Богатыри Крылатой Гвардии — П. С. Белан – Страница 19

Бывший командующий артиллерией 42-й армии, ныне генерал-полковник артиллерии в отставке М. С. Михалкин пишет: «Гитлеровцы постоянно усиливали свою дальнобойную артиллерию под Ленинградом. Летом 1942 года они перебросили сюда осадные орудия... Наиболее опасными для нас были 210-миллиметровые пушки Шкоды, 240-миллиметровые орудия на железнодорожных платформах «Рейнметалл-Борзиг» и 177-миллиметровые пушки Шнейдера, так как они могли стрелять на 30 километров снарядами большой разрушительной силы...»

На борьбу с артиллерией противника были мобилизованы все силы и средства. Особенно большая ответственность ложилась на воздухоплавателей, так как в условиях лесистой, сильно пересеченной местности только они могли вести эффективное наблюдение за противником.

Выследить батарей врага было нелегко. Сделав несколько выстрелов, они меняли огневые позиции.

- Однажды,— рассказывает Саид Демеубаевич,— меня вызывает командующий артиллерией 42-й армии полковник Михалкин и ставит задачу: подготовить точные координаты вражеской батареи, обстреливающей Кировский завод и электростанцию. В тот же вечер мы с младшим лейтенантом Кириковым побывали на передовой. Из разговоров с пехотинцами узнали, что стреляют тяжелые немецкие пушки со стороны Вороньей горы. Решив подняться в районе Автова, мы под утро забрались в корзину и подготовили все для наблюдения. Ждем. Наконец осточертевшая батарея подала «голос». Мы — в воздух. Хорошо вижу в бинокль: бьют из леса, рядом с Вороньей горой. Отмечаю место на карте, хватаю телефон и сообщаю данные для стрельбы нашим артиллеристам.

Тем временем появились два «мессершмитта». Они подожгли аэростат. Джилкишеву и Кирикову пришлось спасаться на парашютах. Оба воина получили увечья, но задание командования выполнили.

Музыкой звучали в их ушах слова: «Цель сто тридцать пять поражена!» Грохот, с которым взорвался боезапас батареи неприятеля, донесся до переднего края нашей обороны. А вскоре и аэрофотосъемки подтвердили: там, куда выезжала гитлеровская кочующая батарея, остались лишь разбитые лафеты да глубокие воронки от снарядов.

Как-то Саид Джилкишев с Евгением Кириловым поднялись на аэростате. Почти полчаса работали спокойно, наносили на планшет обнаруженные цели. Гитлеровцы долго их не тревожили. Неизвестно, что мешало им: плохая видимость или что-то другое. И вдруг заговорили зенитки. Первые вражеские снаряды разорвались в районе подъемного поля. Воздухоплаватели сместились чуть вправо и продолжали работать.

— Ориентируйся и наблюдай за воздухом,—отдал команду Джилкишев своему напарнику. Сам он взял телефонную трубку, собираясь вызвать штаб артиллерийского дивизиона. Но тут его внимание привлекло оживление на земле. К передовой приближались танки, за ними — пехота, а поодаль за горами голубоватые вспышки — это вела огонь по Ленинграду вражеская батарея.

Целей много и обо всех надо успеть сообщить. Джилкишев стал называть координаты, а Кириков — передавать их по телефону. Без малого три часа находились в гондоле аэронавты под огнем противника. Джилкишев был доволен: удалось засечь 15 важных целей. Есть над чем поработать нашим артиллеристам!

— А спускать аэростат пришлось при помощи бегучего блока, так как отказала лебедка. Поясняю: конец троса в таких случаях пропускают через блок, прикрепленный к чему-нибудь неподвижному, скажем, к дереву, и тянут его вручную. Аэростат спускается, хотя и медленно. Когда стемнело, принялись за ремонт лебедки. Но вдруг рядом разорвался шальной снаряд и разнес наш аэростат в клочья.

 Надо было срочно сменить подъемное поле. После короткого совещания остановились на Митрофановском кладбище: оно менее уязвимо для обстрела. А для авиации? Стоило Саиду подняться в воздух, как прилетел «мессершмитт», длинной очередью прошил оболочку аэростата, и Джилкишеву пришлось выброситься из гондолы с параплотом.

