройная, изящная, гибкая, как кошка, в чёрном платье в белый горох. На плечи накинут широкий газовый шарф белого цвета. Он – в бежевых брюках, тёмной сорочке и бежевом галстуке. Она порхала, как бабочка, как заводная кукла кружилась вокруг него, словно танцуя. И смеялась, смеялась, смеялась… Затем отдала своему спутнику сумочку, с привязанным к ней воздушным шариком, забралась на парапет, и, балансируя на манер канатоходца, прошла метров пять, потом спрыгнула, оказавшись лицом к лицу с молодым человеком, и, слегка запыхавшись:

- Ну, теперь… мы своего достигли… институт позади… Как я тебя люблю! - и обвила руками его шею. - Ты мне ничего не хочешь сказать?- затем отбежала, и, как напроказившая девчонка затараторила, - Хочешь-хочешь-хочешь сказать! А я не буду слушать!.. - и закрыла уши руками. - Я буду только тебя любить! Я счастлива!.. Поцелуй меня…

- Нелли! - она отбежала в сторону на пять шагов, зажмурилась и опять:

- Поцелуй меня! И скажи: я тебя люблю.

- Нелли!! - молодой человек подошёл к ней вплотную. - Я хочу тебе сказать… - девушка опять отбежала в сторону:

- А я не буду слушать! А я не буду слушать!

- Нелли, постой! - молодой человек терял терпение.

- Ну, стою. Игорь, вечно ты всё испортишь! Всё настроение! Но ведь такой день как сегодня бывает раз в жизни! Неужели тебе опять чего-то не хватает?

- Хватает. Вполне, - мрачно ответил Игорь.

- Что-то случилось? - Игорь в ответ сделал неопределённый жест. - Игорь, ты мне так и не сказал: я тебя люблю, - слова застыли у неё на губах.

- Нелли, разве в этом дело? Мы не дети. Я… люблю тебя. Я… я тебя люблю, - отрывисто проговорил Игорь. - Но…

- Что – но?

- Нелли, я хочу тебе сказать…

- Что?! Что ты хочешь сказать?!

- Я… не… не могу жениться на тебе… Я несвободен.

- Как? Что за бред?! Ты выпил лишнего? Нет, ты не пил вообще… Игорь, ты себя слышишь? - Нелли схватила его за плечи и попыталась встряхнуть. Но мощный торс Игоря не поддавался. Он стоял, как скала. «Как скала», - мелькнуло в голове у Нелли. От него повеяло таким холодом, отстранённостью. Нелли отпрянула. Затем взяла себя в руки. - Ну, теперь выкладывай. Выкладывай всё.

- Нелли, понимаешь, я… у меня появилась возможность… я намереваюсь… я смогу добраться…

- Куда? - спросила Нелли очень просто.

- У меня появился шанс воплотить свою мечту, - собравшись с духом произнёс Игорь. Глянул на Нелли и отвернулся, борясь со стыдом.

* * *

25 октября 2005. Алматы.

Стемнело. Чингиз уже вошёл в арку своего двора, как уличный фонарь внезапно погас, заставив продвигаться почти

на ощупь. Около подъезда взметнулась чья-то тень, Чингиз почувствовал неладное.

- Кто здесь?

Из мрака появилась фигура…

Чингиз внутренне собрался и сделал шаг в сторону. Из кромешной темноты на слабый отражённый свет проезжающих автомобилей, шаркающей походкой, вразвалочку, вышла девочка-подросток. Она, привычным движением, отбросила длинную густую чёлку назад и обратилась к Чингизу:

- Здрасьте! Я вас не сильно напугала?

- Здравствуйте, - ответил Чингиз. - А это - у вас работа такая?

- Не-а… Я вообще не работаю: в школе учусь. Я чё к вам- то… У нас в подъезде лифт сломался, а мне на седьмой этаж идти… Проводите? А то я темноты боюсь…

- А меня не боишься, значит? - назидательным тоном спросил Чингиз.

- Не-а! Я вас знаю – вы же в следующем подъезде живёте. Вот темноты я жутко боюсь.

Чингиз, уже без слов, провожал девчонку по тёмному колодцу подъезда. В голове звучало: «Темноты боюсь»

* * *

2002. Средняя Азия.

