Белая кость прошлого. Наши современники — Аль — Халел Карпык – Страница 10

Тогда против Кенесары были брошены усиленные карательные отряды. Зная заранее о их приближении от своих лазутчиков и агентов во вражеском стане, «степной разбойник» каждый раз ускользал от приближающегося противника, а улучив удобный момент, нападал сам и причинял ему заметный ущерб. Колониальная администрация, поняв, что имеет дело с очень хитрым и сильным противником, растерялась. Перспектива затяжной войны, требующей значительных сил и средств, не устраивала ее. Как быть? Мнения правительственных кругов разделились: одни выступали за усиление военного давления на Кенесары до полного подавления его восстания, другие — за перевод отношений в дипломатическое русло. На время возобладало второе мнение. Царские власти направили к Кенесары посольство, которое, пытаясь разрешить ситуацию путем переговоров, в то же время предлагало ему условия, коих он заведомо не мог принять: казахскому хану отводилось ими весьма ограниченное жизненное пространство. В ответ он потребовал вернуть степнякам насильно захваченные у них земли и, убрав с них все русские военные укрепления, положить конец грабежам, насилиям и бесчинствам. Переговоры зашли в тупик. Правительственные послы вернулись ни с чем.

Вооруженная борьба российского царизма с всеказахским ханом вступила во второй, решающий этап. Колониальная администрация не только не убрала военные укрепления из Степи, но распорядилась построить новые. И они, одно за другим, хищно ощетиниваясь жерлами орудий, появлялись там, где совсем недавно пролегали казахские кочевья и мирно пасся скот. Зажатый в «клещи» Кенесары-хан оставил родную и любимую Сарыарку и отступил на земли Старшего жуза. Царские войска продолжали по пятам преследовать его. Медленно отступая, Кенесары со своим войском перешел на правый берег реки Или, затем — в предгорья Алатау, приблизившись вплотную к владениям алатауских киргизов. И тут мятежный султан изменил своей стратегии. Если доселе всенародный протест против военного захвата Степи, засилья в ней русской колониальной администрации и кокандских беков придавал восстанию под руководством Кенесары характер освободительной борьбы, то здесь, на земле киргизов, он потребовал от них подчинения собственной власти, сам став захватчиком и колонизатором. Эта ошибка была роковой для его людей. Киргизы, проведя курултай ряда своих племен, приняли однозначное решение: отвергнуть несправедливые притязания казахского хана. Весною 1847 года вблизи озера Иссык-Куль и реки Чу произошли кровопролитные сражения казахских и киргизских войск. Силы были явно неравны. Объединенным отрядам киргизов удалось окружить немногочисленное, потрепанное в предыдущих боях войско Кенесары и разбить его. Кенесары, его брат Наурызбай, другие сподвижники — султаны, батыры, сотни казахских воинов погибли. Трагическим противоречием в действиях Кенесары, повернувшего оружие против братьев и вчерашних союзников, немедленно воспользовалась Российская империй, беспрепятственно продвинувшись вглубь Казахстана и на северные окраины киргизских земель. Обескровленные войной с сильным Кенесары и собственными междоусобицами, разгоревшимися сразу после нанесения ему поражения, киргизские манапы, как и казахские султаны, не в силах были уже остановить регулярные российские войска, захватывавшие их территории.

Импульсивность и горячность сослужили Кенесары не лучшую службу. Там, где его дед Абылай-хан действовал бы умом и хитростью, Кенесары-хан нередко поддавался непосредственному чувству, которое часто так далеко от мудрости. Возможно, дела его складывались бы лучше, если б он попытался прийти к какому-то компромиссу с недопонимавшими его казахскими султанами и биями, теми же киргизскими манапами ради достижения общей большой цели. А возможно, Кенесары-хан был изначально обречен, пытаясь остановить колесо истории, все больше поворачивавшее Казахстан в сторону России, пусть на первых порах и на началах колониальной зависимости от нее.

И все же, народно-освободительное движение 1837—1847 годов под руководством хана Кенесары явилось для народов Казахстана и Центральной Азии одним из крупнейших событий девятнадцатого века, а сам Кенесары остался в их памяти как одаренный правитель, тонкий дипломат, бесстрашный полководец.

