Страница - 61

Перевод В. Буренкова

Сегодня в моей жизни произошло нечто невероятное. Я ударил старого и, как у нас на заводе все считают, очень заслуженного человека — сторожа из шихтового двора. Да нет, даже и не ударил, а схватил его за шиво­рот и выбросил на улицу. Словом, ко мне пришел гость, а я его выгнал. И еще одно: именно этот старик должен бы, по идее, стать мне после матери самым близким че­ловеком на свете, а я так с ним поступил! И сделал это в ответ на дружбу, которую он предложил мне вполне искренне. Я, помню, еще крикнул: «Убирайся, шайтан, чтоб ноги твоей здесь не было! Увижу — убью!» А са­мое-то, самое скверное во всем этом: я вовсе не считаю себя виноватым и если придется, то готов повторить все сначала.

Однако пора перестать интриговать читателя. Надо рассказать все по порядку, но начинать придется изда­лека, ибо это совсем не простая история. Дело не в том, что я чрезмерно вспыльчив или горяч, нет, конечно. Ча­сто бывает так: надо поругаться, а я стою как столб и молчу. Зато бывает и наоборот: надо молчать в тряпочку, а я поднимаю хай на весь цех. Потом самому неудобно, даю зарок, ругаю себя, а назавтра повторяется все с са­мого начала. Или вот еще: люблю мечтать. Приду вече­ром усталый, надо спать, а я сижу у себя в комнате на подоконнике до полуночи и то в Москве себя воображу, то в Лондоне, а то и по Луне прогуляюсь, а раз вообра­зил себя даже в сказочном городе Шаме, но об этом по­том. Это тоже не просто.

Но что ни говорите, а серьезности у меня не хватает. Правда, не все это замечают, потому что внешне-то я парень ничего. Произвожу в общем неплохое впечатле­ние. Особенно на девушек. Не знаю почему, но многим из них нравятся парни высокого роста. А я, когда пойду слу­жить в армию, наверняка стану правофланговым. Ольга, дочь нашего директора, когда приехала из института на первые каникулы и увидела меня, от удивления даже рот открыла:

— Султанчик! Как ты вырос! Высокий стал, строй­ный...

Ну если говорить про мое лицо, то особенно тут хва­литься, прямо скажем, нечем. Обыкновенное лицо. Но зато шевелюра, шевелюра! Волосы иссиня-черные и вьются.

По моим словам вы можете подумать, что зеркало занимает в моей жизни важное место. Но это не так. Я даже бриться натренировался без зеркала, на ощупь. Воткну свою «Неву» в розетку, ну и пошел. Получается лучше чем у парикмахера. Если взять описание казаха, сделанное лет сто назад, то я мало похож на него. Видно, со временем все изменяется, даже человеческие лица. Но это особый разговор, а я ведь хочу рассказать о себе — вернее, о последнем годе своей жизни. Он у ме­ня переломный.

До этого я жил незаметно и ровно. Кончил десяти­летку и стал работать сталеваром на заводе. И была моя жизнь в это время похожа на трамвайную линию из трех остановок—дом, завод, театр. А потом мой трам­вай сошел с рельс и покатился под откос. Вы, конечно, догадались, что виною была девушка. Звали ее Хадиша. Была она похожа на тростинку: высокая, с длинными, худыми, как у мальчишки, ногами. Лицо у нее было очень смуглое и круглое. Родом она из баян-аульских гор. Откуда и моя мать. Кажется даже, что они с ней из одного рода.

Хадиша рано осиротела и воспитывалась у старшего брата. Окончила ФЗУ и стала работать у нас на заво­де крановщицей. Вначале она познакомилась не со мной, а с мамой. Не знаю, чем она покорила старушку, так что та в ней души не чает. Несколько раз уже говорила, чтобы я женился на Хадише.

— Лучшей невесты, сынок, не найдешь,— говорит она мне.

Я с матерью не люблю спорить. Но жениться... Ну конечно, Хадиша хорошая девушка. Но хороших деву­шек сколько угодно. Не на всех же на них жениться! Я женюсь на той, без которой мне и белый свет будет немил.

Мои друзья из бригады почему-то считают ее чудач­кой. Их удивляет, что взрослый человек не может уйти из ребяческого мира сказок,— Хадиша их знает очень много и любит рассказывать всякому, но я-то совсем не удивляюсь этому. На меня и самого иногда находит что- то подобное. .