Во время одного из подъемов аэронавты заметили в лесу дым паровоза там, где на карте железной дороги не значилось. Быстро сообщили данные на батарею, и с паровозом было покончено. Позже аэрофотосъемка подтвердила, что гитлеровцы протянули в этот район железнодорожную ветку и разместили базу боеприпасов.

Больше всего воздухоплаватели радовались ненастной погоде, они называли ее «антифашистской», потому что авиация врага в это время бездействовала и можно было безбоязненно поднимать в небо аэростат.

Не однажды за время войны фашистам удавалось поджигать аэростаты, на которых поднимался Джилкишев, и всякий раз судьба была к нему благосклонна. Конечно, относительно благосклонна: трижды был ранен, дважды контужен. Но все кончалось госпиталем и возвращением в строй.

Вот что писала об одном из таких эпизодов фронтовая газета «На страже Родины»:

«Едва аэростат капитана С. Джилкишева поднялся в воздух, как гитлеровцы открыли по нему огонь бризантными снарядами (у бризантных снарядов велик радиус поражения.— Ред.) Вокруг аэростата сразу появились белые и черные разрывы снарядов. Но Джилкишев продолжал, будто не замечая всего этого, передавать на землю данные, необходимые нашей артиллерии.

Откуда ни возьмись появился «мессер». Аэростат вспыхивает огромным красным языком пламени. С. Джилкишев едва успевает выброситься с парашютом».

Удивительную смекалку и находчивость проявляли защитники Ленинграда. Одно время аэронавты пытались выяснить точное нахождение огневых позиций врага, расположенных в лесу неподалеку от Невской Дубровки. В разное время поднимались они и терпеливо вели наблюдение, но гитлеровцы ничем себя не обнаруживали. Наши разведчики пошли на хитрость. Набрали штук 70 касок и ночью разложили их на «нейтралке», неподалеку от предполагаемой огневой позиции неприятеля. И фашисты клюнули на приманку: утром, обнаружив залегшую для атаки «пехоту», они открыли по каскам огонь из орудий и минометов. Наблюдавшие за всем этим аэронавты сообщили координаты вражеских батарей артиллеристам, которые их быстро уничтожили.

Наступил день 12 января 1943 года. После мощной артиллерийской подготовки, сокрушившей оборону противника, наши войска перешли в наступление. Начался прорыв блокады.

— Я был в это время,— рассказывает Джилкишев,— на своем командном пункте и неотрывно смотрел на связиста с телефонной трубкой. Раньше приходилось ждать, когда заговорят немецкие батареи и лишь тогда поднимать аэростат. Теперь положение изменилось, инициативой завладели мы.

После шестидневных ожесточенных боев советские войска освободили город Шлиссельбург и ряд населенных пунктов, превращенных гитлеровцами в мощные узлы сопротивления. От гитлеровских войск было очищено южное побережье Ладожского озера, восстановлена прямая сухопутная связь города со страной. Вскоре начала действовать специально построенная железнодорожная линия, соединившая город с Большой землей.

В эти дни помощь воздухоплавателей наземным войскам была особенно эффективной. Они точно указывали артиллеристам огневые точки врага, пытавшиеся сдержать наступление советских войск.

Характерны в этом отношении показания пленных, приведенные в книге «Ленинград в Великой Отечественной войне». «Я до сих пор не могу забыть впечатления от губительного огня русских пушек. Как вспомню этот адский грохот и разрывы снарядов и мин, так снова и снова меня бросает в дрожь...»; «Наступление русских было мощным и неожиданным. Везде царило полное замешательство. Многие солдаты, видя бесполезность сопротивления, сдавались группами в плен».

— Сверху картина наступления,— рассказывает С. Джилкишев,— выглядела особенно грандиозно. Через Неву ринулась на левый берег пехота, артиллеристы выводили орудия на прямую наводку, а саперы укладывали на лед деревянные настилы — готовили переправу для танков. В воздухе стремительно проносились наши «ястребки», шли на цель штурмовики. Радости жителей Ленинграда не было конца. Эта радость захлестнула всех — от мала до велика.