СУЛТАН СРЕДНЕГО ЖУЗА БАТЫР НАУРЫЗБАЙ

Вот как обрисовывает этого незаурядного воителя в своем романе «Хан Кене» Ильяс Есенберлин: «...К ним быстро шел молодой стройный джигит. Кенесары узнал в нем своего младшего брата Наурызбая — от матери-калмычки. И хоть были они от одного отца, с трудом признавали в них родных братьев. Высокого роста был Наурызбай, плечи — косая сажень, белое продолговатое лицо всегда залитое здоровым румянцем. Нос, рот, глаза, брови и ресницы — все у него крупнее, чем обычно у казахов. Особенно глаза были другие: какие-то странные, чуть роскосые, они смотрели на мир с подкупающим доверием. С висков его ниспадали длинные косы с вплетенными зернами разноцветного жемчуга. К пробивающимся усам особенно шла соболья шапка с красным бархатным верхом. Соболями была оторочена и щегольская горностаевая шуба, у пояса висел красивый серебряный кинжал в узорчатых ножнах.

Он и в бой ходил в этой одежде, только подкатывая при этом правый рукав дорогой шелковой рубахи. Издали узнавали его враги, коща, опустив залитое изнутри свинцом копье, с кличем «Аблай!» мчался он на своем серо-золотистом коне Акаузе. Говорили, что правая рука у него обладает силой четырех джигитов. А уж копье в этой руке не знало промаха, и до сих пор не находилось храбреца, который бы выжидал приближающегося юного батыра... А в обычные дни не было в степи человека добрее и услужливее Наурызбая. Шутником и весельчаком слыл он среди соседей, и дети всего аула любили его...

Сейчас тяжелые брови его были сдвинуты, а глаза выдавали душевное смятение...

Он давно уже был не в себе, юный батыр. Тоска по родине, которую пришлось покинуть, одолевала его. Как только закрывал он глаза, виделся ему прекрасный зеленый ковер Са-рыарки, голубовато-сизые вершины далеких гор, величественные громады скал. Часто снились ему прозрачные горные озера, в которых отражаются вершины вековых сосен, мятежные полноводные реки, неистово бьющиеся в каменистые берега. В такие минуты ему казалось, что он слышит чей-то знакомый и печальный голос, призывающий его, молящий о помощи. И снова погружались его мысли в бушующие волны далекого Борового озера, уносились оперенной стрелой к вершине Окжетпеса. Одиноко плыл в бескрайнем синем небе родины беркут-великан, и разрывалось на части сердце Наурызбая.

Если бы мог он полететь туда, ще прошли детство и юность, где познал он материнскую ласку и первую любовь, то ни минуты не сидел бы он в этих опостылевших местах. Но нельзя сейчас возвращаться в Кокчетау, где процветает Конур-Кульджа и другие прихлебатели белого царя. На молодого орла, прикованного к своей подставке, похож он, батыр Наурызбай. Из сурового шелка свита его веревка, и тщетно клекотать, пытаться освободить связанные ноги...

Не понимал Наурызбай, чего они ищут на пустынных берегах Сырдарьи. Чего они хотят — спасти свои собственные шкуры? Не лучше ли сражаться там, на родной земле, которая придает силы своим сыновьям! Как могут они освободить Са-рыарку, находясь от нее за сто конных переходов? Или, может быть, здешний тамариск, ковыль и типчак лучше кокчетаус-кой таволги и караганника?

Он не понимал политики своего отца Касыма-торе и старших братьев — Есенгельды и Саржана, сколько ни объясняли ему необходимость выжидания. Одно джайляу в Сарыарке было дороже для него всего Кокандского ханства со всей поддержкой, которую оно могло бы оказать их делу...

С утроенной силой стала грызть его тоска со вчерашнего дня, когда приехал вольный батыр Кудайменде. А сюда Наурызбай пришел, чтобы поговорить наедине со своим братом. Его острые глаза разглядели Кенесары в безбрежной степи...

— Почему ты так плохо выглядишь, мой маленький торе? — спросила у него, улыбаясь Кунимжан. — Не заболел ли ты?..

Наурызбай, не в силах скрыть своего состояния, сокрушенно повесил голову:

— Это правда, невестка... Душа у меня болит, сердце ноет, что-то давит в груди...

Кенесары, хорошо знавший эту болезнь, промолчал. Кунимжан попыталась подбодрить молодого батыра:

— Не всегда будут черные тучи, когда-нибудь взойдет и солнце. И недуг твой пройдет...

