Страница - 8

ГЛАВА IV

ПОДЪЕМ ВОССТАНИЯ В МЛАДШЕМ ЖУЗЕ В 1775 году

Массовое антиколониальное движение, начавшееся в 1774 году, продолжалось и в 1775 году, и оно было не менее интенсивным, хотя не связывалось непосредственно с действиями и именем Пугачева, которого казнили в январе 1775 года. На новом этапе движения наметились некоторые изменения в социальном составе его участников. Изменился и географический район концентрации восставших казахских родов, откуда их отряды вели наступление на укрепления Нижнеяицкой линии и вдоль Волги.

Движение казахов Младшего жуза в 1775 году можно разделить на три периода: зима 1774/75 года, весна и лето. В разные времена года движение казахов Младшего жуза меняло свою интенсивность и форму. С осени

1774 года казахи, «слыша о приближении для отмщения им войск, от Яику-реки отвалились к Каспицкому морю и на острова», где расположились для зимовки. Зимой

1775 года действия казахских отрядов сосредоточились на сравнительно небольшом участке по Оренбургской укрепленной линии от Гурьева-городка до крепости Калмыковой. Этот вывод подтверждает экстракт, составленный для графа П. И. Панина, где перечисляются крепости и форпосты, на которые совершались нападения казахов тех родов, которые в зимнее время обычно кочевали в районе Оренбургской укрепленной линии.

В феврале и весной 1775 года волнения в Младшем жузе разрастались, охватывая большую часть населения кочующих здесь казахских родов и огромную территорию от реки Эмбы до реки Чингерлау и озера Кынаю, прилегающую к Оренбургской пограничной линии. Отдельные казахские отряды действовали в междуречье Яика и Волги и даже доходили до Саратова. Общую характеристику области, где сконцентрировались казахские роды, примкнувшие к движению, дал П. И. Рычков в «Экстракте о казахском народе»: «… от Каспийского до Аральского морей, где имеют не только к кочевкам, но в случае опасности и к убежищам своим множество выгодных и безопасных мест». Более подробно район движения определен в двух письмах Нуралы-хана, о которых сообщал в донесениях за январь и апрель генерал-поручик А. В. Суворов графу Панину: «… вниз по Яику реке, близ Гурьева-городка, при степных речках: Каны, Багдурта, Каракуля и Тункуля, Уландый, Калдыгай и озеро Кынаю». Позднее, в конце апреля, Нуралы-хан место скопления повстанцев ограничивал реками Хана и Каракуль. Об этом он писал на Горский форпост майору Голубу и просил его, «чтоб он нападения на кочующих по Яику-реке киргисцов не чинил, потому что де они уже, раскаясь, пришли ему в послушание, а следовал бы на реку Каракуль, где кочует их большое количество… по речкам Калдыгаю, Уландыю, Чунгурлову и около озера Кынаю». Местная администрация, не доверяя полностью хану, уточнила район, где скопились казахские роды, принимавшие участие в волнениях, через сотника Терновского, который жил в ауле у Нуралы-хана, и узнала, что «по реке Уралу вверх и вниз кочуют воров киргисцов до тысячи кибиток… на реке Хане также кочуют воры киргисцы да несколько кибиток. Хан же с братом своим Айчувак-султаном кочуют от Кулагиной крепости в двух верстах». Наиболее упорными были волнения на реках Сагыз, Емели и Эмбе.

Какие же казахские роды принимали участие в волнениях 1775 года? В движении приняли участие казахи двух отделений Младшего жуза Байулы и Семиродского, из которых наиболее активными были роды Байбакты, Алача, Джегал-Байлы, Табын, Тама, Кердари. Трудно установить в каждом конкретном случае, какой род действовал в каком районе. Обстановка в Младшем жузе в 1775 году была очень сложной, что подтверждается письмом хана Нуралы и султана Айчувака графу Панину от 17 апреля 1775 года: «Прислан был к нам майор с требованием, чтоб мы вступили в разобрание и винных людей от невинных отличали. Но нам того учинить никак невозможно было, потому что народ наш был тогда в великом волнении, наподобие кипящей воды».