Вчера после оперативки, когда половина людей уже ушла в цех, Санька, которого мы зовем за его длинный язык балаболкой, через всю комнату закричал мне:

— Слушай, Султан, а где же твоя чудачка? Она что, Не должна сегодня работать? Ты ее освободил?

Хотел я ему дать оплеуху, но удержался. Удержался потому, что рядом стояла Ольга. Она смотрела на меня и ждала, что я отвечу.

И я ответил:

— Ты, Санька, придержи свой язык. А то болтается он у тебя, как козий хвост. Хадиша увидит и острижет.

Все засмеялись. А Санька сделал такое лицо, как будто и не слышал моих слов. Но я-то знаю его. Он с ответом долго ждать не заставит. Теперь надо быть на­чеку.

Когда мы с Ольгой спускались по металлической лестнице во двор, она вдруг спросила:

— Султанчик, а кто же она, эта твоя девушка? У неt что, в самом деле...— и еще покрутила пальцем у виска.

Меня сразу бросило в жар. Я пробормотал что-то и потом всю дорогу, пока мы шли по двору в цех, молчал. Ольгу я знаю с детства. Особенно мы подружились с ней после смерти моего отца — кладовщика сталелитейного завода.

Тогда мать пошла к директору завода и попросила работы. Директор и был отцом Ольги. Он помог матери устроиться уборщицей в контору. Все вроде бы началось улаживаться. Но беда никогда не приходит одна. Осенью умерла и сестренка. Ее унесла та же болезнь, что и отца. Очередь была за мной.

Но я решил не сдаваться. По совету врачей стал за­ниматься спортом, закалялся, обливался холодной во­дой. До снега ходил без шапки. Ольга — она была со­седкой по парте — завидовала моей закалке. Однажды мы возвращались с ней из школы. Был ясный солнечный день, со снегом и морозными искрами. Домой идти не хотелось, и мы лениво брели с ней по тротуарам, пи­ная ногами ледяшки. Вдруг Ольга остановилась и ска­зала:

— Султанчик, давай пойдем к нам. Поиграем в ог­раде в снежки.

Пошли. У ворот нам встретился высокий полный муж­чина в желтом кожаном пальто и большой серой папахе. Ольга, размахивая портфелем, кинулась к нему. Муж­чина подхватил ее и легко подбросил в воздух. У меня защипало в носу. Меня так уже никто не подбросит. Мужчина с Ольгой на руках подошел ко мне и спросил присматриваясь:                     .

— А как, джигит, зовут тебя?

Я не успел ничего сказать, как затрещала Ольга:

— Это, папа, мой самый, самый лучший друг. Зовут его Султанчик. Мы и сидим с ним за одной партой, и не деремся совсем...

— Ну, даже! А как твоя фамилия? — спросил Оль­гин отец, также внимательно разглядывая мое лицо.

— Омаров.

— Ах! Ома-ров... Ну-ну! Похож на отца. Похож! Ну, будем знакомы! — он серьезно протянул мне большую сильную руку.— С твоим отцом мы были давние друзья. Ты заходи к нам почаще. Не стесняйся...

С того дня я стал в их доме частым гостем. Можно даже сказать, я у них жил. Олина мама тоже полюбила меня. Если я несколько дней подряд не заходил, она бес-  покоилась, посылала Ольгу узнать в чем дело.

Вот почему я сейчас обиделся — и Ольга туда же! Я считал это ударом ниже пояса. Поэтому я молчал всю дорогу,— а двор был длинный,— и только уже на лест­нице сказал ей:

— Что это она никому из вас покоя не дает? Зави­дуете, что ли?

Теперь пришла очередь ей покраснеть. Она ничего не ответила. Но когда мы вошли в стеклянный коридор, соединяющий кабинет начальника с цехом, Ольга оста­новилась и спросила:

— Ты что? Любишь ее?

— А если и люблю, что тогда?

— Ну и люби себе на здоровье! — крикнула она и пошла вперед. Каблуки ее звенели о металлический пол. Мне нравилось смотреть на ее походку. Я читал, что поэты сравнивают походку женщин с полетом птиц. Точ­но. Стоит только один раз посмотреть на Ольгу.

А у самой мартеновской печи Ольга обернулась ко мне и спросила:

— Султанчик, она очень красивая?

— Самая красивая в Казахстане,— ответил я серь­езно.