Не убавилось работы у аэронавтов и после прорыва блокады Ленинграда. Враг, хоть и отброшенный от Ладоги, оставался все же рядом. Он нередко подвергал артиллерийскому обстрелу железную дорогу, по которой проходили эшелоны с продовольствием и боеприпасами.

— Однажды,— рассказывает Саид Демеубаевич,— получив сигнал от диспетчера со станции Назия о выходе эшелона, я оставил на командном пункте капитана Холода, а на аэростате поднялся сам. Я уже слышал шум паровоза, когда рядом вспыхнули красные ракеты. Это вражеский лазутчик сигнализировал немецким батареям о проходе поезда. Такое случалось уже не раз. Я следил за вражеской обороной и увидел всполохи от орудийных выстрелов. Передал координаты немецкой батареи и попросил спуск — надо было задержать ракетчика...

А дальше события развивались таким образом. Джилкишев собрал бойцов и начал поиски шпиона. Аэронавты совместно с группой железнодорожников метр за метром прочесывали участок и нашли диверсанта. Он был мертв. За пазухой, под телогрейкой обнаружили у него ракетницу. Не трудно было догадаться, что он стал жертвой вызванного им же огня фашистской артиллерии.

Отважно действовали аэронавты, проявляя в самых сложных обстоятельствах выдержку и находчивость.

...Ничто, казалось, не предвещало опасности. Старший лейтенант Александр Михайленко, пристально вглядываясь в всполохи вражеских орудий, тотчас передавал их координаты нашим артиллеристам. Дело шло успешно. Батарея противника, ради обнаружения которой он поднялся в воздух, была уничтожена, и Саша собрался было спускаться. Но в это время снаряд насквозь прошил оболочку аэростата. Прыгать поздно: высота мала.

Михайленко цепко схватился за стропы и быстро начал подниматься вверх, к оболочке, которая падала на него огромной и потому опасной массой. А расчет был такой: поскорее уйти по стропам как можно дальше от корзины. Упав на землю, корзина возьмет часть удара на себя, самортизирует. Так оно и вышло: корзина упала на кусты, куда благополучно свалился и Александр. А назавтра он снова корректировал огонь артиллерии.

В январе сорок четвертого Ленинград освободили от блокады окончательно. Саид Джилкишев в составе воздухоплавательного дивизиона сражается на 3-м Прибалтийском и Карельском фронтах, потом на юге. Аэростаты поднимались над Карпатами, в небе Чехословакии. За участие в освобождении Праги Джилкишев был удостоен высшей награды Чехословацкой республики — ордена «Военный крест». Орденом Красного Знамени наградило за эти бои отважного воина Советское правительство. Не менее 40 вражеских батарей было уничтожено за время войны нашей артиллерией по данным 3-го воздухоплавательного дивизиона аэростатов артиллерийского наблюдения, в котором сражался Саид Демеубаевич Джилкишев.

Пока позволяло здоровье, Саид Демеубаевич продолжал военную службу. Но годы берут свое. И старые раны все чаще дают о себе знать. Значит, надо уходить в отставку.

Но с авиацией расстаться нелегко. Особенно человеку, отдавшему ей самые лучшие годы жизни.

Конечно, летать больше не придется. Нет для Джилкишева ни дирижаблей, ни аэростатов. И он поступил так, как в большинстве случаев поступают летчики, которым строгие медики вынесли приговор: к леткой службе не годен.

Вернулся в Алма-Ату и стал служить в гражданской авиации. Есть ведь наземная служба, а для авиаторов нет более целительного воздуха, чем воздух аэродромов...

Сейчас подполковнику в отставке С. Д. Джилкишеву за семьдесят. Но, кажется, время не властно над этим человеком. Он по-прежнему весь в работе. Ведет большую переписку с однополчанами. Его часто можно видеть в Советском райвоенкомате Алма-Аты, где он является членом комитета содействия, бывает в школах, на пионерских сборах.

