Богатыри Крылатой Гвардии — П. С. Белан – Страница 8

— Прошу обратить внимание на то, что фашисты работают по точному и неизменному графику. Вылеты совершают в одно и то же время, минута в минуту. Этот педантизм продиктован нахальством. Знают, что им принадлежит господство в воздухе и полагают, что опасаться нечего.

Надо им доказать, что их самоуверенность лишена основания. Педантизм — слабое место гитлеровцев. По нему и ударим...

И ударил поредевший полк, снова пересевший на И-16, по вражескому аэродрому—таганрогскому, на котором еще недавно сидел сам. Это было в предрассветные сумерки, когда, враг, верный своему расписанию, ждал «гостей». Зашли клином со стороны Азовского моря и стали штурмовать аэродром. Звено за звеном обстреливало стоящие в капонирах «мессершмитты». С вечера направленные горючим, они запылали ярким пламенем. Уцелевшие машины обстреливало очередное звено. На последнем заходе осмотрелись. Что ж, неплохо: сколько самолетов было на стоянках, столько и костров. Сегодня фашисты не смогут работать по привычному графику. В ближайшие дни — тоже...

И еще завел Телегин: в бою обстрелянные летчики опекают молодых, помогают им. Если же предстоит особенно Трудный день, то все знали, что полетят одни «старики».

 Конечно, молодые волновались, жаловались комиссару, что, мол, воевать приехали, а не на аэродроме отсиживаться. И комиссар обнимая ближайшего из «жалобщиков» и, обходясь без уставных формул, говорил: «Налетаетесь еще, птенчики мои. Оглянуться не успеете, как сами станете «стариками» и будете всячески опекать молодых... К сожалению, темп жизни на войне очень высок».

Много лет спустя генерал Луганский, отставной уже генерал, смотрел в одном из алма-атинских кинотеатров только, что вышедший на экраны фильм Леонида Быкова «В бой идут одни старики». Всегда спокойный, рассудительный, он то и дело вскакивал: «Про нас это. Маша, про наш полк!». Могу засвидетельствовать, что точно так же воспринимали этот фильм все воевавшие авиаторы, на каком бы фронте не приходилось им сражаться.

Силы полка, таяли, молодые, которых еще недавно называли «желторотиками», ходили теперь в «стариках»; ополовинили жестокие сражения полк. Теперь уже редко вылетали силами полка, «всей мощой», как говаривали летчики, а чаще — звеньями. Приходилось Луганскому прикрывать девятку бомбардировщиков вдвоем с Муровым. Истребителей прикрытия летчики бомбардировочной авиации называли «шапкой», И должна она быть надежной. Одна у истребителей задача: дать возможность «петляковым» отбомбиться и не допустить потерь. Отбивать атаки противника, ни в коем случае не позволить врагу отвлечь себя от Основной задачи. И приходится выполнять ее всего лишь вдвоем. Но Телегин знал, кого посылает: Сергею Луганскому не впервой. Он справится... Справился Сергей. И на этот раз, и много раз потом. Возвращался, бывало, на продырявленном во многих местах самолете. Наспех пообедав, авиамеханик Иван Лавриненко принимался за работу. До утра мог колдовать над машиной, но к утру она—«как новенькая». 

Не до обеда было Ивану Ивановичу и в тот день, когда из шести наших самолетов, уходивших на боевое задание, три не вернулись. В том числе и Сергея Луганского. Долго ждал командира. И дождался: вернулся он, но пешком, с парашютным ранцем на плече...

Это было в небе над Батайском. Вшестером вели истребители бой с восемнадцатью «мессершмиттами». Опасен был противник не только потому, что втрое превосходил по. численности. По всему было видно — опытные это летчики, мастера своего дела. Погиб в этом бою старый друг Сергея Луганского, соратник по боям с белофиннами Герой Советского Союза Владимир Пешков. Видимо, тяжело ранен был, иначе — выпрыгнул бы. Вот и машина Владимира Козлова загорелась. И когда Сергей Луганский открыл огонь по самолету вражеского аса, другой «мессер» ударил по его машине.