Прежде чем говорить о движущих силах восстания 1775 года в Младшем жузе, отметим некоторые изменения, которые произошли с конца 1774 года в социальном составе его участников. Феодальная аристократия, возглавлявшая часть отрядов летом 1774 года, полностью отошла от движения в 1775 году и возглавила его подавление. Ярче всего этот процесс можно проследить на поведении Нуралы-хана и Айчувак-султана. В 1773 и в начале 1774 года хан занимал выжидательную позицию. Его колебания объяснялись успехами армии Пугачева. Но уже с 1774 года Нуралы-хан перестал колебаться и полностью отошел от движения. Этот шаг он сделал втайне от широких народных масс, продолжая вести двойную игру, так как боялся окончательно лишиться авторитета. Продолжались разногласия с родственниками по линии его отца хана Абулхаира. Несмотря на то, что Нуралы и его брат Айчувак-султан выступали противниками движения в 1775 году, в их действиях не было единства. Нуралы-хан, опасаясь в будущем притязаний своих родственников на место верховного правителя жуза, пытался очернить их в глазах правительства. Он писал Рейнсдорпу, что Айчувак-султан вышел из его повиновения, помогал восставшим казахам из рода Табын, а поэтому заслуживал наказания. Хан также требовал репрессивных мер и по отношению к своему двоюродному брату Дусалы-султану, который был соучастником Пугачева и прощать которого «не следовало, ибо естли та-ковыя воры освободятся, то и других на равномерность поощрять будут».

Сложными были взаимоотношения Нуралы-хана и со значительной группой феодалов — родовых старшин. Основная их группа в 1775 году просила у Нуралы-хана «в их преступлениях прощения и, прочтя молитву, присягою утвердили, чтоб им быть в его ханском повиновении, и весь российский плен собрав возвратить».

Отдельные старшины возглавляли казахские отряды и продолжали антиправительственную борьбу. К числу их можно отнести старшин рода Табын — Тлянчея Букен-баева, рода Кердари — Банзурзы и Карьяу, рода Тама — Кыдыра, рода Джегал-Байлы — Улбариса Арметеева, рода Байбакты — Срыма Датова, и «издревле в справедливости пребывающего старшину, именуемого Яркумби», и Джолана. Не удалось установить, к каким родам принадлежали старшины — батыры Турунбет и Каржау и Кадыр Худайбердин. Но и среди старшин, возглавлявших казахские отряды, не было единства. Часть их, временно примкнув к восставшим, с весны 1775 года пыталась отойти от движения. Свою временную связь с повстанцами старшины объясняли Нуралы-хану так: «Мы, видя российский народ промеж собою колеблющегося и друг друга убивающего до смерти, прозывая оного вора и злодея большим человеком (Пугачева.— Н. Б.) к тому ж на сих границах обращающиеся российские люди, следуя ему, оказывали вредности»— и обещали присягнуть в верности императрице Екатерине II и вернуть захваченных пленных. Часть старшин, которые отошли от движения, договорилась с Нуралы-ханом о встрече у Гурьева-городка для сбора пленных. Но среди них так и не была достигнута договоренность, волнения продолжались. Нуралы-хан в письме к Рейнсдорпу сообщал, что еще до его прибытия к Гурьеву-городку «к Яику-реке из лехкомысленных киргис-кайсаков по прежним их возмущениям своевольно одна партия, переправясь через Яик, поехала для воровства».