«Боже ж ты мой! Это конец света? Я не чувствую времени. А… Я без глаз. Я лишился зрения… Почему? Где я?»

Чингиз с трудом приходил в себя. Комья грязи с травой, смешавшись с кровью, забили нос. Во рту пересохло. Боль во всём теле. Пошевелил рукой, попытался поднести её к лицу. Веки, с трудом, будто свинцовые, приоткрыли глаза. В огненном небосводе вертолётами кружили огромные чёрные стрекозы, кромсая пыльное марево. «Интересно, это солнце багровое или слёзы переродились в алые маковые лепестки? Чем же дышать?.. Наверное, всё – мне хана» - успело проскочить в голове. Чингиз отключился в изнеможении… Очнулся. «Зной… жар… пить… О! Дождь – благодать… Ещё… ещё… нет, я не смогу сейчас поплыть, не бросайте в воду!..»

- Осторожнее, Арина, не болтай его. Тяни простыню!.. Кажется, он приходит в себя…

«В себя? Значит, я был вне себя? Без сознания?»

- Позовите доктора! Доктора и переводчика!..

«Господи, куда я попал? Но говорят понятно… при чём здесь переводчик?», - Чингиз напрягся. «Так, я ни за что не признаюсь, что очнулся…», - И тут же открыл глаза. Перед ним стояла мама:

- Чингизик, ты меня видишь? Солнце моё драгоценное, всё хорошо! Я рядом. Всё, всё хорошо! Не волнуйся!

«Мама, я не волнуюсь, я просто куда-то лечу-у-у…»

Подошедший врач не терял самообладания.

- Ничего-ничего, он выдержал такое! А теперь, теперь время работает на нас.

Дина Оспановна привычно опустилась на кресло подле кровати сына и невидящим взглядом уставилась на монитор. Она не спала трое суток, да и всю эту неделю – разве это был сон: «только бы Всевышний не отвернулся от нас»

В этот момент она услышала едва различимое:

- Мама! Я – здесь…

* * *

25 октября 2005. Алматы.

– Мама, я - здесь! - крикнула Маргарита в открытую дверь. Выбежавшая на призыв женщина слегка смутилась, а Рита тараторила. - Ты представляешь, темень кошмарная…

* * *

2002. Алматы.

На сцене Нового Музыкального Театра почти вся труппа, во главе с Художественным Руководителем Кондру. Спектакль в честь открытия театра закончился. Публика ликовала от впечатлений: как никак, такой театр, построенный по последнему слову техники, многим довелось увидеть впервые. Радовала и игра актёров, и современные светоустановки, декорации, акустика, то есть всё. Был настоящий праздник. Ещё

не сняв грим Мистера Икса, вышел молодой перспективный певец Денис Дроздов. Публика в этот момент взвыла, побежали девочки с огромными букетами, и скоро цветами была завалена вся авансцена. На сцене, рядом с кулисой, стояла Нелли, уже Владимировна. Она украдкой смахнула навернувшуюся слезу, на которую была зла – это радость за сына или боль за себя, утраченные мечты и надежды.

В микрофон в это время вещал главный дирижёр Гаглоев:

- Это такое счастье! Может быть, здесь некоторые не в курсе, но мы, с уважаемым Игорем Васильевичем, - указывая на Кондру. - Однокашники с малых лет. И судьба нас бросала- бросала, но нам всё-таки удалось осуществить проект, который вы сегодня имели возможность увидеть! Мы выражаем огромную благодарность строительной фирме «Основа» и её руководителю Кириллу Мусаевичу Тулешеву, нашим уважаемым спонсорам, - он сделал пригласительный жест в зал. - Не стесняйтесь, Олег Юрьевич, проходите на сцену! Как жаль, что на дне рождения театра не может присутствовать очень важный человек – драматург Гульнара Бекназарова. Она находится в деловой поездке в Париже, но скажу вам по секрету, без неё праздник мог бы не состояться или не стал бы таким блистательным.

* * *

25 октября 2005. Алматы.

- Ты представляешь, лифт опять не работает! А в подъезде темно, как в гробу. Хорошо сосед подвернулся, я тебе про него рассказывала: он со смешной собакой - шарпеем гуляет.