Много фашистских самолетов сбил за годы войны Луганский, далеко не каждая победа сохранилась в памяти. Его же сбивали не часто. Поэтому он много лет спустя смог описать этот злополучный бой. И треск обшивки, разрываем мой пущенной с «мессера» очередью, отчетливо запомнился; и дым, заполнивший кабину... Фашисты обстреляли спускавшегося под парашютом летчика, продырявленный купол снижался быстро, удар о землю оказался сильным, Но еще сильнее была обида: только трое из шести возвращались на свой аэродром. Направился туда и Сергей, смешавшись с потоком людей, уходивших от врага на восток...

И хорошо запомнил Сергей Данилович, что сказал он тогда своему механику:

— Знаешь, Иван Иванович, никогда еще так жарко не было, как сегодня...

И еще один бой запомнился Луганскому. Он повел машину на ведущего группы «хейнкелей». Лобовая атака. Лишь в последнее мгновение гитлеровец нырнул вниз. Дунганский успел срезать левой плоскостью стабилизатор «хейнкеля», и тот в беспорядочном падении врезался в землю... Бой восьмерка Луганского выиграла.

До темноты сделали еще три вылета. А в течение ночи технический состав латал израненные самолеты, готовил их к очередному дню войны.

Однажды на тот же аэродром прибыл свежий истребительный авиаполк на новеньких самолетах Лавочкина -Ла-5. Познакомился Сергей с одним летчиком, спросил, как на них воюется.

— Замечательная  машина,—ответил незнакомец.

И представился:

— Володя Микоян.

Он недавно окончил летное училище, но уже успел зарекомендовать себя отличным воздушным бойцом, одержать несколько нелегких побед. А в одном из последующих боев Владимир Анастасович погиб. Это случилось на глазах у Сергея Луганского. Мгновенно. Предотвратить трагедию было невозможно.

Позднее, в годы учебы в Военно-воздушной академии, довелось Сергею Даниловичу выполнить горький долг: рассказать своему сокурснику Алексею Микояну, а затем и самому Анастасу Ивановичу, как это произошло. Восхитило Сергея мужество этого известного всей стране крупнейшего партийного и государственного деятеля, отца двух сыновей-летчиков...

А теперь, стоя рядом с Володей, он не без зависти рассматривал новенький «лавочкин».

«Скорее бы пересесть на такой самолет. Или на Як-1»,— размышлял Луганский, не сомневавшийся в том, что новые машины будут. Они и появились. Правда, позднее.

В эти дни у него было два радостных события: первое от Маши с Лариской пришла, наконец, весточка, как и договаривались, они добрались до Алма-Аты; второе — начальник политотдела воздушной армии вручил Сергею Луганскому партийный билет.

Вскоре наступил знаменательный день. 19 ноября 1942 года войска Юго-Западного и Донского фронтов перешли в наступление, завершившееся полным окружением врага. Ставка Верховного Главнокомандования бросила сюда мощные наземные и воздушные силы. Теперь перед авиаполками стояла задача сбивать транспортные самолеты противника, пытавшиеся прорваться к армии Паулюса с грузом боеприпасов и продовольствия, отражать попытки армии Манштейна пробиться к окруженным войскам. Не прорвался Манштейн. Капитулировал Паулюс. Закончилось великое, переломного значения сражение.

270-й истребительный авиационный полк был отправлен в тыл на отдых и пополнение. Одновременно шло переучивание на новую материальную часть — на Як-1. Хорошие машины достались полку. Из запасного авиаполка пришло пополнение—молодые, неопытные летчики. Что ж, опыт придет в бою.

Приближались бои на Курской дуге.

Командованию было известно, что гитлеровцы собираются начать отсюда, с Курского выступа, новое мощное наступление. Враг еще верил, что летняя кампания может принести ему успех, прежние неудачи связывал с «русской зимой». Не учел он лишь одного—не такое теперь соотношение сил. Напряженно трудился советский народ, чтобы обеспечить свои Вооруженные Силы веем необходимым для победных боев. И добился своего.