Видимо, переговоры Нуралы-хана со старшинами были малоуспешны, и он вынужден был уехать, «не дознав, кто из них союзники, кои злодеи». Так как волнения в этот период приняли массовый характер, то колебания старшин, хотя и ослабляли движение, но не меняли его общей картины. Имеется интересный документ, подтверждающий существование разногласий между старшинами и рядовой массой казахов. Так, в роде Байбак-ты старшин, которые отказывались поддержать движение, население заменяло выборными старшинами. Например, отряд из 500 казахов возглавляли из выбранных «самими теми киргисцами за отличность Джамбулат Айвазов сын, Ташбулат Айвазов же сын, а тому Джамбулату брат, да Утчиле, а чей сын не знает» (по словам казаха Ж. Батырова».

Какими же были отношения Нуралы-хана и Айчувак-султана с рядовыми казахами? С 1775 года они стали враждебными. Причин этому и отходу от Нуралы было достаточно. Еще задолго до Крестьянской войны бессилие хана в переговорах с правительством разрешить вопрос о перекочевках подорвало его авторитет и обострило отношения с населением подчиненных ему казахских родов. В годы Крестьянской войны (1773—1775) вопрос о земле по-прежнему оставался нерешенным. 27 февраля 1774 года Екатерина II грамотой, присланной Нуралы-хану, подтвердила запрещение для казахов перекочевывать на левобережье реки Яика: «Обширность лежащей за рекою Яиком степи столь велика и столь обильна разными угодиями и привольствами, что всегда тамошних мест довольно быть иметь для их расположения, содержания их скота и для нужной на всякий случай безопасности...».

Одной из причин, которая также настраивала рядовых казахов против Нуралы-хана, были «воинские поиски» и произвол в действиях гарнизонов по линии.

Хан был официальным лицом, через которого осуществлялась связь казахской степи с царским правительством. Без сомнения, какая-то часть ответственности за действия русских гарнизонов ложилась и на него. Оправдываясь, Нуралы-хан связывал начало волнений в Младшем жузе с русско-турецкой войной 1768—1774 годов, когда казахи, «сведав об открытии линии и о умалении воинских сил», выступили против царского правительства. С появлением в казахских степях осенью 1773 года Пугачева эти волнения усилились. Как утверждает Рейнсдорп, казахи пустились «на такое злодейство, что мно-гия линейные крепости, государственные и помещичьи селения разорили...».

Попытки Нуралы-хана в 1774 году изменить настроение волновавшихся казахских родов оказались безуспешными, «а чтоб к сему злодею (Пугачеву,— Я. Б.) никто не приставал и его словам не верил и не слушал, посылал я с объявлением о том в нижния жилища людей своих, но в оные их не допускали, стращая убитием из ружей». Рядовые казахи отказывались подчиняться Нуралы, «не взирая на ханское и братьев его увещевание, не только не помышляли обратиться к спокойствию и возвращению российских пленников, а расширяли злодейства и воровства свои до самой Волги реки». Поэтому, хан был вынужден признать в письме к Рейнсдорпу 22 декабря 1774 года, что «его старание остается тщетно, ибо они (казахи.—Я. Б.) как меня не слушают, так и России не боятся и вас не почитают, да слышно и паки собираются малые люди для злодеяния».

О сложности положения Нуралы-хана в 1775 году сообщал сотник Дерновский Рейнсдорпу в феврале: «… а при хане очень мало кочует, хан в великом сумнении о них, а что касается до плену надежды не будет, а кир-гизцы хана нимало не слушают, да и сил его не достает, а сам от крепости не идет». 7 марта Нуралы, признавая свое бессилие, писал майору Голубу о грабеже казахских аулов командой поручика Щукина и о форпостных казаках, которые ему и его подвластным «чинят обиды и налоги».