Чингиз кивнул в знак приветствия:

- То, что я ваш сосед – не спорю, но с шарпеем ваша девочка явно переборщила. Это он меня выгуливает, а не я его! Чингиз.

- Очень приятно. Виктория. Проходите.

- Что опять в доме за сквозняки? Вика, сколько тебе можно повторять? Денису это вредно! Ты понимаешь слово «вред­но»? Ты вообще, что-нибудь понимаешь?! - вместе с голосом, из кухни появилась женщина. Опираясь на трость, и сильно

хромая, тем не менее, обнаруживала царскую стать. Старинный персидский шёлковый халат с расшитыми золотом райскими птицами довершал впечатление. На голове дамы был наверчен тюрбан, из-под которого на щеке запеклась, по-видимому, краска для волос. В свободной руке она держала длиннющий мундштук с дымящейся сигаретой.

- Бабуля, а табачный дым папе не менее вреден, чем сквоз­няки! И ваще, чё за базар? У нас гости! - Рита, как молочный щенок, бросилась на защиту матери.

- Не дерзи, паршивка! Я гостей не звала! - парировала «Бабуля».

При этих словах, из комнаты вышел молодой мужчина с обвязанным вокруг шеи шерстяным шарфом. Он притулился к стене поодаль и молча наблюдал за происходящим. Заметив зрителя, бабуля пошла в атаку:

- Вот, Денис, стоило тебе только заболеть, а твоя благоверная подыскала замену!

Вика смутилась:

- Нелли Владимировна, зачем же вы так? Это наш сосед, он помог Риточке подняться на седьмой этаж – лифт не работает.

- Риточке! А-а… вы все заодно. Пригрел змею на груди, - с этим Нелли Владимировна удалилась на кухню.

Чингиз было собрался ретироваться:

- Я лучше пойду…

Тут вмешалась Рита:

- Да что вы? Проходите. У бабуси это даже не заскок, ей просто надо краску смывать!

Вика нерешительно, но всё же предложила Чингизу войти. Денис отслоился от стены и подойдя к незнакомцу сделал жест руками демонстрирующий гостеприимство, правда, излишне напоказ. Протянул Чингизу руку и шёпотом представился:

- Денис, - в руке Чингиз ощутил какое-то подобие дохлой рыбы.

- Чингиз… Извините за беспокойство. Вы болеете? - с участием поинтересовался он.

Рита подлетела к отцу:

- Пап, ты же знаешь, как я боюсь темноты! Особенно, нашего подъезда, с тех пор, как полгода назад там умер бомж…

- Что вы говорите?- искренне удивился Чингиз. - Может, не умер – просто заснул?

- Да-а, заснул! Что называется – до смерти. Я ж сама видела, как полиция его в мешке грузила.

- Страшно было? - поинтересовался Чингиз. Рита не успела ответить, вместо неё заговорила появившаяся из кухни, но уже без тюрбана на голове, бабушка:

- А вам не кажется, сударь, что вы проявляете к моей внучке излишний, я бы даже сказала, нездоровый интерес?!

Вика заметалась, не зная, что предпринять, обращаясь к Чингизу:

- Извините, пожалуйста… - и застонала.- Денис, ну сделай что-нибудь… Нелли Владимировна, успокойтесь…

- Нет уж, не вам, милочка, мной понукать! Достаточно того, что вы превратили моего сына в подкаблучника!

- Ой, я тебя умоляю, бабуся, кончай…

В это время, Чингиз увидел в серванте камень-амулет, как две капли похожий на тот, что он только что приобрел в «Ориент Вэй». И чтобы перевести разговор, произнес:

- Так вот почему у вас такая дружная семья и большая любовь?!

При этом, он, улыбаясь непосредственно, предъявил окружающим свой амулет. Камень переливался в свете электрического освещения. Но оказалось, что тем самым Чингиз только подлил масла в огонь. Бабуся засмеялась, пародируя Фантомаса.

- Ха-ха-ха! Ну-у, что я говорила? «Камень от всех болезней» оказался… амулетом любви. Денис, ты раскрыл, наконец-то, глаза… на гадюку, Тютя!