Как известно, прежде чем немцы начали свою артподготовку, по ним открыли сокрушительный огонь наши орудия всех калибров. Опередили гитлеровцев и летчики. По данным разведки, крупные силы вражеской авиации базировались на аэродромах харьковского узла. На рассвете туда пошли дивизии штурмовиков и бомбардировщиков. Прошло то время, когда наша авиация выходила в бой четверками, а то и парами... На прикрытие штурмовиков отправился и авиаполк Федора Телегина.

Комэск капитан Луганский связался по радио со своим коллегой штурмовиком капитаном Драченко. «Это ты, Сережа?— узнал его по голосу давний друг.— Значит, можно быть спокойным —«шапка» надежная!»

Бот и аэродром Померки. Гитлеровцы только еще расчехляют самолеты. Бешеный заградительный огонь открывают вражеские зенитки. «Ильюшины» обходят их заранее продуманным маневром, делают заход за заходом. Сначала бросили бомбы, потом обстреляли уцелевшие самолеты из пушек. А истребители ходят над штурмовиками, набрав солидную высоту. Но работа отнюдь не закончена: встреча с вражескими истребителями неминуема.

Когда наши самолеты на обратном пути подходили к линии фронта, на штурмовиков набросились «мессершмитты». Но «яки» не дали их в обиду. Загорелся пойманный в прицел Сергеем Луганским «мессер». Но и сам он был атакован двумя истребителями противника. Ушел боевым разворотом и оказался в хвосте у одного из них. С первой же очереди загорелся фашистский стервятник. Запахло дымом и в кабине комэска. Машина почти не слушается рулей. Прыгать? Нет, решил Сергей, аэродром рядом. Можно дотянуть... Сел первым. Осмотрели с Иваном Лавриненко самолет. Здорово изранена машина! И парашют, на котором сидел летчик, изрешечен осколками, перебиты лямки. Хорошо, что не прыгнул— камнем пошел бы к земле...

В столовой разыскал Сергея незнакомый летчик из штурмового полка:

—Это у тебя бортовой номер 47?

— У меня.

— Спасибо тебе, друг. Прямо с моего хвоста «мессера» снял. Я уже мысленно прощался со всеми родными и близкими...

Познакомились. Это был Талгат Бегельдинов.

Они стали друзьями. Долго сражались рядом. Потом военная служба их разлучила. Наконец встретились в Алма-Ате. Навещали друг друга. Потом генерал Луганский тяжко заболел. Подняли его на ноги врачи, но остались последствия паралича: говорить Сергей Данилович не мог. Когда приходил к нему Талгат, его глаза загорались радостным блеском: здравствуй, друг мой боевой!

...По нескольку вылетов в день делали наши летчики, поддерживая наземные войска. Фашисты пустили здесь в ход мощные танки «тигры» и штурмовые орудия «фердинанды». Только прямое попадание 76-миллиметровой пушки пробивало их броню. Но лопались они как орехи, когда накрывали их бомбардировщики И. С. Полбина (имя погибшего смертью храбрых дважды Героя Советского Союза Полбина носит теперь Оренбургское военное училище), штурмовики В. Г. Рязанова (в дальнейшем генерал-лейтенант авиации, дважды Герой Советского Союза). Их надежно прикрывали истребители. И в течение всего светлого времени суток шли воздушные бои.

В небе над Курском начал свой боевой счет Иван Кожедуб, инструктор школы пилотов, которому удалось, наконец, вырваться на фронт. Здесь после ампутации ступней обеих ног заново начал свою фронтовую жизнь и Алексей Маресьев. И сбил в эти дни три вражеских самолета.

Боевой счет капитана Луганского дошел до восемнадцати сбитых самолетов. Командир полка подписал представление на присвоение ему звания Героя Советского Союза. Скрепленное подписями вышестоящих командиров, командующего воздушной армией и командующего фронтом, оно Поступило в Кремль. 2 сентября вышел Указ о присвоении С. Д. Луганскому звания Героя Советского Союза с вручением ему ордена Ленина и медали «Золотая Звезда».