Разногласия между рядовыми казахами и ханом привели к тому, что в 1775 году народные массы выступили против отдельных представителей феодальной аристократии, и в первую очередь против хана и его ближайших родственников. Нуралы, напуганный размахом движения, обратился в Оренбург с просьбой прислать против восставших карательные отряды, а для защиты его семьи — казаков. Царское правительство знало, что подданные хана выступили против него, поэтому, когда в феврале 1775 года оно направило в Младший жуз карательные отряды, для защиты семей Нуралы-хана и Айчу-вак-султана были посланы казачьи старшины. Весь 1775 год при Нуралы-хане находился сотник Дерновский, а при Айчувак-султане — хорунжий Белтюков с отрядами из 30 казаков каждый. А когда карательный отряд был на пути к кочевьям казахов, расположенным по нижнему течению Яика, решено было укрыть Нуралы-хана и Айчунак-султана с семьями в одной из русских крепостей.

Весной 1775 года население оказало мужественное сопротивление царским карательным отрядам, с помощью которых Нуралы-хан надеялся подавить восстание. Казахские роды, принявшие участие в событиях 1774 года, не прекращали борьбу и весной 1775 года. Еще с осени 1774 года казахи из родов Байбакты, Тама, Табын, Алача, Кердари решили, что до весны они будут возвращать небольшими партиями русских пленных, а с наступлением тепла откочуют от Яика и крупными отрядами будут нападать на форпосты и Яицкий городок, гарнизону которого не дадут ни сена косить, ни плоты гонять, надеясь, что «от такой тягости (казаки.— Н. Б.) и город свой бросить могут». До весны 1775 года казахи перечисленных родов кочевали на левобережье Яика и у Каспийского моря, несмотря на запрещение царского правительства. На попытки казаков согнать их с занятой территории они отвечали сопротивлением и говорили, что «эта сторона их». Казахи неоднократно вступали в сражения с казачьими отрядами, посылавшимися для сгона скота с запретной зоны за реку Яик. Такие сражения, например, были у Тополевской, Кулагинской и Баксаевской крепостей, при этом с обеих сторон были убитые и раненые.

Кроме столкновений с казаками во время перегона скота через Яик, небольшие сражения были и при нападении казахов на крепости, редуты и форпосты укреплённых линий. В январе 1775 года такие сражения были У Кулагинской и Калмыковской крепостей, у крепости Индерских гор, Зеленовского и Гребенщиковского форпостов. Передвижение по степным дорогам становилось опасным. Казахи вступали в сражения с отрядами, сопровождавшими продовольственные обозы и почту. Так, в середине января казахи совершили нападение у Кар-шевского форпоста на отряд в 60 человек, сопровождавший почту из города Гурьева, но, потеряв 8 человек убитыми, отступили.

Во всех этих столкновениях потери с обеих сторон не превышали двух десятков человек, но сам факт показывал, что борьба не прекращалась даже в тяжелые зимние месяцы. Обычно в течение всего периода Крестьянской войны в зимние месяцы наблюдалось ослабление выступлений казахских отрядов, что объяснялось тяжелыми природными условиями, спецификой быта казахов, имевших кочевое хозяйство. Но это ослабление подготавливало основу для их продолжения весной. Именно в этот период происходило накапливание сил, их перегруппировка, и обычно уже с конца зимы и весной борьба разгоралась с новой силой.

Интересные сведения о волнениях весной 1775 года в роде Байбакты, той его части, которая кочевала по рекам Емели и Сагыз, рассказал Ж. Батыров. Казахи этого рода весь период Крестьянской войны самовольно перегоняли скот на внутреннюю сторону Яика в сопровождении больших вооруженных отрядов численностью не менее 500—600 человек. Такие перегоны совершались у Баксайской крепости, Гурьева-городка, Сорочинского форпоста, Сарайчиковского редута, и при этом неоднократно происходили стычки казахских отрядов, сопровождавших стада, с русскими военными отрядами. Например, значительное столкновение казахов произошло с отрядом в 60 человек капитана Краевича, который пытался препятствовать перегону скота через реку. В этом бою погибло до 40 казахов.