Друзья и домашние называют Саида Демеубаевича непоседой. А он и впрямь такой: беспокойный, энергичный, любознательный. Много читает, нередко выступает в печати, пользуется авторитетом в кругу бывших фронтовиков. А когда заходит разговор о минувшей войне, память неизменно возвращает его к Ленинграду, к землякам, которые вместе с ним защищали город-герой. Вспоминаются отважный разведчик гвардии старший сержант Кубашев, младший сержант Алиев, артиллерист Султангалиев, рядовой Егимбердиев и другие.

Многое связывает Джилкишева с городом на Неве, к которому давно и навсегда прикипел сердцем. И поныне продолжается начатая им много лет назад переписка а музеем обороны Ленинграда, где в числе других героических защитников города экспонируется и его портрет. А многочисленные письма и поздравительные телеграммы, которые с удивительным и неизменным постоянством получает Саид Демеубаевич из Ленинграда, говорят о том, что его чтут и помнят жители героического города, ради которых он ежедневно, ежечасно рисковал жизнью в дни блокады.

Байзулла Акижанов

Товарищи мои

Мечта о полете привела семнадцатилетнего Байзуллу Акижанова, уроженца Павлодарской области, в Семипалатинский аэроклуб Осоавиахима. Началась Великая Отечественная война, и решил Байзулла, что его место в боевой авиации. Поступил в Оренбургское училище летчиков, которое окончил в 1944 году, стал летчиком, потом старшим летчиком 95-го гвардейского Краснознаменного штурмового авиаполка. Последний боевой вылет на штурмовку скоплений войск и техники врага в районе Праги совершил 8 мая 1945 года.

Служба в военной авиации продолжалась и после окончания войны. На Ил-10 трижды участвовал в воздушных парадах. Потом водил транспортные самолеты Ту-4 и Ту-16. В 1960 году вышел в запас. Много лет работал в системе Аэрофлота. В 1973 году избран председателем объединенного комитета профсоюзной организации Бурундайского авиапредприятия, является членом президиума Республиканского комитета профсоюза авиаработников. Его рассказы о товарищах по войне и труду нередко печатаются в газете "Воздушный транспорт", нештатным корреспондентом которой он является.

1. ЗВАНИЕ ГЕРОЯ ПРИСВОЕНО ПОСМЕРТНО

О его подвиге страна узнала на излете сурового сорок второго. Хмурым утром 19 декабря летчик Нуркен Абдиров и воздушный стрелок Александр Комиссаров бросили свой израненный, факелом пылающий штурмовик в скопление вражеских танков. Взрыв. Гигантский костер. Остались от бронированных машин груды обгорелого металла. Но не стало Нуркен а и Саши...

Нуркену Абдирову, уроженцу Караганды и воспитаннику Карагандинского аэроклуба, моему однополчанину и Однокашнику по Оренбургскому училищу летчиков, едва исполнилось двадцать три, когда совершил он свой последний боевой вылет. Недолго довелось ему воевать, но успел сделать многое Для грядущей Победы. Летная книжка Героя сохранила боевой счет летчика-штурмовика. Вот они, сухие, но говорящие о многом цифры. Он уничтожил 12 танков, 28 автомашин с живой силой и грузами, 18 повозок с боеприпасами, три дзота, цистерну с горючим, три зенитных орудия и до пятидесяти вражеских солдат и офицеров. В последнем боевом вылете Абдиров сжег шесть танков, вывел из строя две зенитных точки, уничтожил до двух десятков гитлеровцев.

Память о Нуркене жива и на его родине, н в том краю, где совершил он свой бессмертный подвиг. В станице Боковская, близ которой покоится прах Нуркена и Саши, есть самодеятельный музей, в котором бережно хранятся материалы и боевые реликвии, рассказывающие о славном сыне казахского народа и его боевом товарище, погибших на Дону. Композитор Тамара Моновичко, живущая в Боковскощ написала песню о Нуркене, его имя присвоено одному из пионерских отрядов станичной средней школы. В Караганде Нуркену установлен памятник, его именем названы улицы в городе горняков и столице республики. Так увековечена память сержанта-летчика 808-го штурмового авиационного полка Нуркена Абдирова, которому Указом Президиума Верховного Совета СССР присвоено звание Героя Советского Союза. Посмертно...