Она рассмеялась. Мне никогда не удавалось провести ее. Тогда я опять обиделся и спросил:

— А правда, что твой Айдарчик красивее всех на свете?

Ольга резко повернулась и ушла.

«Ну и на здоровье,— подумал я сердито,— и бог с тобой! Люби этого недоноска»;

Так окончился этот день.

А рано утром меня разбудил резкий телефонный зво­нок. Я подскочил на кровати и, ничего не понимая со сна, стал искать брюки. Потом, взглянув на часы и уви­дев, что время только девять часов утра, выругался:

— Вот черт! Кто это трезвонит в такую рань!

Вообще-то я никогда столько не сплю. Но сегодня у меня выходной — перед этим я отработал четыре дня по восемь часов и теперь два дня были в полном моем рас­поряжении.

Опять задребезжал телефон пронзительно и требова­тельно. Но я решил не торопиться, пригладил сначала волосы, заглянул в зеркало, показал себе язык и только после этого не спеша поднял трубку.

— Ты что, умер там? — услышал я трескучий голос.— Сейчас же приходи в цех!

— А что ты за командарм выискался? — обиделся я.

— Разговорчики! Быстро! Одна нога тут, другая там.

— Слушай, милый,— еле сдерживаясь, проговорил я.— Посмотри, ради бога, на график! Очень прошу! У меня сегодня выходной. И на все твои приказы мне наплевать, дорогой!          .

Я бросил трубку на рычаги. Но не успел отойти и на шаг, как телефон затрещал опять. «Ну, подожди,— по­думал я.— Сейчас я тебе скажу словечко». Я схватил трубку и открыл было рот, но тут вдруг в трубке мягко произнесли: «Султанчик».

— Султанчик,— сказала Ольга.— Не сердись, это я. Звоню тебе из цеха. Султанчик, ты сможешь сейчас прийти? Срочное дело... А?

— Бегу, Оля,— сказал я,— прыгаю. Одна нога здесь, другая там.

«Что стряслось?» — думал я, торопливо натягивая рубашку. Я знал, что по пустякам Ольга звонить не бу­дет. Перескакивая через три ступеньки, выбежал из дома.

Мы с матерью жили в новом доме, построенном неда­леко от завода. Нужно было только свернуть за угол, пересечь улицу, и перед вами вырастали большие, покра­шенные зеленой краской заводские ворота.

В конторе мартеновского цеха было полно людей. Шла пересмена. Здороваясь со знакомыми ребятами, я прошел длинный коридор "и вошел в приемную началь­ника цеха.

Здесь было тихо и пусто. Обтянутая черным дерман­тином дверь в кабинет была приоткрыта. В щель я увидел самого начальника Айдаргалиева, Ольгу и своего под­ручного Жаппаса. Открывая дверь, я услышал обрывок фразы: «...только он один и виноват».

— Здравствуйте,— очень громко сказал я.

Все разом повернули головы в мою сторону. Айдарга- лиев стоял за большим письменным столом, упираясь ладонями в голубоватое толстое стекло. Его узкие бро­ви беспрерывно двигались как червяки. Начальник цеха строго поджал губы.

«Ну-ну!» — подумал я и, пройдя через кабинет, сел у окна рядом с Ольгой.

Брови Айдаргалиева сошлись у переносья. «Вот сейчас закричит»,— подумал я. И верно:

— Товарищ бригадир, когда кончится расхлябанность в твоем коллективе? — закричал он.

— Конкретнее,— сказал я, и голос мой был удиви­тельно спокоен, так спокоен, что мне самому было при­ятно его слушать.

— Ты не знаешь, что творится в твоей бригаде? Ка­кой же ты после этого руководитель?

Это уже было слишком. Я прикусил губу, на секунду прикрыл глаза. Потом я встал и пошел к выходу. У две ри остановился и сказал:

— Со своей женой так говори! Когда она у тебя бу­дет, понял?

Айдаргалиев от неожиданности открыл и забыл за­крыть рот. Брови его съехали к вискам. Когда я захло­пывал дверь, то услышал, как рассмеялась Ольга.

— Ну, воспитатель дорогой! — сказала она.

— А кто же^будет воспитывать таких вот, если не я,— сухо проговорил Айдаргалиев — начальник цеха.

— Хорошее воспитание,— голос Ольги стал серье­зен.— И никто тебе не дал права орать.