Кроме того, в аулах рода Байбакты формировались отряды, которые совершали нападения на казачьи поселения в районе реки Камышенки на левом берегу Волги. Необходимо оговориться, что это были селения верных правительству волжских казаков, которые выступали против восставших совместно с гусарами Молдавского и Бахмутского полков. Казахским отрядом из 170 человек были разбиты поселения в районе колонии Ровной и хутора Золотого, где в марте 1775 года размещался эскадрон Молдавского гусарского полка. Казахи, разделившись на два отряда, вступили в сражение с гусарами. Один отряд в 60 человек был разбит, второму удалось уйти от преследования вверх по реке Еруслану. Весной 1775 года казахи совершали нападения на казачью Нижне-Каравайскую станицу и Дуткины хутора. Действовали они организованно. Так, они разбили хутора по рекам Волга и Медведица «в сырую неделю (масляная неделя предшествует великому посту, примерно бывает в феврале-марте.— Н. Б.), предузнавши слабость волжских казаков, кои вместо способов о защите обращались в пьянстве, оставя все надобные предосторожности». Волжские казаки не могли справиться с многочисленными казахскими отрядами, поэтому майор Сентюнин вынужден был послать против них из города Дмитриевска еще один эскадрон гусар с капитаном Сабовым. На помощь казакам прислан был также эскадрон Бахмутского гусарского полка.

Выступления казахов рода Байбакты царское правительство считало особенно опасным, так как здесь движение возглавляли такие сильные руководители, как старшина Срым Датов. Нуралы-хан просил Рейнсдорпа прислать карательные войска прежде всего против этого рода, надеясь, что если удастся усмирить этот род, то «и другие роды то ж учинят», и затем обещал показать места, где сконцентрировались казахские роды, также участвующие в волнениях, с указанием, «кто из них вор и кто справедлив».

Волнения в Байбактинском роде вызвали большое беспокойство у царской администрации, особенно после того, как 20 июля 1775 года Рейнсдорпу стало известно, что «Срым-батыр во многом числе киргисцов имеет намерение к учинению в границы наши сделать впадение». Оренбургская администрация приняла меры предосторожности и приказала начальникам военных отрядов, «не упуская ни мало удобного времени намеряющуюся воровскую киргизскую толпу с Срым-батыром, где б оной когда в зломышленном виде не проявился, самово ево искоренить, схватить или на месте умертвить, какую бы ни дальнюю погоню за ним чинить… равномерно тож учинить и с его главными сообщниками».

Волнения в роде Байбакты весной 1775 года подавить не удалось, они продолжались и в летние месяцы, что подтверждается перепиской Суворова с Паниным в июле 1775 года. Казахские отряды численностью от 100 до 500 человек из родов Байбакты, Тама, Табын, Керда-ри и Джегал-Байлы с весны 1775 года действовали по Нижнеяицкой и Верхнеяицкой дистанциям. Отдельные сражения казахских отрядов с регулярными и иррегулярными войсками, а также нападения на крепости и форпосты отмечены у следующих укреплений: крепостей — Татищевой, Кулагиной, Тополинской, Баксайской, Индерских гор, Калмыковой, Илецкой защиты, Красногорской, Воздвиженской, Орской, Верхнеуральской, Степной, форпостов — Индерского, Красных Яров, Бударинского, Кош-Уральского, Антоновского и редутов — Подгорного и Сухореченского. Неоднократные нападения на русские укрепления большими отрядами в количестве до 300 человек совершали казахи, кочевавшие в районе Верхнеяицкой крепости по рекам Большой Гунбейке, Тогузак и Каята. В апреле казахские отряды нападали на Степную крепость и селения Исецкой провинции, отряд из 500 человек к Таналыцкой крепости «приступ делал, однак, стрелянием из пушек отбиты». Неоднократно подвергались нападениям со стороны казахов Красногорская крепость и Илецкая защита.