Я знал Нуркена по совместной учебе в Оренбурге, но в 808-й штурмовой авиаполк прибыл, когда моего давнего друга уже не было в живых. Застал его товарища Алексея Дмитриевича Писанко, который неизменно летал вместе с Нуркеном, был с ним и в том, последнем для Нуркена, бою. Теперь нет и Алексея. Летчик, совершивший на фронтах Великой Отечественной войны 284 боевых вылета, скончался от старых ран в Алма-Ате в 1974 году.

С Алексеем Писанко я подружился с первых же дней. Мы часто беседовали с ним, вспоминая родной Казахстан. Рассказывал он и о Нуркене. При этом всегда веселый и жизнерадостный Алексей суровел лицом. Как вздох, вырывались у него слова:

— Надо же было так случиться... 

А произошло это вот как.

В дни Сталинградского сражения 808-й штурмовой авиаполк часто вылетал на поддержку частей одного из w механизированных корпусов. К исходу 18 декабря войска корпуса овладели Астаховой, а к утру следующего дня завязали бой за станицы Коньки и Боковская. По заданию командира этого соединения генерал-майора Шевченко четверка штурмовиков во главе с командиром звена Алексеевым вылетела на рассвете 19 декабря на штурмовку скопления танков и артиллерии противника в районе Боковская, Пономаревка. Шли правым пеленгом: чуть впереди Алексеев, за ним Вычукжанин и Писанко, замыкающим— Абдиров. Вышли на цель и с ходу начали штурмовку. Удар оказался неожиданным для врага — зенитчики открыли огонь лишь после того, как штурмовики сбросили бомбы, уничтожив несколько машин противника.

Второй заход сделали «илы». Загорелось еще несколько танков и автомашин. И еще одна атака... Между тем огонь зениток становился все точнее и опаснее. Обволокли «шапки» разрывов самолет Петра Вычукжанина. Первым это увидел Нуркен. Крикнул ему: «Держись, Петя!» и ринулся в пике на зенитную батарею. Осмотрелся Нуркен. Одна зенитка уничтожена. Но и машина Петра падает, волоча за собой шлейф дыма. Снова пикирует Нуркен на уцелевшие орудия. Долго. Казалось, не успеет выровнять свой Ил-2, врежется в землю. Ведущий группы Алексеев крикнул ему по радио:

— Абдиров, немедленно выходите из пикирования...

Это были последние слова заботливого командира. Набрав высоту, Нуркен увидел: самолет Бориса Алексеева охвачен пламенем.

И снова атакует Нуркен вражеские зенитки. Потом расстрелял танк, другой завертелся на месте.

Вдруг загорелся «ил» Нуркена. Алексей Писанко, повторявший, как и его товарищ, атаку за атакой, услышал, как переговаривались летчик и его воздушный стрелок.

— Прыгай, Саша!— скомандовал Нуркен.

— Нет, остаюсь с тобой.

— Прыгай, приказываю!

— Я остаюсь с тобой...

Вмешался Писанко:

— Нуркен, выводи из боя, я прикрою!

— Прощай, друг Леша, мне все равно не дотянуть...

И повел Абдиров машину в свое последнее пике.

Не помнит Алексей Писанко, как вернулся на свой аэродром. Один из четверки. Посадил машину, выбрался из кабины и упал на руки подоспевшего механика. Прибежали командир полка Красночубенко, комиссар Мельников, летчики, но расспрашивать не стали ни о чем...

На следующий день Алексей Писанко повел четверку штурмовиков к месту вчерашнего боя. С высоты 800 метров были отчетливо видны исковерканные танки и глубокая воронка на том месте, где взорвался самолет Нуркена Абдирова.

...Больше сорока лет прошло с того дня. А память об однополчанине постоянно бередит души тех, кто остался в живых. Несколько лет назад мы с Валентином Трофимовым написали слова песни о Нуркене «Зов памяти», музыку к ней сложил композитор Т. Кажгалиев. В исполнении заслуженного артиста Казахской ССР Рашида Мусабаева она прозвучала в День Победы 9 мая 1977 года по Казахскому телевидению...