Я сел в коридоре на старый диван с выпирающими пружинами и етал слушать. Молодчина Ольга, так ему и надо. Я услышал ласковый добродушный смешок Ай­даргалиева; он опять не принял сражения.

— Извините, Ольга Антоновна, я упустил вас из виду, но, между прочим, среди рабочих бывает и по­хлеще...

Я не выдержал и заглянул в дверную щель. У Айдар­галиева был жалкий вид. Брови разъехались в стороны, как у клоуна. Но это было только одно мгновение. В сле­дующую секунду он преобразился. Брови опять сурово сошлись над переносьем и заползали, он откашлялся и холодно сказал:

— Ладно, кончим дурачиться. Давайте говорить не­серьезному. Зовите товарища Омарова.

Ольга открыла дверь и чуть заметно подмигнула мне, Я вернулся в кабинет.

Все это время Жаппас стоял молча и тоскливо рас­сматривал концы своих ботинок.

— Садитесь,— строго сказал Айдаргалиев.— Ты, до­рогой бригадир, не любишь самокритику.

— Конкретнее надо. Мы не на съезде католиков в Риме,— солидно сказал я. Я только вчера прочел об этом съезде в «Литературке».

— Вот,— начальник цеха чуть повел головой в сто­рону Жаппаса.— Вот полюбуйся. Твой дружок собирает­ся сбежать в аул. Расчет просит. А давно ли ты ходил, выбивал для него отдельную квартиру?

— Чепуха! — сказал я.— Никуда он не поедет.

Но тут же Жаппас подвел меня. Он вскочил и закричал:

- — То есть как не поеду? Как это...

— Прекрати это,— приказал я холодно и жестко.— Сядь. Мы с тобой потом поговорим. Иди! Жди меня у ворот.

Он густо покраснел, что.-то хотел сказать, но махнул рукой и вышел.Ольга удивленно взглянула на меня. Она, наверное, никогда не думала, что я могу быть таким. Пристальнее посмотрел на меня и начальник цеха, но когда я повернул голову в его сторону, он быстро отвел глаза.

Мы некоторое время молчали. Потом Ольга ска­зала:

— Товарищ начальник, приступайте!

Ирония так и сквозила в ее голосе. Но Айдаргалиев не подал вида, что заметил это. Он даже не взглянул в ее сторону. Брови его явно показывали бурю.

— Так все-таки когда ты, Омаров, наконец возьмешь­ся за ум? — спросил он.— Твоя бригада тянет назад весь наш цех.

— В этом виноваты, прежде всего, вы,—ответил я бы­стро.— Я же просил не давать в бригаду сразу двух но­вичков. Вы послушали меня?              .

— Не козыряй. Твоим новичкам уже год,— перебил меня Айдаргалиев.

— Я не козыряю, а пытаюсь объяснить.

-— Это не объяснение, а...                                      .

— Тогда снимайте. Выходит, что я никудышный бри­гадир.

— Вот и полез в амбицию,— развел руками Айдар­галиев и посмотрел на Ольгу. Она встала и прошлась по кабинету.

— Почему же в амбицию? Он правильно ставит вопрос. Если плох, то надо заменить!

— И вы его защищаете? — удивился Айдаргалиев.— Выходит, я зря придираюсь к человеку?

— Выходит, что так. Ты же не знаешь толком, как работает бригада Омарова. Судишь только по тому, что тебе преподнесет ОТҚ и сменный мастер.

— Если учитывать, что сменный мастер — это вы...— растянул губы в улыбке Айдаргалиев.

Молча я следил за разговором. Ольга вдруг откры­лась передо мной совершенно с новой стороны. Я все еще относился к ней, как к девчонке, а она уже сов­сем взрослая. Мне даже показалось, что она взрослее меня.

Айдаргалиев хмуро сказал:

— И все-таки я считаю, что его бригада работает не на полную катушку! Где их былая слава? Где рекорды?

— Хватит с меня таких рекордов! — мой голос опять сорвался на крик (нет, не умею я себя вести с началь­ством!).—Не хочу, чтобы на мою славу люди вкалы­вали!

— Слышите, что он говорит? — обиженным тоном проговорил Айдаргалиев,— А вы, Ольга Антоновна, его еще защищаете.

— Ты, Султан, иди,— улыбнулась мне Ольга.— А мы тут еще кое-какие вопросы решим.

