Страница - 63

3

Домой в этот день я возвратился поздно. По случаю обещания директора мы собрались у Саньки и выпили две бутылки вина. Я все время думал, что завтра поеду с Ольгой в Караганду. Мне очень хотелось поехать с ней в Караганду. Я даже и не подозревал, как мне хо­телось поехать с ней в Караганду.

Несколько минут я постоял в подъезде, напевая и слушая, как шумит молодыми деревцами в нашем дво­ре ветер. Потом поднялся на свой этаж. Дверь мне от­крыла Хадиша.

— Хадиша? — я даже заикнулся от удивления.— Так поздно?

— Да, твоей маме помогала. Но не волнуйся, я сей­час ухожу.

— Ты мне не мешаешь. Оставайся,— сказал я.

— А я не к тебе пришла! — улыбнулась Хадиша и ушла в комнату матери.

Когда я шагнул за ней, то вначале с яркого света в прихожей увидел только голубой экран телевизора. Присмотревшись, я разглядел маму. Она сидела за низким столиком, пила чай и смотрела, как двое здоровых парней в трусиках бьют друг друга по морде. Моя ма­ма всегда любила бокс.

— Где это ты пропадаешь? — недовольным голосом спросила мама. Вообще-то она никогда не спрашива­ла меня, куда я хожу, и вот сейчас ради Хадиши спро­сила.

— А я квартиру Жаппасу выбил,—гордо ответил я.

— Жаппасу? — переспросила Хадиша, и я услышал, как дрогнул ее голос. Я посмотрел на нее, но она отве­ла глаза, b тут я вдруг вспомнил, что последние дни Санька только и острит по моему адресу, что, мол, сле­ди в оба, а то уплывет от тебя царевна-марьевна, и мне почему-то стало горько.

— Жаппас... Это который из Баян-Аула? — быстро спросила мать. Ее, как и многих других старых людей, всегда интересовало, откуда человек родом.

— Да. Он мой земляк,— ответила Хадиша.— Я его с самых малых лет знаю. Ну, апа, я пошла.

— Куда ж ты, доченька, в такую ночь? Лучше ос­танься.

— Мне завтра рано на работу...

Мать встала и поцеловала Хадишу в щеку.

 — Сынок, проводи девочку. Вызови такси...

Мы вышли на улицу. Автомашины ходили редко, и явственно чувствовался запах воды и каких-то ночных цветов. Далеко в степи горели звезды на копрах шахт. Они подавляли своей яркостью свет небесных звезд.

— Хадиша, прости меня, я тебя совсем забыл,— ска­зал я.— В эти дни я был как сумасшедший. Все что-то не ладилось. Но на той неделе обязательно свожу тебя в театр. Знаешь, приехала казахская опера.

— Так пойдем завтра,— обрадовалась Хадиша. Я за­мялся.

— Да завтра, знаешь, я еду в Караганду на сове­щание...

— Ах, знаю, с кем ты едешь! — воскликнула Хадиша и быстро вскочила в такси. Она захлопнула дверцу перед самым моим носом. Я долго смотрел на красный огонек такси, пока он не исчез за поворотом, и думал, что много, очень много изменилось за последние дни, может быть, больше, чем за всю мою предыдущую жизнь. В первый раз, когда Хадиша пришла к нам домой, она показалась мне воплощением мечты. Через месяц я уже был уверен, что нет девушки лучшей на свете, чем Хади­ша. Я скучал без нее, искал постоянно ее общества. А сейчас...

Сейчас все по-другому...

Не успел я войти в прихожую, как мать кликнула меня к себе. Телевизор был выключен, и мама лежала на кровати. Седые волосы ее были повязаны беленьким платочком, и от этого темное маленькое лицо казалось совсем молодым. Произошел тот самый разговор, кото­рого я и ожидал.

Ты что же, сын, ждешь, пока я на тот свет не от­правлюсь?

— Почему, мам, ты так думаешь?

— А почему тогда свадьбу не играешь?

— Рано...

— Все невесту себе ищещь! Доищешься... А Хади- ша! Руки у нее золотые, скромная, вежливая. Да сейчас такая девушка — редкость, цены нет. Что тебе еще надо?

— Многого,— ответил я.— Надо еще, чтобы я лю­бил ее.