При этих словах, Вика разрыдалась и кинулась вон из квартиры. Нелли Владимировна демонстративно подошла к серванту, мёртвой хваткой вцепилась в амулет, и, распахнув окно, выбросила вон - на улицу. Денис закрыл уши руками и удалился в свою комнату, не забыв громко хлопнуть дверью. Рита только пожала плечами.

- Они не всегда такие, - извиняясь, пролепетала она.

- Что ж, извините, мне тоже… пора, - Чингиз удалялся, не зная какому Богу молиться, что до сих пор ещё холост.

- Пора-пора! - уже сверху доносился до него раскатистый гром Нелли Владимировны.

* * *

25 октября 2005. Алматы.

Чингиз открыл дверь своим ключом. Он даже не стал звонить. На пороге его встретила мать:

- Чингизик, это ты? Я же дома – почему не звонишь? Я так напугалась! - начала она по привычке отповедь, но осеклась. - Что с тобой? На тебе лица нет…

- Лица на мне нет - какие проблемы, мамуля?! Зато у меня теперь есть вот это! - и вытащил из кармана камень. - На. Будет вместо лица. Шарапов! - к Чингизу подбежал, радостно сопя, шарпей, чуть не сбив при этом Дину Оспановну.

- Прежде я за тобой хамства не замечала!

- Я не хамил, - пристёгивая поводок к ошейнику пса.

- Ну, если твой тон не хамский… - Чингиз перебил её:

- Не хамский, мама, не хамский и не дерзкий, ты же меня знаешь! Просто, я, выполняя твой заказ, хлебнул такого! И во время приобретения и после него… Даулет не ушёл?

- Не ушёл.

- Пусть меня дождётся, - он побежал вместе с Шараповым вниз по лестнице. Дина Оспановна закрыла дверь.

- Наверное, купил что-то не то… - и обращаясь к Даулету, выглянувшему из кухни. - Видишь, какие у него нервы! Спички достаточно! Я его оберегаю, оберегаю… а всё - ты!

- А что я?

- Всё! Не трогай меня! Всё насмарку – весь, созданный мной санаторный режим! - Даулет прыснул, закрыв рот рукой, и нырнул обратно на кухню.

* * *

25 октября 2005. Алматы.

Нелли Владимировна стояла на обочине шоссе. Ни возраст, ни дефект ноги, ни трость не могли умалить величественности и

стати. Первая подъехавшая машина, стала для неё такси. Нелли знала себе цену: следила за своей кожей, руками, одеждой, и поэтому ничуть не удивилась чересчур гостеприимному водителю – пожалуй, даже несколько моложе неё. Конечно, ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы, как можно более, грациозно забраться в салон, преодолев и боль, и неудобство…

Но она же актриса! И если недуг лишил её сцены, то дух примадонны исчезнет только вместе с последним вздохом, так считала она сама. Умостившись на заднем сиденье и объяснив водителю адрес, она прикрыла глаза в тот момент, когда машина начала движение. Голова бурлила разного рода информацией, мысли налезали одна на другую, скручивались в клубок, который в данную минуту, распутать Нелли Владимировне было не под силу. О чём она подумала, прежде чем уснуть: «Как же не повезло Денису с женой – что за бестолковая утка эта Вика! Что он в ней нашёл? Тютя!» Всё остальное было сном: «Вот, Артурчик – не тютя, настоящий мужик!»… «она раскрывает письмо, письмо от Кондру. – Господи, почему ж так официально? Посмотрим, что же там… Ах, как он мог: «Нелли Владимировна! Учитывая вашу травму, нам очень больно сознавать, что вы не сможете работать на сцене даже в кордебалете – для вас это будет унижением. Поэтому мы уже созвонились с редакцией радиовещания для предоставления вам работы в качестве солистки оркестра…» - Нелли выронила письмо из рук. «Как же так, предательство?», - в этот момент Нелли очнулась. «Боже мой, такое приснится… кошмар!.. А что кошмарного, когда всё это было… когда?.. Да… это было в семьдесят четвёртом… отчего мне вдруг это вспомнилось? А Кондру нет… вот, справедливость восторжествовала! Фу, что это со мной?.. Как я его любила!..»