— Когда же это будет?

— В степи все зависит от коня.

— Не вижу отсюда, куда можно было бы помчаться не оглядываясь. На загнанного в овраг волка похожи мы здесь. И как бы ни гордились волчьей отвагой, прячемся в яме!

Кенесары внимательно посмотрел на младшего брата.

— А ты знаешь, что страшнее всего волк, когда вылезет из логова? Напрягись, покрепче прижмись к земле и готовься к прыжку, мой Науанжан!..

— Нет, Кене-ага... — Наурызбай тяжело вздохнул. — Волк делает прыжок из логова только перед смертью!

— Бывает, что он уносит на тот свет и своего врага...

Молодой батыр упрямо мотнул головой.

— Люблю сам подстерегать врага. А где это удобней делать, как не на Сарыарке? Там все есть: овраги для засады и степь, где даже ветер не догонит меня...

То же самое чувство испытывал Кенесары, однако для батыра послушание старшим — первая заповедь. И он со свойственной ему сдержанностью напомнил это:

— Орленок, рано вылетевший из гнезда, быстрее стареет. Не торопись выбирать себе путь, пока живы твои старшие братья...

Наурызбай потупился. Больше всех на свете любил он своих братьев. И самым дорогим для него было мнение Кенесары.

— Я слушаю тебя, Кене-ага!.. — тихо сказал он».

О братьях султанах-батырах Кенесары и Наурызбае еще при их жизни слагались легенды, песни, поэмы, воспевающие их как несгибаемых борцов за независимость Казахского ханства. Наурызбай был ближайшим сподвижником Кенесары, жившим рядом, сражавшимся бок о бок и погибшим вместе с ним в неравном бою с отрядами киргизских манапов. К этому последнему бою мы поневоле придем вместе с Кенесары и Нау-рызбаем, а пока что можно вернуться к первому крупному бою — штурму Акмолинской крепости. Наурызбай мчался со своими джигитами к высоким ее стенам с такой отвагой, что, казалось, он много раз ходил на приступ... И эта отчаянная храбрость сопровождала Наурызбая во всех сражениях. Порою она затмевала веления разума, и тогда лишь чудо спасало героя. Так случилось в бою, когда он во главе пятисот джигитов пытался разбить пятитысячный, хорошо вооруженный отряд полковника Бизанова. Стремительной лавиной неслась конница Наурызбая на его лагерь и была встречена сильным ружейным огнем. Многих казахских воинов сорвали пули с неудержимо мчащихся боевых коней, был ранен и едва выведен из-под шквального огня сам Наурызбай. Спасибо беглому русскому солдату Николаю Губину, дважды спасшему его от смерти.

Что интересно, начинал Наурызбай свою военную карьеру на скакуне Акаузе (Белоротый), а закончил — на не менее знаменитом Кызылаузе (Красноротый). Этот быстрый, как ветер, аргамак был подарен Кенесары-хану, а тот подарил его брату. Вот что пели певцы об одном из боев с участием Наурызбая на Кызылаузе:

В этот день испытывается гордость

джигита и коня...

Умершему человеку нет возврата

в этот мир!

Был между кара-киргизами славный батыр Бедер, внук Каная.

Он выехал, вызывая на единоборство

Наурызбая,

Наурызбай вышел на бой с ним

на статном коне Кызыл-Ауыз.

На этот раз один Бог помог Наурызбаю...

Коща они сошлись лицом к лицу,

когда сломали копья,

Батыр Бедер полетел со своего коня, как падает тюбетейка с головы.

Скакун Белоротый был как светлая заря жизни султана Наурызбая, а Кызылауз — как кровавый величественный ее закат. На Кызылаузе не ведающий страха Наурызбай-батыр с боевым кличем «Абылай!» скакал рядом с Кенесары-ханом на плотные ряды окружавших их киргизов. Силы были слишком, слишком неравны...

Кенесары, когда его любимому сыну Сыздыку было пять лет, спросил у него: «Хочешь ли стать батыром?» И мальчуган выпалил: «Да! Еще большим, чем мой дядя Наурызбай!»

Наурызбай был образцом для начинающих батыров.