Мать заплакала. Я погладил ее по голове, но она ски­нула мою руку. Тогда я ушел в свою комнату. Мне не хотелось обижать маму, но жениться на Хадише я, ко­нечно, не собираюсь.

Совещание бригад коммунистического труда в Ка­раганде кончилось в половине пятого вечера, Я первым вышел из зала и сразу увидел Ольгу. Она стояла на­право от входа во Дворец шахтеров и читала малень­кую книжку.

— Давно ждешь? — спросил я, взяв ее за руку.

— Порядочно. Ну, как дела? Наш завод не били?

>— Немножко ударили. Выступил секретарь обкома комсомола и назвал мою фамилию в числе тех, кто не оправдал «возложенных обязанностей». Не зря меня по­слал сюда Антон Иванович...

— Ты думаешь, он знал? — насторожилась Ольга, — Думаю...

Едва ли. Впрочем, у старика бывают такие за­скоки.

— И твой Айдарчик наверняка постарался.

— Почему мой? — машинально спросила Ольга и перевела разговор на другое,— Давно в ссоре. Раску­сила я его...

Тут мы повернули за угол и увидели, что автобус на Булаттау уже завели. Из выхлопной трубы вырывался синий газ. Я взял Ольгу за руку, и мы побежали через площадь. Вслед нам засвистел милиционер, но мы вско­чили в автобус, и он тут же тронулся.

Мест не было, и мы стояли, тесно прижавшись друг к другу, Я держался за ручку, а Ольга за меня, Ста­ренький автобус грохотал, как пустая консервная бан­ка, которую пинают по камням мальчишки. Разговари­вать было невозможно. Мы молчали. Так прошел пер­вый час пути, и тут меня осенило: «Ольга, давай слезем на Муздыбае! — крикнул я ей в самое ухо.— Там есть озеро и лодки, покатаемся».

Она сморщилась, потом засмеялась и кивнула голо­вой. я попросил водителя остановить автобус, и мы вы­скочили на теплый голубоватый асфальт. Шагах в де­сяти от нас начинался желый от сухой травы холм Муз- дыбай.

Этот вечер навсегда останется в моей памяти. Я чув­ствовал губами и всем лицом его прохладное прикос­новение. Мне хотелось обнять степь, прижаться к ней щекой, как к теплой руке матери, и застыть так. Я с любовью смотрел на темнеющее небо со светлой полос­кой у горизонта, на зубчатые горы, розоватые у вершин, на серое, как из лучшей стали, озеро, на город, горящуй, как огромная иллюминация. Город и озеро сотворены руками наших отцов и нашими руками. А раньше здесь только свистел одинокий ветер да пушились мелкие одуванчики. Паслись кое-где редкие верблюды, стояли одинокие юрты. А сейчас? Смотрите, какое все-таки чудо!

С собой я взял приемник. Сейчас включил его и пой­мал Алма-Ату. Передавали концерт танцевальной му зыки. Это я люблю. Всякие там румбы, фоксы по мне. Пританцовывая в такт музыке, мы подошли к лодоч­ной станции. Старик с темными от смолы пальцами по­смотрел на мой приемник и полушутя, полусерьезно проговорил:

— Смотри, парень, не увлекайся там на воде музы­кой, а то черная рыба утащит под воду.

Я засмеялся и, оттолкнувшись от причала, изо всех сил стал выгребать подальше от берега, туда, где, по легенде, стрелой выбрасывается из воды черная рыба. Говорят, что ударом хвоста она может перевернуть любую лодку, и человек тонет, даже если он умеет пла­вать.

Лодка скользит по глубокой глади. Скользит бес- . шумно, и кругом тишина. Только вдали гудит мой го­род. Солнце, которое уже только наполовину видно из- за вершин Булаттау, окрасило дома в оранжевый цвет.

Огромные пятиэтажные дома дрожат в мареве и кажут­ся миражем. Они вдруг превращаются в сказочные двор­цы с золотыми окнами.

На миг я позабыл все на свете. Мне показалось, что я плыл по морю несколько месяцев, и вот, наконец, из тьмы вырос прекрасный город. Я в восхищении рассмат­риваю его тонкие, как иглы, минареты, вонзающиеся в небо, слышу через призывный крик муэдзинов, как за­тарахтел арбакеш на вислоухом ишаке; пробежал по пустынной улице босоногий дивана с толстым посохом в руке, выкрикивая свое мистическое слово «хак!»