2. ШТУРМАН ДАЛЬНЕГО БОМБАРДИРОВЩИКА

Мы не виделись несколько лет. И вот неожиданная, но радостная встреча...

А познакомились мы в 1954-м. В годы войны воевал я на штурмовике, а теперь, продолжая службу в Военно-Воздушных Силах, был командиром транспортного корабля Ли-2.

Однажды мы прилетели на аэродром, где познакомились с местными летчиками. Мое внимание привлек молодой стройный офицер, в котором угадал земляка. Это был штурман дальней авиации гвардии капитан Григорий Душанович Душанов. Вечером мы долго беседовали с ним в гарнизонной гостинице. В годы войны нам встречаться не приходилось, зато было много общих знакомых среди летчиков и штурманов, сражавшихся на различных фронтах.

О том, как воевал Григорий Душанов, я узнал много позднее. Тогда, помнится, я полюбопытствовал, почему у него, казаха, русское имя.

Был у отца любимый другответил Григорий. -В его честь меня и назвали, А брата — в честь другого друга — Иваном...

В 1960 году я уволился в запас, приехал в Алма-Ату, Здесь состоялась вторая наша встреча. Григорий тоже вышел в запас, но, к зависти моей, продолжал летать! стал инспектором-штурманом Казахского территориального управления Гражданского воздушного флота. Он и сегодня служит авиации, которой отдал больше сорока лет жизни. Такой преданности и любви к профессии действительно можно позавидовать.

Все началось необычно и в то же время просто. Жажда знаний привела Григория в Алма-Ату, в техникум связи. Учился хорошо. Педагоги хвалили: «Внимательный, терпеливый, с хорошей зрительной памятью—прирожденный связист!».

Но Душанов не был уверен в том, что окончательно нашел свое призвание; Потянуло в аэроклуб, записался в парашютную группу.

Первый прыжок Григорий хорошо помнит и сегодня. На высоте 800 метров по команде пилота-инструктора выбрался из кабины на плоскость самолета, взялся правой рукой за кольцо вытяжного троса, а когда инструктор слегка коснулся его плеча, Григорий разжал пальцы левой, которой держался за край кабины, и полетел в бездну. С силой дернул кольцо. Рывок — и после гула мотора и пережитых треволнений наступила блаженная тишина. Далеко видно вокруг. В стороне от аэродрома в поле работают люди, пасется скот, узкими лентами вьются дороги... А земля все ближе, предметы на ней все крупнее. Едва успел развернуть парашют по ветру, как потащило Григория по пыльной траве...

Этот прыжок оказался в судьбе будущего штурмана поворотным. Понял Душанов, что нашел свое призвание жить и работать в авиации. Пошел в райком комсомола и добился путевки в военно-авиационную школу штурманов.

Для работы в дальнебомбардировочной авиации полученных знаний и навыков было недостаточно, так как готовили в школе для работы на фронтовых бомбардировщиках. А штурман дальней авиации должен уметь не только прокладывать маршрут, ориентироваться на местности визуально, сопоставляя ее с картой, рассчитывать боевой курс самолета для бомбометания и фоторазведки. Кроме того, надо в совершенстве овладеть радио- и астронавигацией, искусством самолетовождения при полном отсутствии видимых земных ориентиров, днем и ночью. Всем этим Душанов овладел, пройдя курсы штурманов дальней авиации. Теперь он был готов к участию в боевых действиях.

...Январь 1943-го. Григорий Душанов прибыл в 21-й гвардейский дальиебомбардировочный полк, вооруженный самолетами ДБ-ЗФ, или, по имени конструктора,— Ил-4. Это была модификация ильюшинского самолета «Родина», на котором совершили в свое время рекордный перелет Валентина Гризодубова, Полина Осипенко и Марина Раскова. Около месяца у шло на то, чтобы войти в боевой строй: изучить различные варианты маршрутов, по которым ходил полк, район своего и запасных аэродромов, дальние зафронтовые объекты, на поражение которых изо дня в день вылетали экипажи, сдать зачеты по специальности. Наконец, Душанова определили в экипаж гвардии капитана Степана Кретова, прославленного летчика, впоследствии дважды Героя Советского Союза.