Незадолго до вручения награды в его эскадрилье служилась неприятность. Молодой летчик по фамилии Мокрый, Худенький, на вид неповоротливый, умудрился столкнуться на земле с самолетом своего товарища. Что делать? Доложить начальству — неприятностей не оберешься. Отстранил комэск Ивана Мокрого от полетов, а механикам приказал быстренько и без шума ввести поврежденные машины в строй.

   Спустя день или два появилась над аэродромом четверка «мессершмиттов». Взлететь под огнем невозможно, и командир полка приказал всем укрыться в щели. Оставалось терпеливо ждать, пока отштурмуются гитлеровцы.

Вдруг один из «яков» пошел на взлет... Сейчас «мессеры» сожгут его: нет легче добычи, чем самолет на взлете,—ни маневра, ни скорости... Но каким-то чудом Як-1 сумел не только увернуться от атаки, но и... сбить один «мессершмитт». Сделал свое дело и ушел в облака. Фашисты — за ним... Стали выяснять, кто поднялся в воздух. Оказалось Иван Мокрый. «Накажи его своей властью»,— строго приказал Луганскому командир полка. И добавил: «Если живой вернется». Когда из облачности вывалился горящий самолет, никто не сомневался в том, что это Иван. Но нет, сгорел еще один «мессер»... Провел Иван Мокрый после этого еще несколько успешных боев и был удостоен первой награды — ордена Красного Знамени.

...Еще в октябре 1942-го, в разгар Сталинградского сражения, был отменен институт военных комиссаров. Иван Кузьмичев стал заместителем командира полка по политчасти. Командир к новому статусу Кузьмичева привыкал трудно. «Да, единоначальник я,— говорил он замполиту.— Но советовался с тобой и буду советоваться. Друг ты мне, летчик отменный и человек умный. Как же мне С тобой не советоваться?»

Вот и сегодня уединились командир с замполитом. О чем беседуют, нетрудно догадаться. На правом берегу Днепра закрепились форсировавшие его батальоны. Враг без конца штурмует их позиции. Ясно, что без помощи авиаторов дело для них может обернуться плохо. Вот-вот, видимо, начнется массовое форсирование Днепра, придется крепко поработать войскам — и на земле и в воздухе. Поэтому и прилетел сюда главный маршал авиации А. А. Новиков.

Первыми пошли штурмовики подполковника Чернецова, с которым Луганский вместе воевал в Финляндии. Надо же было так случиться, что спустя три с лишним года они встретились и узнали друг друга по искаженным радиопомехами голосам в небе Приднепровья... Конечно, враг понял, что наступление наших войск будет решительным, и немаловажная роль в нем отведена авиации. Вот и поднял он в воздух целую армаду.

Задача ясна, рассуждал Луганский, истребители должны образовать две группы, одна из них прикроет штурмовиков,другая отвлечет на себя «мессершмитты», свяжет их боем. Но обстановка на войне переменчива. Показалась новая воздушная армада врага. Это «юнкерсы» понесли бомбовый груз, чтобы сбросить его на правобережные советские плацдармы. И главный маршал авиации со своего наземного пункта наблюдения приказал всем — и штурмовикам и истребителям — вступить в бой с бомбардировщиками противника.

Превосходный самолет — Ил-2! Недаром прозвали его солдаты летающим танком; ловко расчищает он пехоте путь, уничтожая танки и артиллерийские батареи. Но еще знал Луганский, что Ил-2 — могучий воздушный боец. Его пушек и реактивных снарядов боятся «мессершмитты», и сзади к нему непросто подступиться — там стрелок с крупнокалиберным пулеметом. И маневренностью штурмовики мало чем уступают истребителям. Вон как крушат они над Днепром фашистские бомбардировщики: одни горят, другие сбрасывают бомбы беспорядочно и как можно быстрее покидают поле боя. А «мессеров» держат на почтительном расстоянии «Яковлевы»...