Ну, конечно же! Это великий город Шам, тысячелет­ний, древний и мудрый... Султан торопится по тесным кривым улочкам, обгоняя семенящих в парандже жен­щин, сгорбившегося старца с черной тюбетейкой на го­лове Кайрши. У старика дрожит протянутая рука. У не­го пересохли, потрескались губы, и он не может произ­нести привычное «ради аллаха!»

Открывают лавки толсторожие купцы. А я иду даль­ше и дальше. И вдруг узкий темный переулок выбра­сывает меня на залитую солнцем базарную площадь.

Звеня узорными бубенчиками, проходит караван. Бахалши в разноцветных толстых халатах ведут под уздцы высокомерных верблюдов. Караван встречают высокие стражи с кривыми секирами в могучих руках.

У торгового ряда шумно. Бьют в громкие бубны, за­вывает длинная кернаи, оповещая весь базарный люд, что из Багдада прибыл известный купец.

Ух ты! Прямо из толпы, приплясывая, вышел факир. Темное лицо обманщика и гипнотизера спокойно и пре­зрительно. Смотри, смотри! Из его рта выползает чер­ная змейка с розовым дрожащим язычком. Ведь она может ужалить!

Я резко отпрянул и вдруг услышал плеск. Замечтав­шись, я уронил в воду весло. Пришлось вернуться в ре­альность и доставать уплывшее весло другим. Хорошо, что мы были уже у берега. Пока я возился, в городе на­чали вспыхивать не яркие еще электрические огни.

— Ты на своей лодке, как шахмаран, плывущий по Красному морю...— сказала Ольга недовольно. Она, вер­но, почувствовала, как я от нее далеко.

— А ты как балерина в белом платье,— засмеявшись, сказал я и добавил: — Слушай, балерина, поедем на ост­ров, он тут недалеко. Но Ольга молча покачала голо­вой. Тогда я сложил весла и выпрыгнул на песок.

— Почему ты не хочешь? Ведь всегда мечтала по­бывать на острове,— я схватил девушку за талию и под­толкнул к лодке. Но она вырвалась из моих рук и ска­зала:

— Ты меня опять путаешь с кем-то. Я никогда с .то­бой не говорила об острове. Я не Пятница. Притом уже ночь. Сейчас на острове можно встретить жезтырна- ков — так говорит твоя Хадиша.

— Опять ты за свое. Оставь ты Хадишу в покое! — крикнул я.— Ну, не хочешь на остров, давай посидим на берегу.

Мы сели на песок, который еще был теплый. Я взял ее за руку. Пальцы у нее были длинные и гибкие, как у скрипача. Ни за что не подумаешь, что Ольга инже­нер. Улыбнувшись, я шутливо сказал:

— А знаешь, где я сегодня побывал? В стране Шаме!

Я скорее почувствовал, чем увидел, как она встрепе­нулась.

— В Шаме? Значит, опять думал о своей Хадише, пусти меня, я пойду к автобусу.

Она была по-настоящему рассержена.

Я обхватил руками ее за плечи и прижался к губам. Честное слово, я первый раз целовал девчонку. И до сих пор еще не понимаю, как решился на это.

Она вырвалась и побежала.

— Теперь не убежишь от меня, Оленька! — закри­чал я, бросаясь за ней.

Несколько раз я почти настигал ее, но она круто сворачивала в сторону, и снова я оказывался позади. Наконец Ольга запнулась за какой-то корень и упала в траву. Я опустился рядом.

— Ольга, какая ты красивая! — с восхищением про­говорил я.

Она молча взяла меня за руку и доверчиво прижа­лась к ней щекой. Потом мы перевернулись на спину и долго смотрели в небо.

Одна за другой вспыхивали звездочки. И с каждой но­вой звездой темнело небо, пока не стало густого синего цвета.

— Ольга, мне кажется, что сейчас, если загадать, сбудутся все наши мечты! — засмеялся я.

— Давай,— сказала она.— Загадывай...

— Загадал!

— Сбудется,— сказала Ольга так серьезно, будто это от нее зависело.

— А кого ты любишь?

— Есть такая девушка, красивая, умная...

— Брюнетка?

— Блондинка.

— Как ее зовут?

— Оля!