СУЛТАН СРЕДНЕГО ЖУЗА КАЗАХОВ СЫЗДЫК

У хана Кенесары было восемь сыновей. А отличал он предпоследнего — Сыздыка. Любил и видел в нем своего преемника. Не тепло и нежность, а суровое воспитание означало сие отношение для избранника. Рассказывают о таком жестоком испытании. В землю был закопан кинжал острием вверх. Отец предложил пятилетнему сыну... с разбега броситься на него грудью. Пока мальчик отходил, кинжал был незаметно извлечен, а на его месте оставлен бугорок земли, указывающий на то, будто острие под ним. Сыздык не задумываясь, разбежался и бросился грудью на бугорок...

 Кто должен был вырасти из Сыздыка при таком воспитании, как не тот, кого хотел видеть в нем отец — воин, полководец и политик? Султан Сыздык не обманул ожиданий Кенесары-хана. Его выгодно отличали большой ум и опытность в политике, недюжинный полководческий дар. Об этом свидетельствует следующий эпизод. На одном из военных советов решался вопрос — кого послать предводителем войск. Хан Якупбек взялся лично вести их. На что Сыздык резонно возразил: нужно послать впереди войск полководца — он более опытен в ратных делах, но если даже и будет убит — положение можно исправить; если же будет убит государь — бедствие поразит всю страну.

Якупбек, недовольный тем, что ему перечат, резко возразил советнику. Однако дальнейшее развитие событий показало правоту Сыздыка. И это не единственный случай, когда казахский султан проявлял прозорливость и способность выбора наиболее точного решения из всей суммы возможных.

Хитросплетения судьбы этого представителя степной аристократии удивительны и достойны целого приключенческого романа. Лишь в силу необходимости они умещены в рамки небольшего очерка. Султан Сыздык прославился прежде всего как лихой предводитель наездников, сражавшихся с русскими войсками при завоевании ими среднеазиатских государств. Далее — как искусный сановник при дворах правителей Бухары, Хивы, Кашгара. А далее — как... скромный скотовод и земледелец в казахской глуши, на досуге предававшийся молитве и чтению. Каким же образом этот грозный степной «разбойник», настырный партизан, державший в постоянных тревоге и напряжении передовые линии русских войск, вихрем налетавший на них со своими «шайками» после стремительных переходов через выжженные пески Каракумов, постоянно скитавшийся вдали от родины, очутился вдруг в родовом гнезде, бывшей ханской ставке своего прадеда Абылайхана, в кругу семьи, среди идиллических занятий? Не сказочное ли это превращение? И, право, как оно совершилось?..

Султану Сыздыку было десять лет, когда погиб его отец, Кенесары-хан. По достижении совершеннолетия Сыздык поступил на военную службу к кокандскому хану и с самого начала вел ее успешно. Он командовал отрядом из 500 воинов. Первый военный поход, в котором участвовал Сыздык, был поход кокандского Канагат-шаха против русского генерала Колпаковского. В этом походе султан Сыздык и его люди захватили в плен пятерых русских и поднесли их в подарок Ка-нагату. В это же время разошлись дороги Сыздыка и его братьев Ахмета и Тайчика, перешедших на сторону русских. Султаны Ахмет и Тайчик, оказав им большие услуги, удостоились наград. Первый из них долго и преданно служил России, второй — погиб в бою на российской стороне против кокандских войск. А султан Сыздык в 1864 году был назначен кокандским ханом начальником Сузака. Ему поручено было наблюдать за русской границей. Все свои военные операции Сыздык проводил удачно. Так, благодаря ему не был взорван русскими Туркестан. Сыздык со своим отрядом проводил против них молниеносные рейды, сковывал действия русских линейных отрядов, осаждавших этот город.

Известен такой случай, характеризующий Сыздыка как отважного военачальника. Он вел своих джигитов в очередную атаку на противника. Русские вели мощную ружейную стрельбу. Не выдержав шквального огня, люди Сыздыка залегли. Сам же он продолжал стоять со знаменем напротив вражеских солдат. Те остервенело стреляли в него. Сыздык, словно заговоренный, стоял без единой царапины, держа в руках изрешеченное пулями знамя. Так простоял он целый час, представляя собою живую и неуязвимую мишень.

В сражениях с русскими Сыздык использовал и своеобразную тактику, применявшуюся ранее его отцом, Кенесары-ха-ном. Отряд атаковал занявшего линию обороны противника, защищаясь от пуль толстыми связками травы и камыша. Эти огромные связки подкатывались к неприятелю наивозможно близко, нападающие — по сто за каждой связкой — выскакивали в какой-то момент из-за них и бросались врукопашную.