- Нелли взглянула в боковое окно «Мазды» - пейзаж, практи­чески, не менялся, и Нелли вновь погрузилась в сон. «Широкая кровать, загипсованы плечо и шея, нога висит на какой-то машинке, рычаг сзади тянет её вверх или ещё куда-то… Дверь палаты открывается – на пороге миловидная санитарка с большущей копной бордовых роз. Комната сразу наполнилась свежестью и ароматом. Нелли улыбнулась: - Это от дирекции

театра? – Нет, это от поклонника… - Замечательно, а где же он сам? – За дверью. – Ну, позовите… хотя, постойте – как я выгляжу? – Хорошо! – Гм… хорошо – значит, никудышно, всё равно, зовите… чего мне терять… - в палату, осторожно открыв дверь, будто не веря своему счастью, ступил гость. «Ой, да он мне в отцы годится, поклонник этот» - промелькнуло в голове у Нелли. – Я счастлив, что вы живы! Если б вы знали, как я счастлив! – Ваше счастье – задним числом. Жива-то, конечно, я жива, но на театре мне уже не быть… увы. – Главное, что живы… - Да? Вы это серьёзно? Может, вы меня и в жёны возьмёте? – Нелли Владимировна, мне сорок семь лет, я строитель и не обладаю никаким даром, талантом… Если вы не боитесь, что вам со мной будет скучно, потому как быть женой чиновника – не Бог весть какое удовольствие, то я предлагаю вам руку и сердце! Поверьте, я об этом не смел и мечтать! – Нелли улыбнулась: Ну, дайте мне вашу руку! А что – рука у вас хорошая! Мне нравится…» Нелли просыпается от толчка остановившейся машины. – Приехали, - сообщил водитель.

* * *

23 октября 2005. Алматы.

Нелли судорожно сжимает трубку телефона:

- Что значит, тебе некогда? Что значит – неохота?! Ты не забывай, что он мой сын! Ладно, ладно, хватит! Если помнишь, я тебя вообще никогда ни о чём не просила, а здесь мне надо! И ты должен приехать и помочь! Я два раза не повторяю... Ну, ты хватил – убрать! Так, припугнуть… Он как тебя увидит – всё сделает - вошь на гребешке!.. Ну, где встретимся? Где? У тебя ещё новый магазин? Адрес? Знаю… В три.

26 октября 2005. Алматы.

Аида, крадучись, просочилась мимо вахтёрши общежития, и тихонько постучалась в дверь комнаты подружки, с которой, в последнее время почти не встречалась. Но в данную минуту, она готова была её обнять и расцеловать, и на коленях просить

прощения у землячки за все придирки, высокомерные взгляды и оплеухи, которые совсем недавно Аида щедро раздавала.

- Хоть бы кто-нибудь был… хоть бы кто-нибудь был… - чуть не молилась она.

- Открыто! - раздалось из-за двери. Аида осторожно вошла и остановилась на пороге.

- Гульсимка, прости меня… спаси… я пропала…

В это время, Гульсим сидела, по-восточному, на кровати и с аппетитом жевала лепёшку с сыром. Она готовилась к семинару. Повернув голову в сторону Аиды, она поправила очки на носу и с набитым ртом произнесла:

- Повтори.

- Гульсим, ну, ты же всё слышала!

Бывшая подружка чуть не рыдала, а та, дожевав, парировала:

- Да я просто не поверила своим ушам, как ты – светская леди – и к нам, горемычным беднякам, «нищим во всех смыслах»… Ты же нажила богатства самым благовидным путём!

Аида не в силах была терпеть и прервала:

- Ну, не надо, Гульсим, ну, не копируй меня… я и без того знаю, что дрянь… но сейчас я в безвыходном положении…

- А где же твоя свита, мисс… и кто ты там ещё?

- Ладно, я пошла… - Аида развернулась, но не торопилась выходить. В свою очередь, Гульсим ждала её первого шага, и, когда тот последовал, наконец, сменила гнев на милость.

- Что тебе нужно?

Аида разрыдалась и бросилась к подруге в ноги.

- Мне нужны деньги… немного… только на билет до дома… - она была счастлива уже тем, что её не расспрашивают о подробностях случившегося.