Казахские роды, кочевавшие вдоль Оренбургской линии, действовали не только в районе Урала и Волги и пограничных укреплений, но спускались и к берегам Каспийского моря, совершая набеги на морские ватаги. 7 марта 1775 года бывший в казахском плену Петр Семенов сообщил, что казахи, «собравшись до трех сот человек, пошли между Астрахани и Гурьева-городка по-прежнему на состоящие по Каспицкому морю ватаги, с намерением, чтоб разбивать и российских людей пленить, да сверх де оных еще и из аулов туда собираются». Казак Закладнов, посылавшийся из Сорочиковской крепости для разведки в Гурьев-городок, узнал, что казахи родов Табын и Берш разгромили рыбные ватаги купца Ершова, Богатый култук и Каменную. Во главе одного из отрядов в количестве 300 человек стоял казах Чакташ-батыр. Подтверждение этому находим в рапорте Оренбургской губернской канцелярии графу Панину 18 марта 1775 года: «Киргисцы, на коих хан жаловался и о укрощении их просил, не приставали почти всю зиму при Уральских форпостах делать пакости уводом людей и отгоном скота, а напоследок отважились, прокрався чрез линию, во многолюдстве пробраться и до взморья и тамо все Астраханские рыбные ватаги разорить и людей со всем их имуществом захватить».

Царское правительство было обеспокоено действиями казахских отрядов по пограничной линии и в междуречье Урала и Волги, кроме того, оно боялось их соединения с остатками армии Пугачева в этом районе, что могло привести к дальнейшему усилению волнений в Младшем жузе. Поэтому, когда из допроса бывшего пугачевца Семена Мордвинкина 8 марта 1775 года выяснилось, «якоб оторвавшаяся от толпы Пугачева в пятнадцати или более человеках шайка имеет кочевище по реке Узене», царское правительство ускорило формирование и отправку в Младший жуз карательных отрядов, а на реку Узень срочно был послан с командой поручик Никопольский. В верховьях реки Чарачуна он обнаружил отряд казахов из 30 человек, но установить, кто были эти люди, не удалось, так как после небольшого сражения отряд казахов ушел от преследования в сторону Больших Узеней.

Еще с осени 1774 года царское правительство решило выделить войска не только для борьбы с казахскими отрядами на линиях военных укреплений, но и для карательных экспедиций в глубь казахских степей. Уже 3 октября 1774 года Екатерина II писала графу Панину, что казахов необходимо «поставить в такое состояние, чтоб вперед перестали нашей коммерции с Индией и Бухарией быть вредны". В декабре 1774 года Рейнсдорп получил из Петербурга приказ об отправке карательной экспедиции в Младший жуз с рекомендацией захватывать у казахов жен и детей, отгонять скот, чтобы заставить их прекратить нападения на военные укрепления и вернуть русских пленных. Зимой 1774/75 года царское правительство не посылало крупных карательных отрядов для подавления движения в Младшем жузе. Это объяснялось тяжелыми природными условиями. Сделав попытку с помощью феодальной верхушки успокоить население Младшего жуза и потерпев при этом неудачу, царское правительство решило задушить восстание при помощи карательных отрядов весной 1775 года.

Народный, антифеодальный и антиколониальный характер движения казахов Младшего жуза особенно ярко проявился в борьбе восставших с карательными отрядами. К марту на Оренбургской пограничной линии были сосредоточены значительные русские военные силы. На основании табеля расположения русских войск к 10 марта 1775 года в районе, который был охвачен Крестьянской войной под предводительством Пугачева, составлена следующая таблица с указанием пунктов расположения в них русских войск на территории Младшего жуза (см. на стр. 135).

Периодически из пунктов, где находились русские военные соединения, направлялись карательные отряды в районы наиболее активных выступлений казахских родов.