Оля засмеялась и встала. А я продолжал сидеть и вдруг почувствовал себя настоящим хозяином всей этой красоты. Я даже зажмури'лся и стал слушать, какая ти­шина. Только чуть слышно звенело в ушах. Сколько так продолжалось, не знаю. Я совсем забыл об Ольге и вздрогнул, когда она осторожно дотронулась до мое­го лба.               .

— Султан,— сказала она,— Сул-тан-чик, мы же про­пустили последний автобус. Пойдем!

Когда мы приехали, Антона Ивановича дома не было. Он уехал в дом отдыха на ту сторону озера и обещал вер­нуться поздно.

Мы сидели, болтали, пили чай. Потом Ольга подош­ла к большому приемнику и покрутила ручку. Сначала хаотичный шум, какой-то треск, и вдруг тихая, удиви­тельно нежная мелодия полилась из радиоприемника. Ольга сделала чуть погромче и, подойдя ко мне, села рядом. Мы долго молчали. Потом она взяла меня за руку.

А что же дальше? — думал я, прислушиваясь к му­зыке.— Все так и будет. Вы, Султан Омаров, будете ходить в незаслуженных героях, и все будут знать об этом и смеяться за спиной. В конце концов сам к себе потеряешь всякое уважение. Я подумал, что есть та­кая русская пословица — береги честь смолоду. Честь смолоду.

Я встал и сказал, что мне надо уходить. Мы вышли с Ольгой из дома и не успели завернуть за угол, как ми­мо нас проехал в своей «Волге» Антон Иванович.

— Вернемся? — сказала Ольга.— Еще раз попьем с отцом чаю.

— Нет! Я тебе разве не сказал, что он меня вчера здорово пробрал...

— Железной теркой,— засмеялась Ольга.— Это он умеет... А за что?

— За Айдаргалиева. За то, что я недоволен его по­мощью...

— Помощь помощи рознь,— задумчиво проговорила Ольга.— Помнишь, после того разговора с тобой я ему так и сказала. Он ведь как что, сразу говорит, что за уши тянул тебя к славе.

— Вот я и хожу сейчас вислоухим ослом!

— Ну, по-моему, ты перегибаешь,— Ольга чуть за­метно усмехнулась.

— Ты намекаешь на то, что мне твой отец предло­жил дать новый рекорд?

— Хотя бы!

— Хватит рекордов, работать надо,— зло сказал я.

— А рекорд не работа? Рекорд — это значит верх мастерства в работе,— убежденно сказала Ольга.— Хо­чешь, я тебе помогу? Весь цех поможет.

— Когда все помогают, это не рекорд.

Честно говоря, идея рекорда никогда не вылетала из моей головы, а сейчас что-то начало прорезаться в ней, словно забрезжил какой-то свет, далекий, туманный, но все-таки свет. Я говорил, Ольга слушала меня не пере­бивая. Только один раз сказала:

— Но время же подсократить невозможно. И вообще все можно обмануть, кроме времени.

— Нет, я все-таки схвачу время за гриву и взнуздаю его,— сказал важно,— оно будет служить мне!

Она покачала головой.

— Время — это категория, независимая от сознания человека.

— Эту категорию очень хорошо можно воплотить в сталь,— сказал я.

— Ну, попробуй.

— А ты мне помоги.

Весь этот разговор я запомнил до слова. И когда лег спать, несколько раз вспоминал его. Потом я ду­мал, что вчера целовал Ольгу, и трогал губы. Мне каза­лось что на них еще вкус ее губ. Так я и заснул с при­жатой к губам рукой.

Проснулся я с неожиданным и непонятным ощуще­нием счастья. Мне казалось, что ночью, пока я спал, что-то очень хорошее произошло со мной. Я сел на

кровати, поджав под себя ноги, и вдруг ясная и прос­тая мысль мелькнула у меня в голове. Я даже зажму­рился, боясь, что она исчезнет и не вернется больше. Но мысль уже пришла, четкая, ясная, простая. Я вла­дел ею. «Боже мой, как же просто и понятно! Почему я раньше не додумался до этого? Нет, не может быть,— опять подумал я через минуту,— тут что-то не так. Лад­но, пойду в цех, поговорю с ребятами. Сейчас уже мож­но рассказать».

Я вскочил и начал быстро одеваться. Но прежде чем выйти из дома, я набрал номер телефона Антона Ива­новича. Но послышались .короткие резкие гудки. Через минуту я позвонил еще раз, и опять телефон был занят,

«Ладнер— подумал я.— Увидимся на заводе».