В это время в шлемофоне прозвучали слова новой команды. Оказывается, часть фашистских бомбардировщиков прорвалась все же к переправе. Нельзя допустить, чтобы они по ней отбомбились. Луганский повел эскадрилью в указанный ему квадрат.

К цели уже приближались двухмоторные бомбардировщики Хе-111, быстроходные, хорошо вооруженные и защищенные броней машины. Уязвим «хейнкель» только при атаке сверху, но для набора высоты просто нет времени — ведущий группы через несколько секунд начнет сбрасывать бомбовый груз на переправу, а следом — и остальные. Хватило этих секунд только на то, чтобы догнать «хейнкель» и... таранить его. Луганский, зайдя под хвост бомбардировщика, слегка взял ручку управления на себя, и винтом, словно циркулярной пилой, срезал хвостовое оперение «хейнкеля», а однополчане быстро отогнали всю группу.

Но винт самолета — не циркулярная пила. Погнувшиеся лопасти, вращаясь, вызвали такую тряску, что самолет вот-вот развалится. Пришлось до предела снизить обороты мотора и «тянуть» на свой аэродром. А Иван Иванович с товарищами-технарями сменят винт. Два часа работы.

Спустя много лет генерал-майор Луганский опишет во всех деталях этот бой в книге «Небо остается чистым». Опишет так, будто таран — самое простое и разлюбезное дело... Между тем, на таран наши летчики шли только в исключительных случаях. А за фашистскими летчиками и попыток тарана не наблюдалось. Слишком высок риск. На него пошел Луганский, зная, что другого способа отвести удар от переправы нет.

События на берегах Днепра стремительно развивались. В канун 26-й годовщины Октября Родина получила дорогой подарок: Киев свободен!

Командиру эскадрильи предоставили отпуск. Короткий, на двадцать дней, шестнадцать из которых заняла дорога. Мать и жена встретили Сергея на вокзале. И сразу же осадили земляки героя. Побыть бы подольше с Машей, с трехлетней дочуркой. Но где там! Только приехал, как прислали за ним машину и отвезли в набитый до отказа зал филармонии. И рассказал Луганский о том, что на фронте происходит, как воюют его товарищи... Не буря аплодисментов и приветствий растрогала летчика, а то, что тут же начался сбор средств на приобретение нового самолета для воина-земляка. В горкоме комсомола рассказали Сергею, что сотни детишек приходили сюда и отдавали свои подешевевшие за годы войны рубли, предназначенные на завтраки, «дяде Сереже на самолет». На заводе имени С. М. Кирова бригада имени Героя Советского Союза Луганского стала в честь дорогого гостя на ударную вахту, а заработанные деньги пошли в общий котел — на подарок горожан фронту. Так было и на многих других предприятиях, в учреждениях и вузах, где приходилось в эти дни бывать — по строгому расписанию — Сергею Луганскому.

Подошел день отъезда. И помолодевшая было в дни встречи мать вновь поникла, сказала, прощаясь:

— Так и не посидели по-человечески...

На авиационном заводе уже ждали Луганского. Стояли десятки новеньких, только что облетанных заводскими летчиками-испытателями машин.

— Выбирай любую,— сказал директор завода.

Летчик так и сделал. Опробовал в воздухе одну, другую

и остановился на третьей... Для непосвященного все машины одинаковы, но тут выбирал мастер!

На этом самолете с надписью на фюзеляже: «Герою Советского Союза Сергею Луганскому от комсомольцев и молодежи Алма-Аты» комэск вылетел на фронт.

Сорок четвертый год начался победно. Войска Ленинградского, Волховского и 2-го Прибалтийского фронтов разгромили фашистские войска, державшие город Ленина в длительной блокаде, и очистили от них огромную территорию северо-запада страны.

Тут же последовал удар Украинских фронтов— Корсунь-Шевченковская операция.