О формировании одного из таких отрядов мы узнаем из указа Екатерины II Рейнсдорпу от 14 января 1775 года. В отряд входило два эскадрона Бахмутского гусарского полка, 120 легких драгун, 300 башкир. Второй отряд состоял из трех эскадронов Бахмутского гусарского полка, 300 яицких казаков и 500 башкир и был сформирован в начале 1775 года. Одновременно были усилены гарнизоны от Верхнеяицкой крепости до Оренбурга на 500 человек. Каратели были направлены против казахских родов, место кочевок которых было указано Нуралы-ханом. Он просил послать войска в район рек Хана, Кондагайты, Булдурты, Каракуль и Тункуль. Позднее Нуралы уточнил район реками Хана и Каракуль, но при разработке плана посылки карательных отрядов царская администрация ориентировалась на сообщение хана, посланное им в декабре 1774 года, где был указан более обширный район, в котором действовал Бахтумский гусарский полк. Это подразделение уже с августа 1774 года участвовало в подавлении волнений в Младшем жузе. Из рапорта майора Шевича графу Панину узнаем, что полк участвовал в сражениях с казахами 30 августа, 3, 4 и 6 сентября 1774 года.

Проведение карательной экспедиции было поручено майору Голубу и капитану Мансурову. Каким же образом проходила эта карательная экспедиция? При выходе к району, указанному Нуралы-ханом, начальники карательных отрядов получили задание, «чтоб они по указанию хана притчинныя улусы старались разбить… сделать им ворам знатную шкоду и привести в страх и чувствие, к должному хану и солтанам подвластию». Особое задание было дано, как поступать с казахскими женщинами и детьми, их было приказано «ловить живых и препровождать в крепости… для обмена на русских пленных», что в дальнейшем привело к участию в сражениях казахских женщин.

О жестокой расправе карателей с восставшими казахами можно судить по действиям отряда майора Голуба. Разделив отряд на две Колонны, он пытался усмирить казахские роды по реке Хана и в урочище Каракуль. Из рапорта Голуба генерал-майору Мансурову 8 марта 1775 года мы узнаем, почему именно в этом районе сконцентрировались казахские роды: здесь на десятки километров тянулся высокий камыш, который мог укрыть от опасности, «сие воровское укрытие простирается в длину верст на сто, на пятьдесят, а в ширину, где я перебирался,— верст по примеру на пятнадцать».

Одному из отрядов во главе с подпоручиком Петуховым удалось захватить пленного у пустых кибиток, который им сообщил, что в полночь казахи получили известие о том, что против них направлена команда, «а до того они известны не были». Отряд отправился в погоню за бежавшими казахами и через 30 верст нагнал их. Оставя жен и детей, казахи «сами пешие и конные выехали, вооружась против наших команд, начали из ружей и стрел уже чинить вред, ибо до вступления в сие место от меня было приказано, чтоб от кровопролития удерживаться, но тогда велено было наказывать сих злодеев оружием». Майор Голуб далее отмечает беспримерное мужество, с которым защищались казахи: «Хотя и не ожидал, однако, был я сам очевидцем, что они плуты так отчаянно дрались, что всякой старался лутче лишиться жизни, нежели отдаться в плен. Словом, многие, будучи изранены, при последнем почти издыхании. пущают стрелы и стреляют из ружей. Равно и жены их помощь некую им делают». Сражение длилось около трех часов, казахи были вынуждены отступить в камыши, откуда «из ружей и сайдаков повреждение немалое делали». Тогда Голуб приказал поджечь камыш, где многие погибли в огне, не желая сдаваться в плен.

В этом сражении погибло 400 казахов обоего пола, «сгорелых найдено немалое число», в плен взят 151 человек и от ран умерли 8 человек, «не упоминая о тех ребятах, коих сами матери по природному их варварству с верблюдов бросали на землю и убивались до смерти». Отряд Голуба имел небольшие потери.