В 1865 году, когда русский генерал Черняев осадил Ташкент, Сыздык защищал его ворота, не давая вpaгy ворваться. За успешные действия при обороне Ташкента Сыздык был возведен в звание главнокомандующего, ему поручили Кокандское ханство и казну. Приняв этот высокий пост, султан Сыздык умело переместил всех должностных лиц, поставив каждого на свое место сообразно его способностям и наклонностям. Также он привел кокандское войско в готовность к бою. Черняев, долго и безуспешно штурмовавший Ташкент, по достоинству оценил способности противника, отозвавшись о Сыздыке как о храбром военачальнике. Лишь предательство кокандцев, замысливших убить его, заставило Сыздыка покинуть Ташкент. После этого Черняев, легко преодолев сопротивление нового начальника Ташкента, взял город.

Затем Сыздык участвовал в войне бухарцев с русскими. И здесь судьба свела его на поле брани с генералом Черняевым. И вновь генерал вынужден был «довольствоваться» неудачей. После стычек казачьих сотен Черняева с джигитами Сыздыка первые вынуждены были отойти.

Третья схватка с черняевцами... В ходе ее Сыздык убил офицера, джигиты — пятерых солдат. Отбив у неприятеля лошадей и награбленное у местного населения имущество, люди Сыздыка вернулись на свою стоянку.

Отличился султан Сыздык и в бою под Казалинском. Здесь он вновь умело применил тактику безопасного подхода к казакам, укрывшимся за насыпями, подкатывая огромные связки кустарника. Правда, безопасность тут была относительной. Обе стороны понесли потери в живой силе.

После этой операции, Сыздык вернулся во владения Бухары. Местный эмир, обрадованный его приходом, направил султана против русских к Гиш-купрюку. При приближении к этому населенному пункту, джигиты Сыздыка столкнулись с казачьей сотней. Произошла ожесточенная схватка. Русские отступили.

За успехи в сражениях бухарский эмир произвел султана Сыздыка в начальники над киргизами и другими кочевыми обитателями песков и степей. Но со временем, видя растущее влияние Сыздыка-торе и побоявшись, что он пожелает забрать в свои руки всю полноту власти, эмир решил уничтожить потенциального конкурента. Он собрал большое войско и двинулся на Сыздыка. Тот был готов и ждал. Два отряда сошлись на поле боя. Конница казахского султана стремительно бросилась в атаку. Не выдержав натиска конница эмира пустилась в бегство.

После этого султан Сыздык отправился к ургенчскому хану. Тот тепло встретил казахского торе и назначил его начальником над киргизами и каракалпаками Хивинского ханства, кочевавшими по правую сторону реки Амударьи.

Когда русские войска под началом генерала Кауфмана завоевали Хиву, Сыздык перешел к туркменам. Встреча состоялась в глухом уголке пустыни. В ответ на просьбы Сыздык рассказал о своей страннической жизни, исторгнув сострадательные слезы из глаз этих разбойников, проливавших целые потоки крови и, казалась бы, навсегда утративших чувствительность.

Еще во многих сражениях доблестно главенствовал над отрядами конницы султан Сыздык. Была у него схватка и с большим китайским отрядом. Она оказалась переломной в судьбе Сыздыка. Получив ранение в руку, он надумал... идти служить к русским, то есть закончил свою военную карьеру тем, с чего начинали его братья Ахмет и Тайчик. Когда Сыздык явился с повинной к русским властям, ему было объявлено, что великий государь прощает ему его вину. Так казахский султан вновь оказался в родных местах — под Шымкентом. И этот ход — переход к русским после полученного ранения — был столь же удачным, как и многие другие ходы этого торе. Здесь доктор вылечил раненую руку Сыздыка, что в боевых условиях оказалось бы затруднительным. Здесь Сыздык получил, наконец, возможность зажить мирной жизнью среди своих родных и близких. И здесь Сыздык обрел свое семейство, вытребованное русскими властями из бухарского плена: вновь соединился с женою и детьми.

Бесстрашный и удачливый в сражениях, султан Сыздык был бескорыстен в делах правления. Отчаянный наездник Сыздык превратился в спокойного, задумчивого человека. Казалось, существовал не один, а несколько Сыздыков, разительно отличавшихся один от другого...