Теперь уже советская авиация господствовала в воздухе. Две воздушных армии были брошены на поддержку наступления наземных войск. Но погода держалась нелетная, непрерывные метели прижимали авиацию к земле. Стояли на приколе и вражеские самолеты. С одной стороны, все будто бы хорошо: стрелковым и танковым соединениям нечего бояться налетов с воздуха. Но есть и другая сторона: не боялись нападения и вражеские танковые дивизии, брошенные гитлеровским командованием на помощь своим войскам, попавшим в окружение под Корсунь-Шевченковским.

С восхищением вспоминал потом Сергей Луганский смелые действия штурмовиков. Вдоль едва расчищенной взлетной полосы реденькой цепочкой выстроились техники, механики, оружейники, чтобы обозначить для летчиков невидимое в тумане направление взлета, а по возвращении — посадки. На бреющем полете выходили «илы» на шедшие сомкнутым строем танковые колонны врага, подвергая их сокрушительным ударам. Работали методично, не торопясь. Ведь «мессершмитты» и «фокке-вульфы» отсиживались на своих аэродромах...

Обидно было истребителям, что очень редко приходилось им вылетать на помощь наступающим советским войскам. Но не об этом писал много лет спустя генерал Луганский. Он с гордостью рассказывал о подвигах штурмовиков, боевых товарищей своих.

Потом началась Ясско-Кишиневская операция. Эти весенние бои отличались особой ожесточенностью и упорством. Гитлеровское командование с полным на то основанием опасалось выхода советских войск на Балканы, где бушевала партизанская война, и оставление которых неминуемо стало бы для фашистов началом конца. В группе армий «Южная Украина» враг сосредоточил войска общей Численностью более 900 тысяч человек, 7600 стволов артиллерии, 400 танков и штурмовых орудий, 810 боевых самолетов.

Известно, чем все это кончилось,— полным разгромом гитлеровских армий, победой советских войск. Но для этого потребовалось потратить немало сил: как наземных войск и Военно-Морского Флота, так и авиации. Много работы выпало тогда и на долю Сергея Даниловича, но особенно запомнилась ему встреча с «мессершмиттом», носившим на фюзеляже цифру «7». С некоторых пор «семерка» стала крепко досаждать нашим летчикам. Видимо, ее пилотировал недюжинный ас. Он атаковал всегда неожиданно и точно. И безнаказанно уходил. Вот и Володю Бабкина, хорошего летчика, он сбил. Успел Бабкин заметить, что это была «семерка». Так утверждал он, уже находясь в прифронтовом госпитале.

 Долго искал Сергей встречи с «семеркой». И она состоялась. В групповом воздушном бою промелькнула перед ним эта памятная цифра. Не выпустить бы ее из виду... Но бой есть бой. За товарищами следить надо, помочь им в случае необходимости. Вон Федор Телегин сбил «мессершмитт», а Дунаев — второго... Где же «семерка»? Снаряд прошил правую плоскость самолета Луганского. Оглянулся — ее работа! Бросился в погоню. Гитлеровский ас попытался уйти стремительной «горкой», но очередь Луганского настигла его. Горит «семерка»!

В тот же вечер поспешил он в госпиталь обрадовать Володю.

...Погиб в бою командир полка. Это казалось невероятным— первокласснейший был летчик. Сегодня, когда прикрывали бомбардировщиков, он, как всегда, первым погнался за ушедшим в облака «фоккером». Тот спустя мгновение вывалился из облаков горящим факелом. Потом .появился еще един факел — не стало командира...

 В этот же день было приказано принять полк капитану Луганскому.

На следующее утро, получив от командира дивизии приказ на ответственную разведку, вылетел сам, взяв ведомым Дунаева. Задание выполнили успешно. На обратном пути встретились «мессершмитты». Данные разведки надо доставить командованию — это теперь главное, И летчики мастерским маневром обманули противника и ушли в свое расположение на бреющем.

У самого аэродрома, когда Луганский уже заходил на посадку, их подстерегли фашистские истребители. Оберегая своего ведущего, Дунаев сбил с первой же очереди одного «мессера», но попал под огонь второго. Спасся на парашюте и с земли наблюдал за дальнейшими событиями.