Отряд, который был отправлен несколько ранее на реку Хану под командой капитана Мансурова, добрался до места только через сутки. Пастухи успели предупредить население аулов, поэтому часть казахов успела бежать, часть была настигнута на дороге, а некоторые еще не успели сняться с места. Тогда оставшееся население, собравшись в кибитках, «кучами отстреливалось так сильно и отчаянно, что капитан Мансуров принужденным себя нашел стрелять из пушки ядрами и картечью, а потом спешить людей с ружьями и послать туда с некоторым хотя и вредом, но ни один из мужчин-киргисцов как в кибитках, так и настигшие на пути не давался жив до тех самых пор, пока оружие имел в руках». В этом сражении 70 казахов погибло и 50 взято в плен. Всего погибло в обоих сражениях 470 казахов, в плен был взят 201 человек, захвачено 400 верблюдов, 100 голов рогатого скота и 60 лошадей. Потери царских войск были незначительны. Казахи, бежавшие до прихода отряда, успели уйти в направлении Гурьева-городка.

Некоторый свет на мужественное сопротивление карательному отряду казахских родов, кочевавших в урочище Каракуль и в бассейне реки Хана, проливает письмо Нуралы-хана и Айчувак-султана майору Голубу от 3 марта 1775 года, в котором они писали, что казахи родов, принимавших участие в движении Пугачева осенью 1774 года, стали успокаиваться и обещали вернуть захваченных ими русских пленных, но репрессии со стороны воинских гарнизонов по линии способствовали продолжению волнений: «Но токмо как форпостные люди у перекочевавшихся вместе с нами скот захватили, то пребывающимся во отдаленности киргисцы имеющихся у них в руках невольников отдавать удержались, сказывая, то, что естли б им было благодеяние, тоб у находящихся при хане людей скот бы не брали». Видимо, население не прекратило волнений, так как не оправдывались обещания хана о беспрепятственном перегоне скота через Яик и о том, что к родам, принимавшим участие в Крестьянской войне под предводительством Пугачева, не будут применяться репрессии, если они вернут захваченных пленных.

Из допроса захваченного во время сражения на реке Хане казаха Донгура в марте 1775 года выясняется, что сопротивление населения было не стихийным, а заранее решенным и организованным. Он определял район, в котором сконцентрировались мятежные казахские роды, «вверх и вниз по реке Каракул и расстоянием от сего места Ялтер, на сколько верст не знает, а ездить вверх до аулов последних три дня, а вниз реки Каракула два». 4 марта 1775 года население аулов, кочевавшее по реке Каракуль, узнало от казаха Делюгельдия, что «российское войско для нападения на них завтра по утру, будет… и чтоб с сего места как можно куда они хотят уходили». Население начало собираться, но «около полуночи пасущие в стороне скот с их аулов два человека, увидя издали идущую команду, дали знать, что услыша, быв в готовности по первому известию разными в степь дорогами ушли». Причем, посовещавшись, мужчины решили «без жестокого кровопролития жен, детей и имения равно и самих себя в плен не отдавать» и пробираться на реку Сагыз.

Протокол допроса сохранил фамилии людей, участвовавших в вышеописанных событиях — это Сююндук, То-роувай, Тейлей, Мутарбай, Уталы. Важно отметить, что в источниках не встречается указаний на участие в сопротивлении, которое оказали рядовые казахи карательным отрядам, имен как представителей феодальной аристократии, так и родовой старшины.

Карательный отряд жестоко расправился с восставшими в аулах, кочевавших по рекам Хана и Каракуль. Но в не менее тяжелом положении оказались и казахи в соседних районах. Так, население, кочевавшее в верховьях Каракуля, пыталось спастись от карателей и откочевало в степь, «где за большими там снегами и бескормицею не только весь скот попадал, но и множество и самих их от случившейся на тех днях большой стужи и холодного ветра поколело, да и теперь, которые живы остались прикрываются по камышам нагие и без всякого пропитания». Видимо, движение карательного отряда вызвало волнение по всему течению реки Яика и в прилежащих к нему районах, так как известно, что и на реке Эмбе казахи «встревожились и тронулись в степь, где также много скота пало и самих погибло».

Летом 1775 года карательные отряды были отозваны из Младшего жуза.