 Когда я выходил из кабинета, они оба смотрели мне вслед. «Да,— подумал я.— Наконец Ольга раскусила Айдаргалиева». А сделать это совсем не так просто. Вот почему это было не просто.

Год тому назад, когда Айдаргалиев стал заместите­лем начальника цеха — удивительное дело! — он был совершенно другим. Парень, как мы говорили, был свой в доску. Таскался с нами по парку, пел с нами песни, выпивал. А сейчас его словно подменили: никого не хочет знать, никогда не поздоровается первым. На лице всегда сухая деловитость. Честное слово, у него даже речь из­менилась. Он стал как магнитофон: «Я занят», «Я спе­шу!», «У меня совещание!», «Давай нажимай!», «Делай, как сказал я!», «Подводишь, брат, подводишь!» В цехе стал бывать реже. Все время или около директора, или в горкоме.

А ведь еще молод, нет тридцати. Но он уже твердо усвоил, где надо блеснуть, где стушеваться, где сказать да, где нет.                                                                        .

Не нравится мне он. И я ему тоже не нравлюсь. Ай­даргалиев видит, что я его раскусил давно и поэтому всегда старается подставить мне ножку. Но хуже всего то, что мой батя, так я называю Антона Ивановича, ди­ректора завода, с каждым днем все ближе сходится с Айдаргалиевым, он прямо души в нем не чает. Его совет для директора почти закон.

Сначала я удивлялся, что Айдаргалиев так быстро сумел войти в доверие к Антону Ивановичу. Но потом понял, что батя зачастую смотрит на мир глазами Оль­ги. А она одно время была увлечена Айдаргалиевым.

Я знал, что у Айдаргалиева есть жена, тихая спокой­ная женщина из города Абая. Прошлый год он отвез ее домой. С того времени живет один. Вот поэтому я его и подколол этим «когда женишься».

Познакомился он с Ольгой в прошлом году, когда она приехала на каникулы. Его только что назначили начальником цеха, и он не выходил из дома директора, «советовался». Однажды Ольга мне сказала, что новый начальник цеха очень интересный человек.

Я промолчал, а потом ночью заплакал от обиды и боли. Честное слово, я плакал как первоклассник, кото­рый получил первую двойку. Тогда я перестал ходить к Ольге и если случайно встречал ее на улице, переходил на другую сторону. А Айдаргалиев возил девушку на мо­торной лодке по озеру, вечерами уезжал с ней в Кара­ганду в театр, или до глубокой ночи они сидели у теле­визора и слушали музыку.

Но однажды Ольга пришла ко мне сама. Она сдела­ла новую прическу и чуть накрасила губы — настоящая взрослая дама. Это я ей сказал. Она рассмеялась.

— А тебе что хочется, чтобы я оставалась вечно дев­чонкой?

— Хочется,— честно признался я.

Ольга вдруг протянула руку, спутала мне волосы и спросила:

— Султанчик, тебе нравится Айдаргалиев?

— Нет!

— А я собираюсь выходить за него замуж...

— Не трепись,— тихо попросил я. Но видимо, в моем голосе было что-то такое, что заставило Ольгу нахму­риться.

— Почему ты уверен, что это треп? — спросила она.

— Он же насквозь фальшивый! Он... Да ты присмот­рись к нему внимательней...

Короче, разговор не вышел. Ольга замолкла, долго сидела молча, а потом попрощалась и ушла. А я после долго лежал на тахте, смотрел в потолок и видел, как она уходит. И опять мне захотелось зареветь, так захо­телось, но я сдержался и только заскрипел зубами.

Дней десять после этого мы не виделись, потом в воскресенье она позвонила.

— Султан, зайди, пожалуйста, поговорить надо.— попросила она. Голос был тихий и подавленный.

Через полчаса я входил в ее комнату.

— Ты знал, что у Айдаргалиева есть ребенок? — сра­зу спросила меня Ольга.

— Какой ребенок? — удивился я.— Никакого ребен­ка у него нет.   .

— Оказывается, он увез беременную жену. Сейчас у нее родилась дочь. А он их бросил.

Мне стало очень радостно, но я все-таки спросил: — Может, это сплетни все?

— Нет. В партком письмо пришло. Кто-то из родст­венников написал.

В тот вечер я оставил Ольгу печальной и расстроенной. Но я не стал ни утешать, ни оправдывать ее. Она сама должна была справиться со. всем... Вот так обстояло у. меня с Ольгой.